34 Views
«Стоит ребёнку научиться ходить и читать по складам — и он уже отдан на произвол любой скверно вымощенной улице, товару любого торговца, который чёрт знает почему метнулся на книги». (Элиас Канетти)
«Наглядная агитация — вид средств агитации, состоящий из печатной, реже — рисованной продукции». (Юридический словарь)
В далёком «социалистическом вчера» толковые книжки приходилось добывать у барыг, подписки на многотомники и вожделенную «Иностранку» — через допущенных к лимитам чинуш, стародавние издания — у алчных букинистов. Однако слуга ваш покорный не брезговал и «щедротами» Книготорга, ибо скооперировавшиеся с перекупщиками жулики-товароведы избытком интеллекта обычно не отличались и, изымая из легального оборота ходовой товар, порой пропускали на прилавки вполне годное чтиво.
Году этак в семидесятом (прошлого века, естественно), разгребая пласты разложенной на прилавке политеховской книжной лавки «макулатуры», наткнулся я на книжку в мягкой обложке: Алехо Карпентьер — имя мне незнакомое, что удивило, ибо читателем я себя мнил уже тёртым — «Потерянные следы». Роман. Издательство «Прогресс». Заглянул в предисловие: «…прогрессивный кубинский писатель, атташе по культуре посольства Кубы в Париже». С творчеством Хосе Марти я знаком ещё не был, «Сон кубинских негров» Гарсиа Лорки, как и творчество самого «кубинского негра» Николаса Гильена, хоть и сталинского лауреата, позитивных эмоций не вызывали; Куба ассоциировалась с весьма романтической, но отнюдь не поэтичной фигурой сурового команданте, так что вожделения обладать вышеназванным романом я не ощутил, но — смутила обложка, вернее, оформление оной: стилизованное под гравюру чёрно-белое изображение пышной флоры, сквозь листву которой проглядывали обнажённые округлости не менее пышнотелой фемины… Визуал победил, и, набрав в тощем студенческом кармане что-то около двух рублей мелочью, направился я к кассе.
Шедевр великолепного Алехо Карпентьера-и-Вальмонт я «проглотил» за ночь, при этом после первых же страниц визуал уступил позицию дискрету. Проза кубинца действовала на молодые извилины как выдержанное вино: обволакивала сознание, рассеивала мысли, одновременно возбуждала — Карпентьер оказался гиперэротичен каждой фразой, каждой строкой, каждым абзацем. Что добавить? К утру середыш мой был раздавлен, уничтожен; отдышавшись, мне пришлось сызнова начинать его построение, и только отошёл я от потрясения, почтальон принёс свежий номер «Иностранки», в оглавлении среди прочего значилось: Габриэль Гарсиа Маркес, «Сто лет одиночества»…
Не скажу, что магический реализм являлся для меня тогдашнего новым блюдом: пятитомник Гоголя был зачитан до дыр, да и с кудесником Гофманом состоял я в близком знакомстве. Уже ходили по рукам «продвинутой» молодёжи альбомы репродукций Дали, уже издавали — хоть и с опаской — отдельные рассказы Кафки, но кружевные, барочные и одновременно жёсткие, как выстрелы, словеса латиноамериканцев смущали неокрепшую мою душу сильнее самой изысканной наркоты. Началось медленное погружение в бездонный омут: романтик-некрофил Хуан Рульфо; волюнтарист Фуэнтес; до боли пронзительный Отеро Сильва; сулящий неожиданные откровения, утончённо-развратный Варгас Льоса; буднично-мистичный Биой Касарес; изящно заумствующий, беспощадный Кортасар; ожививший тени пращуров Астуриас; воинствующий бунтарь Сабато и ещё многоликая когорта полнокровных, жаждущих титанических страстей и напитывавших пьянящим словом, поспешавших жить и создавать новый, дерзкий уклад этой жизни творцов и колоссальный массив их поэзии — от недопонятого пока ещё, опередившего бег времени Рубена Дарио и до преисполненного горечью всезнания Пабло Неруды, — и, наконец, разгадавший все тайны мирозданья и оттого бесконечно печальный Борхес… Омут этот алчен, он не отдаёт утопленников, ибо он же для них и пожизненный лицей строжайших правил обучения и последующего служения ему же…
В завершение сего путаного текста — ремарка, позаимствованная у последнего мечтателя современности: «Единственное, что надо делать писателям, которые считают себя членами „мафии“ магического реализма, — это просто верить в реальность, не пытаясь её объяснить. Пусть её объясняют критики, учёные, социологи и кто там ещё…» — Габриэль Хосе де ла Конкордиа Гарсиа Маркес (Габо).
Баадур Чхатарашвили
Родился в 1952 году в Тбилиси, где и проживает поныне. Строитель, лекарь-травник, иногда — прозаик. Дослужился до «красного директора», в каковом звании и пребывал вплоть до деструкции Самой Лучшей Страны на планете. Первые литературные штудии - в пятидесятипятилетнем возрасте. Публиковал прозу в журналах «На любителя» — Атланта, США; «Зарубежные записки» — Дортмунд, Германия; «День и ночь», «Южная звезда», «Дагестан», «Кольцо А» — Россия, и т.д.