716 Views
По грибы
Оле Л.
Рай микофилов, летние радости!
…Закамуфлирован под листвой, но мы догадываемся,
Где притаился тот гриб-сангвиник,
Крепкотелый отшельник
В решете травинок,
Где нас нагонит катарсис поиска.
В лес вступаем, кланяясь поясно,
Перекликаясь наперебой,
И вот он, первый! – сырой, нагой,
В кузов влезает вперёд ногой.
Он окопался у самой тропинки
В ложбинке, – ах, трюки дешевые!
Я вызволяю тебя из грязи,
Я вызываю тебя из глины.
Глупый Голем,
съедим тебя голым,
сразу,
Не разжевывая.
Главное – вовремя броситься,
Опережая медлительного соперника,
Вглядевшись из-под руки.
Мягкими взрывами трутовики
изображают грибную Гернику.
С июля по заморозки двадцать первого
Мы собирали до бешенства белые,
Рыжики, розовые волнушки,
Сыроежкам-нимфеткам ломали ножки,
Поддавались с радостью начинающих маньяков
На опят соблазнялки и завлекушки
Вдоль скользких оврагов, в траве у дорожки,
У омута в папоротниках, на стволах и в оврагах,
Мы шли, пробирались, двигались перебежками,
Застывали бесстыдно раком.
Теряли дорогу, в памороке оскользались
В болото, вдоль края чёрной дыры,
О которой, конечно же, вовсе не знали…
Спасибо лесу за эти дары,
За утра без угрызений или печали…
Потом раскладывали улов на клеенке липкой,
На зависть соседям, родне.
По всей земле урожай великий,
а в том году было их вдвойне.
Дело к войне, Лена Марковна говорила,
Быть войне.
Чистить, вымачивать,
Грузди под гнёт,
Маслята в рассол кидать.
Артиллеристы-моховики, в суп пехота грибная идёт,
Где-то вскипает беда,
То есть вода. Зимой раскрутили банку,
Замаринованную бабой Леною.
Ели под водку, под сводки с войны
Бесконечность, грибную вселенную.
Поющие в Азовстали
I.
Я не желала б попасть туда,
где дню стыдно зваться днём,
где пиршеством стала простая вода.
Это я говорю о нём,
осажденном краю моём,
где течет как руда беда.
На муку избранные горожане
учат страданье с азов.
Колодец Мириам сопровождает
из Египта, через Азов.
Намазывай воду на скудость галет.
Ешь воду, режь воду тупым ножом.
Все, что спрятано в воду,
на вечность обречено.
Но воды в подземелье нет.
Слышишь запрос на воду? Убита
Мириам, водоноша,
азовская маркитантка.
Только не дно колодца.
Только не всухомятку.
Захватчик приходит, стращает, врёт.
Сколько глотков на детские глотки?
Лето в зените, солнце пуляет влёт.
Помнишь одесский водопровод,
летние роды воды, муки вод,
не вырывающихся из крана?
В проточном солнце купают детей седых.
Вода здесь нужнее, чем манна.
Отольется стервятнику мышкино горе,
говорили встарь.
Слава непокорившимся,
Не напивавшимся вдо-
сталь.
Так закаляется сталь
Азовстали,
Отливаются в бронзе герои.
Обезвоженность.
Город у моря.
II.
Если писать, то простое. Например,
Тысячу раз написать “любовь”.
Что ж, пишу “любовь” на спине ручейка,
Впадающего в Гудзон,
Питающего океан.
Океаны взаимосвязаны, в отличие от людей.
Я посылаю слово как бутылку древнего моряка.
Оно доплывет. Пусть оно доплывет.
Только бы им дали воды…
III.
Кто-то выложил видео:
поют в темноте Азовстали.
Видимо,
те, кто духами стали,
не решаются бросить последних живых.
Для новых евангелий чудо –
голоса
и дых-
ание, и
проникает повсюду
свет живою водой.
Пей, Азовсталь,
пой.
шизофрения
Где эта женщина, что опасалась мостов?
Заходите.
Кабинет готов.
Астеничные бледные пальцы,
а глаза неожиданно цепкие:
“Я ведь готовилась с четырнадцатого
или пятнадцатого,
закупала магниты, кастрюли Цептора.
Я заземлялась с самого детства,
действовала по правилам.”
— Вы готовились к беженству?
— К исходу, — она поправила.
— Отец — инвалид гэбэ,
Мать — инвалид замужества.
Родом из очистков и отрубей,
я — плод страны, сгусток мужества.
Видишь, сидят на трубе,
Из телефона вылущиваются?
Красной рудой их и синей рудой,
семью защищаю, чтоб не множился сбой.
— Какой-такой сбой?
— Магнитный сбой закрываю собой.
Я с самого детства постигла науку.
Взять хотя б отца —
гангрена отъела руку,
врачи отрезали по малости.
Мать боялась мостов, телефонной книги
и гнева родимой Власьевны,
впрочем, страшилась и милости.
Материн жив браслетик, красная там руда.
Носи не снимая, она говорила,
а не то будет тебе Синяя Борода.
Мать всегда наставляла, за обедом не пой.
Не то выпадет муж-солдат,
тонкий каленый взгляд,
отсылающий тысячи синебородых в бой
(гражданка, проверьте, кто там у вас за трубой).
Говорите, шизофрения, лекарства, парам-парам?
Но у внучки, у ног ее копошащейся,
через запястье шрам
да протез вместо кисти.
Пациентка лучится морщинами:
“Из Краматорска бежали вместе…
Я ее как могла спасала
в электромагнитных полях.
Я и Вас спасу,
запоминайте, милочка:
вокзал, Интернет, телеграф…”
Кажется, я начинаю ее понимать.
От войны и дырявой сумы
Не спасут ни бабка, ни мать.
История — это карга с клюкой,
опыт — болтун бесполезный.
Получите секретный код,
живите наоборот,
ждите сигнала из бездны.
Где та женщина, прошедшая грязь и казни,
доставленная вопреки обстрелу? Когда
в кабинет постучится следующая,
с хронической светобоязнью,
шиза подвела глаза?
Оккупация поля подсолнухов под Херсоном
От скороходных скифов до нервных турков,
от скотоводов степенных до земледельцев степных –
всем кивал подсолнух, дурень гостеприимный,
раззявившись на прохожих, радовался на них.
Улыбался подсолнух, семечки наизнанку,
улыбался каждому, кто ни пройдёт.
Прилипал к подошвам, путешествуя по старинке,
глаз распахивал жёлтый,
скалил весёлый рот.
Не вникая в причины, не зная кручины,
“здрасьте” кивал захватчикам, “здрасьте” кидал друзьям.
Вот он, звезда обочины, смеющийся дурачина,
вот стоит и не парится, что здесь не стоять, что нельзя,
с выбитыми зубами,
под вырванным с корнем оконцем
стоит заключительным кадром, парубком молодцеватым,
и продолжает смеяться сломанным своим солнцем,
тыкаться в спины, в руки, занятые автоматом.
Посвети, подсолнух, я не найду дорогу
среди растяжек, стонов,
взрывов и криков “прости”.
Через поле плененных подсолнухов
в летней степи под Херсоном
не пройти. Больше живым не пройти.
Необходимо срочно
пакт заключить с землею,
чтоб не была такой доброй – чтоб не родить ворогам.
Пишется в черноземе металлом, покрытом кровью,
Апокалипсис от подсолнуха.
Откровение. Аз воздам.
* * *
список дел раскрывается веером
не забыть бы бельишко в сушкe
забыли ребенка забрать из садика
забыли забрать из психушки
меня
и его
и другого
еще не уложенного валетом
страну сорвать бы с веревки
до первых порывов ветра
Сто пятьдесят децибел
150 дБ – звук в момент выстрела из ружья среднего калибра без глушителя, вызывающий контузию и травмы. На громкости 160 дБ возможен разрыв барабанных перепонок и лёгких
Справочник
он начинает рассказывать
отплевываясь от солнца
в темных очках а гляди ж
солнце проникает за линзы
но раны шиш
отогреешь
залижешь
шиш
ранили в это
в этом
как его
потом
перенесли на солнце
была такая поэмка
каких-то сто лет с небольшим
о бесполезности медсанбатов
братьев по крови
спасателей и так далее
пока существуют наши солдаты
но мы не учимся на чужих
мы совершенствуем оружие
медицина рванула вперед
но и характер ран не отстает
отверните меня от солнца ну же
переправив на базу велели ждать
мы блевали ночами
ждали блюя
сколько еще предстоит сносить
казенного энтузиазма и белья
жизнь национальной гвардии
хороша
вода в океане в самый раз
не надо париться из-за гроша
пропадешь не за грош
а за приличный кэш
за университетский фонд
вот
первый обстрел
это очень громко
и запахи
запахи
высадка
все по плану
четко
смерть это если попал навскидку
и стало тихо
так наверное пахнет лихо
и теперь выходит
пока здесь шумно
я в бою и вокруг обстрел
а станет тихо
значит я умер
смерть всегда за углом от жизни
рядом
за сто пятьдесят децибел
Но
Хочешь быть тем одним, который не станет стрелять,
Но для этого нужно взять автомат в руки и научиться целиться.
A, если уж прицелиться хорошенько, сразу захочется стрелять
и стрелять и стрелять
В убийство и ложь и, как нынче модно говорить,
хтонь или скрепы,
И тогда уже нечем гордиться,
Потому что ты станешь одним из них.
Плюс-минус одним из них.
Рисунок: Сакина Х. (Малайзия)
Галина Ицкович
Галина Ицкович родилась и выросла в Одессе, живёт в Нью-Йорке. В 1998 году получила степень магистра социальной работы. Психотерапевт, преподаватель-эксперт (вопросы детского развития и психологической травмы), клинический консультант института ICDL, лектор, автор профессиональных статей, с февраля 2022- координатор нескольких проектов по работе с беженцами. Стихи, рассказы, переводы и публицистика регулярно публиковались в русскоязычной периодике, а также в англоязычных журналах и альманахах. Автор книги стихов «Примерка счастья». Публикации 2022 года — «Времена» (публицистика), «Южное сияние», «Слово/Word», «Среда», «День зарубежной русской поэзии», «Западное Побережье», антология «Копилка», на английском - «Unlikely Stories» и «Harpy Hybrid Review». Публикация серии путевых очерков в «Формаслове» была прервана войной.