380 Views
* * *
Сахиб, тебе, думаю, не откупиться уже,
Там иные звёзды сияют над битым крошевом,
И не те разговоры ведут твои протеже,
Не те цеха производят бойцов недоношенных.
Слушай, сахиб, они спутали всю логистику,
За секунду, за кальпу – никто ничего не поправит,
Там не ясно (хоть по отчётам твоих личных мистиков),
Кого тут дешёвым циклоном-Б затравят.
Знаешь, сахиб, на тебе ведь много потеряно
В казино среди джунглей заплесневелых трупов,
Но теперь – обрати внимание – твоё дерево
Бодхи засохло на площадях раздутых.
Ты, быть может, ещё расскажешь пару историй
На такой единственно модной сахиб-программе,
Но ручной шоу-мэн в гримёрке шепнёт: “Не стоит”,
И проверенный диллер внезапно откажет в грамме.
Словом, сахиб, ты сам упустил все возможности.
Не ври, их тебе многократно и выгодно предлагали.
Жди теперь от верных сипаев внезапной сложности
Или в ложе своём зубастое лоно Кали.
* * *
Мне новое – не ново,
Мне старое – не старо,
Сегодняшнее – кровью
Гудит в куске металла.
Огнеопасность нервов
Асбестом перекрыта,
Я заползаю в щели,
Стараюсь стать забытым,
Стараюсь, что есть силы
На грани удержаться.
Сарказмом – слово “мило”,
Издёвкой – слово “счастье”.
И что-то будет дальше,
И что-то будет “или”,
Мы станем много старше,
Чем даже заслужили.
* * *
Ракета говорила с облаком:
Эй, облако, по ком там клокочут дожди в суровой твоей утробе,
Прежде, чем разродиться?
Облако рожало ответственную риторику:
Дело не в ком-то конкретном.
Я же не высокоточное оружие
Как ты, например.
А просто ковровым поливом
Выращиваю растения.
Это понятно всё, – махнула крылом ракета, –
Мне вот, допустим, неважно: Харьков, там, или Череповец.
Куда направят, туда и – командировка,
Мне лишь мотивация необходима
Из командного пункта.
Уважаю твою позицию, – говорило облако, – но тут такой момент.
Меня из грунта поднимут травы,
Чтобы дождаться следующей инкарнации.
А какая сила поднимет тебя?
Ракета не успела ответить, упав под Харьковом.
Облако разродилось в Череповце
Блистающей радугой.
* * *
Мы как будто проснулись под небом чуждых созвездий,
Их недобрый шёпот крадётся промозглой ночью,
Где-то в дебрях, вдали звучит заунывная песня,
И мы слушаем всё это. Зло, настороженно, молча.
Мы как будто родились заново в чуждых водах,
Где живут существа неприятной, больной окраски,
Где они в глубине не знают моря погоды –
Лишь свои ядовитые, липкие, мрачные сказки.
Мы, похоже, теперь живём в чужой параллели,
И, пытаясь отсюда убраться, срываем мозоли.
В нашей прежней – раскатисто-нежным надрывом пели,
В этой новой – штудируем чуждой реальности роли.
* * *
Цикады молчат.
Можжевельник сочится зноем.
Глупый шах и мат –
На доске так делать не стоит.
Либо впрыть бежать,
Либо камнем лететь с карниза.
Или же получать
Навсегда можжевельника
Знойную визу,
Если, конечно, цикады
Разрешат.
* * *
Жизни той больше нет.
Остались какие-то её остатки
На периферии.
Так исчезают узлы на сложном векторном контуре в Corel Draw,
Удаляемые
Кликами оператора мыши,
Оставляющего лишь самые важные.
Жизни той больше нет,
И кажется теперь, что никогда не было.
Да, пожалуй, и правда не было.
Просто лирический некий программер
Однажды вписал строку кода
Где она, казалось, должна была
Быть.
Жизни той больше нет,
(И, как из контекста ясно,
Скорее всего больше не будет)
Но есть другая.
Её мы не ждали и не заказывали.
Но она – всё же лучше,
Чем отсутствие жизни совсем.
– Це вам патрони.
– Дякуємо!
– Навзаєм.
* * *
Сияет полночь. Зияют раны.
Открыт форзац Некрономикона.
В сухом остатке микрорайона –
Не столько облачно, сколько странно.
Играют ветры между домами
В смесь домино и “летим за пивом”.
Назавтра мимом неутомимым
Вернётся утро в оконной раме.
И снова полдень, и вновь сияет.
Поля сжигают протуберанцы,
И мы – невинной вины повстанцы,
И каждый много об этом знает,
Как мы примеряли костюм героя,
Как дело было, опять же, ночью,
И как, сатанинскую рожу скорчив,
Упали в лето босой душою.
* * *
Холодно, холодно, тепло, горячо.
Плюнули всласть через больное плечо,
Перекрестились липким от горького пота законом
И в даль поехали разгружать вагоны
Иллюзий и стекляшек для дикарей,
Кто-то иступлённо кричал: “Эге-гей”,
Кто-то остервенело толкал колесо
(Другие замечали: “Ну вот и всё”).
Холодно, жарко, порох в порховницах
Отсырел, и ржавеют в колёсах спицы.
Метеоролог удалился отлить в кусты.
Не вернулся. Ткнули в меня – будешь ты.
Я же как тот пофигистичный татарин
Пнул сапогом зазевавшийся камень,
Открыл гисметео и предсказал:
Мол, наводнения, камнепады, снега-холода,
Гололедица, дряные года,
А так, вообще – чемодан-вокзал.
Не оценили.
Долго и профессионально били.
Кашляло солнце в глинистой пыли.
После устали: “Ну его… в путь скорее!”
(Кто-то опять прикинулся эге-геем).
Я остался
В канаве кровавым осколком,
Не удивляясь
Стенаниям за горизонтом.
* * *
Некоторые скажут: болит душа.
Но, как бы, душа условным сегодня
Склеилась с душем (и не спеша).
Возможно, поэтому, салат кроша,
Стою, самого себя смеша,
В центре ли, с краю ли – бойни.
Чувствую – организованно душат.
В смысле, используют личный воздух.
(Ничего личного, просто условный
Сочинитель душ
Организованно портит космос
В конюшне розовых индюшат).
Кое-кто скажет: болит голова.
Но голова ли, возразят генетики.
А может не то ещё рубанут евгеникой
И разухабистой апологетикой
Правые, левые и центристы.
Как бы хотелось местами по-быстрому…
Третьей сигнальной – простынями чистыми,
Ветрами по осени синева.
* * *
Я научился многому за последнее время.
Например, расшифровывать аббревиатуры.
ВОЗ, РСЗО, UN очевидны, допустим.
Но есть, также, НИМРАХ, РИАМЗ и (держись, брат) ВХУТЕМАС.
Всё это очень уж сильно напоминает
Смех пьяного в мясо бога-филолога.
Но в целом проще, задавшись целью,
Лишь расчленить на пробелы, придать буквам смыслы…
Я научился тому, что мы многого не хотели,
Открещивались, избегали, сметали как хлебные крошки со стола тревожности.
Робкие вещи стали словами,
А наглые тексты – возможностями…
Я научился тому, что мы – ампутированные ноги радуги,
Взлетающие из глубин в облака,
Как ПЛРБ из подводных лодок.
Где они найдут свой покой – тому
Я не обучен ещё.
* * *
Вторник с головой не дружен,
Завтра – чёрная среда,
Дальше будет только хуже
(Ведь всегда же есть – куда).
Есть у времени в запасах
Развлечений тучных тьма,
Понедельник жжот фугасом,
А по четвергам – чума.
Как явленье – субъективно,
Как реальность – помело,
Время долгим, крупным ливнем
Подсобило, подвезло.
Мы же – срубленные рощи
В заповеднике “Цейтнот”.
Сами боги нашим прошлым
Жизням потеряли счёт.
* * *
Иностранкой. Инкогнито. Беженкой.
Семивратных Фив Нифертити
Прибыла в медпункт под Нежином
(С пересадкою на Крите).
Ей хотелось привычных ласок,
Но, довольствуясь собою,
Партию турникетов и касок
Отправляла с ковчегом Ноя.
Как и прежде, разверзлись воды
Моря Красного (или Чёрного),
И не ждёт от неба погоды
Моисей у куста безмолвного.
Иностранным агентом званый,
Он зашёлся бурной заповедью:
Не прими этой их нирваны,
Не марай свои руки лапотью.
Рисунок: Джо Муртаг (Великобритания)
Павел Бузни
Родился, жил и живет в Ялте (той, что в Крыму) с небольшим перерывом на учебу в Симферополе - 1995-2001 гг., ТНУ, биофак, откуда однажды изгонялся за недостаточную озабоченность учебным процессом. Ненавязчивый крымский бездельник, иногда проявляющий интерес ко всяческим малополезным авантюрам, заменяющим ему нормальные человеческие дела. Среди них: игра на музыкальных инструментах, музыкальная журналистика, организация малобюджетных сейшенов и квартирников, бесцельное блуждание по горам, написание текстов с рифмой и без различной степени корявости.