375 Views
* * *
Мой прадед сидел в лагерях,
А дочь от него отказалась,
И нитка у трёх старых прях
В неловких руках разорвалась.
А я, не теряя лица,
Болтал в первом классе с судьбою,
И била учительница
О парту меня головою.
Гляди-ка, кровь капает, ка…
Кровь капает, капает, капа…
«Ешь суп, Саша!» — мне бабушка
Приказывала, ну а папа
Её прилетал к нам как дух,
Дымился невкусный рассольник,
Он вроде ещё не протух,
Но всё же вонял как покойник.
Мой прадед шептал мне слова,
Значения их непонятны.
«Ешь суп!» — «Я не голоден, ба…»
По капле впитали сей яд мы,
И нитки у трёх старых прях
Так скомкались — жги их, Праматерь!
Мой прадед сидел в лагерях,
И вся моя родина — лагерь.
* * *
На минных полях
Собирай урожай
Моя смерть
Похожая на босую девчонку
В красной шапочке
А может это мужчина
Примерно пятидесяти лет
Сгорбленный как упавшая угловая скобка
Он медленно движется по полю
Переставляя ноги в закатанных штанинах
По колено в красной воде
«Да ведь это не вода», — говоришь ты
«Да, это не вода», — отвечаю я
* * *
«Ну, что, предатель, – в личном сообщении
Московский старый друг мне шутит в лоб. –
Таких как ты, в хорошем освещении,
Давно пора бы к стеночке — хлоп-хлоп».
Но я припоминаю, как когда-то мы
В хипповской юности шли автостопом в Крым…
Теперь он восхищается солдатами,
А юность — как от взрыва чёрный дым.
Ты мог быть пацифистом-эзотериком,
Советским мистиком, таинственным торчком,
А стать милитаристом и истериком,
Полезным патриотом-дурачком.
Реальный тайминг чудится корытом,
Разбитым перед носом старика,
Но где-то в прошлом вниз бегут с горы там
Два друга, два весёлых дурака.
* * *
Люто, бешено шёл постсоветский транзит в одной невъебенной стране,
Спецслужбы дай Боже шарашили почти как церковные службы,
Люто, бешено разбирались в говне академики, только так и не
Разобрались, что за дивные виды у красотки внутри, что снаружи.
Люто, бешено бьёт по струнам басист, он дохлый, ему легко
Наяривать для почтенной публики всякого трэша, но
Как себя вёл в больнице и школе преподобный Мишель Фуко?
Люто, бешено!
Люто, бешено ты принялась меня целовать, но я — только текст,
Много во мне интересных мест, да все мимо.
Люто, бешено старый мим исполнял пантомиму в один присест,
Только подмостки не разглядеть из-за повалившего дыма.
Люто, бешено гильотина стучала: «Свобода! Равенство! Блядство!»
Атомная субмарина «Цветаева» в толще воды повешена.
Что поделаешь, хвост держу пистолетом, беру за рога ствол
Люто, бешено.
Итак, она звалась Татьяной,
Марьяной, я забыл, отстань!
Мы с нею встретились в кальянной,
Где мусора сбирают дань.
Как рысь, нежна и агрессивна,
Маниакальна-депрессивна,
Она куда-то шла со мной,
Но вдруг, охваченная тьмой,
Рыдала, пела и плясала,
Ни мать моя, ни дочь моя,
Опасно путала края,
Звала меня, потом устала,
И к ней прижмусь я наконец,
Как лютый, бешеный мертвец.
Люто, бешено Смирнов себя вёл, вёл, вёл и довёл до милиции,
А дежурный и говорит: «Ну-ка, внутренние органы все на стол!»
Люто, бешено гнал Радищев свой внедорожник в столицу и
Там разворачивал и гнал обратно (пацанский такой прикол).
Люто, бешено жрали мы печень какого-то чувака на скале,
Она нам по вкусу казалась похожей на кашу гречневую.
Черти сошли с Олимпа и стали грешить в Кремле
Люто, бешено.
Люто, бешено охуеваю от русской классической литературы —
Что день грядущий мне готовит? Взор не ловит.
Люто, бешено кашляю, не помогают микстуры,
То ли ядерное топливо никак не сгорит, то ли просто лонг-кóвид.
Люто, бешено сел и сижу, мне бы хороших шишек
Или решение верное, где же, ну где же оно?
Как говорил сам с собою философ Жижек?
Люто, бешено.
Надежда первой умерла, когда взорвались в море трубы,
И ангел вострубил, последний, промозглый объявляя день.
Надежда села на коня, и у него синели губы,
И поскакала прочь она, и не отбрасывала тень.
А Вера пала вслед за ней на землю телом бездыханным,
И рядом с гибнущей Любовью покрылась коркой ледяной,
Лишь я один стоял живой перед кровавым океаном,
Когда смертельная София взлетала в небо надо мной.
Люто, бешено чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй.
Люто, бешено созрела черешня в Эдемском саду дяди Вани.
Люто, бешено Стенька Разин с княжной выплывал на пресловутую стрежень.
Люто, бешено опаздывал дохлый басист на этот нелепый сейшен.
Люто, бешено мочила кентов бандерша Люба по кличке, конечно, Бешеная.
Люто, бешено враг народа вредил, да вовремя захуячил СМЕРШ его.
Знаете, как людоеда колбасило, людоеда другого евшего?
Люто, бешено!
Люто, бешено!
Люто, бешено!
* * *
В Одессе на рассвете
Воздушная тревога,
И где-то плачут дети,
Проснувшись раньше срока,
Соседский лает пёс,
Любимое посмешище,
Он косточку принёс,
Возьмут его в убежище?
А может, не возьмут?
Забудут? Бросят тут?
В Одессе на рассвете
Грохочут взрывы. Ах!
Один, второй и третий,
У дочки страх в глазах,
Когда бормочет мама:
«Да что же брать с собой-то?»
Когда грохочет прямо
В груди разрыв какой-то.
Потом стихают звуки,
Ты материшься: «Суки!»
В Одессе на рассвете
Ударит словно током,
Ты спишь на взрыв-пакете,
Проснёшься, так с подскоком.
Эх, моречко, кораблики,
Эх, крестики да нолики.
Трещат от фоток паблики,
Пошли видеоролики:
Дом вспыхнул, а над ним
Клубами чёрный дым.
Трамвай поехал дальше, как ни странно,
Я вижу всех, кого со мною нет,
Семнадцатая станция Фонтана,
Сиренево-серебряный рассвет,
Причудлив вид созревшего каштана,
Мне чудится знакомое лицо,
Семнадцатая станция Фонтана,
Где наши рельсы сходятся в кольцо,
Выходит месяц прямо из тумана
И просит предъявить ему билет,
Семнадцатая станция Фонтана,
Конечная, мне выходить в рассвет.
Бреду я словно вор,
Попробуй, путь мой смерь,
И вот знакомый двор,
Где запертая дверь…
Взлетает на ракете
Душа повыше бога —
В Одессе на рассвете
Воздушная тревога,
Но дали вдруг отбой,
И нас тут нет с тобой.
Давай без лишних слёз!
Опять залаял пёс.
* * *
Холодно, холодно, холодно,
Страх в небесах бородат.
Где-то поблизости город, но
Тихо в окопе — солдат
Не думает об увольнительной,
Просто лежит как мешок,
Активности нету мыслительной,
Пепельный сыплет снежок,
Сдвинулась линия фронта,
Что-то жужжит в небе — дрон там?
Холодно, холодно, холодно,
Пятна на форме видны,
Был он и весел, и молод, но
Первая осень войны
Вычла значение возраста,
Выбелила кожу губ,
Лишь ледяная короста там,
Где замороженный труп
Не нужен ни хмурому плотнику,
Ни своему беспилотнику.
Что-то жужжит в небе — бог там?
Дай отопление, гад!
А начинал он неплохо,
Этот российский солдат,
Шёл по призыву судьбы — и
Слёг в украинской земле.
Выплатят ли гробовые
Деньги далёкой семье?
Прочь унеслась птица-робот, но
Холодно, холодно, холодно,
Холодно, холодно, холодно,
И не согреешься уж.
Сколько их там перемолото?
Тысячи, тысячи душ.
Словно расставшийся с разумом,
Но ведь не мальчик-малец,
Шёл убивать по приказу он,
Встань-ка, попробуй, мертвец!
Солнышко сжалось в кружок,
Да тело, как пыльный мешок,
Не чует ни боли, ни голода
В железных объятиях холода.
* * *
«Плыви по течению, Саша!» – дал мне совет мудрец,
А я стою, не врубаюсь, чешу свой бешеный огурец,
Куда ж нам плыть? Только клубы отравленного тумана
На месте испарившегося океана.
Плыви по течению — наука простым проста чисто сто из ста,
Встреча Пиноккио и Буратино, как Моисея и несгораемого куста,
Ведь деревянные изделия, – что известно учёным уже давно, –
При погружении в жидкость не тонут (как и ОНО).
Отдавая должное всяческому столоверчению,
Ни во что не врубаюсь — плыву по течению.
Плыви по течению — будь верен единственно верному, сука, учению.
Плыви по течению — не доверяй никакому лечению.
Плыви по течению — отдай кесарево кесаревому сечению,
Кесарь положит тебя в корзинку и подтолкнёт — плыви по течению.
«Плыви по течению!» — говорили шишкам и веточкам Винни-Пых с Пяторчком,
А я так по Вене проехался, шерсть дымом, уши сморчком,
Покой нам только снится, видите, сколько там огоньков?
Ну-ка, прямой водкой да по грибам шарахни, адмирал Ебанько!
Плыви по течению, как плавал в каноэ каноэист,
Плыви по течению, как плавал вдоль тротуара засохший лист,
Плыви по течению, Оскар, готовься к собственному вручению,
Как делали деды, так я — плыву по течению.
ООН мятежный просит дури, а ты — плывёшь по течению.
Хорошие русские культурно базарят, в натуре, а ты — плывёшь по течению.
Рейган обнимается с Горбачёвым, а ты — плывёшь по течению.
Кому-то ногти подпиливают драчовым, а ты — плывёшь по течению.
Котики мяукают: «Мяу! Мяу!» — а мы плывём по течению.
Кремлёвские готовятся бахнуть ТЯО — а мы плывём по течению.
Видишь, у меня во мраке светятся зубы? Всё, привыкай к свечению!
Плыви по течению, плыви по течению, плыви по течению!
Но что, если вздыбится перед нами девятый вал?
Что, если Классные Антилегентные Люди — это просто КАЛ?
Что, если нет не только в кране воды, но и крана?
И Самара Морган уже вылезает к нам из экрана?
А мы — поплывём по течению в сказочную страну Печению!
Навстречу райскому заточению, подчиняясь благостному кручению!
Всё похуй, а что не похуй, будет унесено золотой волной,
Авиабогоносец «Лес» давно уже вырублен, щепки плывут по течению,
Плывут по течению, плывут по течению, плывут по течению,
Верные единственно верному, сука, учению, готовые к собственному вручению,
Всем всё понятно? Кто за? Кто против? Кто воздержался? Единогласно!
Я? А что я? Я ни во что не врубаюсь — плыву по течению.
* * *
Если хлынут грозные ливни,
Лёгкой болью кольну в висок.
Если ты предложишь воды мне,
Отхлебну я сухой песок.
Если палубу яро драим,
Значит, не избежим камней.
Если тёмен Ерушалаим,
Обниму я тебя нежней.
Если вдруг забуду слова я,
Пусть укусит в язык оса.
Если грянет медь духовая,
Я убийцам взгляну в глаза.
Если рухнут снега со склона,
Не останется наших дней.
Если вырастет зуб дракона,
Обниму я тебя нежней.
Лишь тени войдут в разрушенный храм,
Останутся только тени,
И нет никаких оправданий нам,
И нет никаких объяснений.
Если флаги черны от свастик,
Созревает в огне свинец.
Если юноша пьян от страсти,
Ждёт уже урожая жнец.
Если нету лекарства ранам,
Значит, в море гони свиней.
Если лава жжёт Геркуланум,
Обниму я тебя нежней.
* * *
Оккупанты отступают, покидают захваченные места,
Оставляют разбитые окна, разрушенные дома,
Оставляют убитых на улицах и закопанных во дворах,
Оставляют искалеченных и тех, кто сошёл с ума.
Оккупанты бегут, обворовывая гостиницу в центре го-
Рода, обворовывая дядю Гошу, оставив почти что го-
Лым его, обворовывая музеи и вообще всё, до чего
Дотянуться успели, им осталось всего ничего —
Скоро вся оккупированная земля будет освобождена!..
Однако война ещё не закончена.
Оккупанты отступают, отползают на левый берег Днепра,
Забирают что могут (интересно, что у них в головах?),
Забирают что хапнули, забирают жителей города,
Забирают нормальную жизнь, оставляя лишь боль и страх,
Оккупанты бегут, но нагадив во всех углах,
Заминировав, кажется, даже воздух — чуть что, бабах:
«Мы вам всё тут испортим, отравим, затопим!» — Дант
Не опишет ада ужаснее, чем создаёт оккупант,
Но скоро вся оккупационная армия будет побеждена!
Однако война ещё не закончена.
И хирург молчит, отложив свой скальпель — ребёнка спасти не смог.
И разбитая электростанция перестала вырабатывать ток.
И собаку спасли из развалин, а хозяйка лежит под плитой.
Зато на российском командующем мундирчик сидит как влитой.
Вот он смотрит с экрана, покачивая выбритой головой,
Мол, а ты кто такой? Я разберусь с тобой!
Во имя царско-советской империи устрою в Украине как в Сирии,
Даже не думай о перемирии!
А ты думаешь:
«Один хер, лысый бес, и тебе, и кремлёвскому деду,
Куда ваш корабль уплыл, туда вам всем и дорога.
Мы бьёмся не за перемирие, а за победу,
Перемога! Нас ждёт перемога!»
А пока —
Оккупанты отступают, покидают захваченные места,
Оккупанты бегут, впереди зима, позади беда,
Оккупанты отступают, прыгают в грузовик и е-
Дут туда, где не так горит под ногами, не так уж е-
Бошат их, чтобы сесть, посидеть в тепле,
Ещё не понимая, что уже висят как в петле,
И скоро вся оккупированная земля будет освобождена!..
Однако война ещё не закончена.
* * *
По листку ползёт улитка,
Истребитель в небесах,
Под ногами то ли плитка,
То ли это рябь в глазах,
Голова болит от боли,
Боль болеет в голове,
Кто-то выкрикнул: «Доколе?!»
Отвечают: «Вот вам две!»
Я — к врачу, мол, этих строк сор
Сколько тяжесть весит вся?
А сестра вздыхает: «Доктор
Поутру повесился».
Я — в прокуратуру, кто же
Наведёт порядок нам?
Страшный следователь, Боже,
Рай да вышки по углам.
А давление всё выше,
Двести двадцать, сто пятьсот,
Пчёлы в голове всё слышат
И жужжат из всех из сот.
На столе лежит открытка:
«С новой гадиной, дружок!»
Всё ползёт, ползёт улитка,
Скоро кончится листок
* * *
Как будто ничего не происходит такого особенного,
В магазине на кассе толпа, в парке жёлтые листья, а кроме того
Что изменилось? Ну, разве что цены, да, цены,
Цены, конечно. И чуть-чуть изменились в лице мы,
Но, может, лишь от возраста, а не от каких-то событий там,
Это как выпитое вино снова не станет не выпитым,
Повезло оказаться вдали от линии фронта,
Где военный корабль уходит в пучину Эвксинского понта,
Повезло… Ты стоишь на платформе городской электрички,
Куда-то торопишься (никак не избавиться от этой привычки),
Куда-то торопишься и стоишь, а сердце стучит о рёбра,
И время раздувает свой капюшон, как гигантская кобра,
Хотя это всего лишь поезд подкатывает, нейтрально и безыдейно,
Зайди же и сядь (а где-то убивают людей, но
Это не здесь, не здесь, это не здесь, не здесь, это там, далеко…)
Что изменилось? Да практически ничего:
Мерцает реклама, следующая станция — Ноллендорфплац,
Мы с тобой не отсюда, а тут никому до нас
Нету особого дела (плюс), но нас всё равно трясёт (это минус),
Возможно, просто вагон на стыках (на рельсы не жди, не кинусь),
Возможно, наша задача — выжить, как сказал бы печальный врач:
«Вы живы — это уже удача!». Возможно, у нас нет никаких задач,
Хотя ты переводишь кому-то деньги, помогаешь хотя бы на удалённом,
А я просто выхожу на платформу, кажется, пахнет палёным,
Слышатся чьи-то крики, дом горит, и рушится дом напротив того,
Сердце стучит о рёбра, а так — ничего особенного.