406 Views

1.

Я очень уважаю Баруха Спинозу, но я не согласен с ним в том, что свобода это осознанная необходимость. Я как раз полагаю, что осознанная необходимость – это и есть рабство. А вот свобода – это необходимость, которую осознать невозможно. Помню, как поразили меня слова героя фильма «Мефисто», потрясающе сыгранного Брандауэром: «Что я буду делать с этой свободой?». Роман Клауса Манна, по мотивам которого был снят фильм, я прочитал много лет спустя.
Действительно, зачем человеку звания, должности, возможность заниматься любимым делом, понять можно. Можно ли понять, почему все это и многое другое иные отдают за некую свободу, то есть за нечто, материального выражения не имеющее? Такова. что ли, осознанная необходимость? Но необходимость заключается в добыче хлеба насущного. И попробуй эту необходимость игнорировать.
Так вот я, как вы уже поняли, конечно же, о поэзии, а заодно о занятии ею, когда она не только не приносит поэту почестей и наград, но, напротив, сулит ему одни неприятности и полуголодное существование. Или не бывает такого?

2.

Поэзии дано предугадывать ход событий, а то ясно видеть будущее, при этом природа этого знания не пророческая и не следует из научных открытий. Поэт не пророк и не ученый муж, и тогда, что же такое поэзия, если она не наука и не откровение? Искусство слова? Так ведь и физика – это слово. Или за каждым знаком математических формул не стоят словесные определения?
Правду поэзии нельзя доказать, потому что единственным доказательством правды поэзии является сама поэзия, а именно конкретный поэтический текст. Почему, двустишие
«Муха села на варенье,
Вот и все стихотворенье» – это стихи, а иной текст, названный поэмой и в форме стихов повествующий о вещах очень достойных и важных, тем не менее, поэзией не является, понять невозможно. А вот почувствовать – можно, и еще как.
Можно ли обмануть свои чувства и для чего это нужно – обманывать самого себя – в вопрос другой.

3.

А теперь от теории перейдем к практике литературного процесса, как я его вижу. Оговорка необходимая, ибо литературный процесс если и существует в локальной реальности, то в формах иных, чем материальные объекты. Для меня литературный процесс – это ровно то, что попадается мне на глаза по части литературы. Хотя и в этом деле трудно избежать сравнений с изучением материальных миров. Так вот в литературном процессе в силу физической неизбежности каждый литератор видит прежде всего себя, и я не исключение.

4.

В сентябре 1993 года, будучи сторожем на охране очередной стройки сионизма близ Иерусалима, на ночном дежурстве, я сочинил следующие стихи. Вернее так, они с моей помощью обрели следующий вид. Говорю так, потому что полагаю, что изначально стихи это некая бессловесная субстанция, которая через медиума, называемого поэтом, обретает в окончательном виде словесную форму. Итак:

ПРИЗНАНИЕ

“Я не люблю тебя, как сын,
Я не люблю тебя, как русский,
Я просто не люблю тебя
И даже очень “
Из несуществующего .

1.

Во сне, в бреду и наяву
Я очень не люблю Москву
И даже сам за что не знаю –
Наверное, я русофоб,
Америк фоб и фоб европ
И всей душой тянусь к Китаю.

Но и Китай я не люблю,
А лишь, поскольку есть терплю,
Но по сравнению с Москвою
Активно я люблю Китай,
Хотя тибетских лам-далай
Я все же не люблю порою.

Да и за что мне их любить –
Не есть мне с ними и не пить,
И не крестить детей в купели,
Полезных трав не собирать
И, разумеется, не спать
Тем более в одной постели.

А кто-то любит далай-лам,
И я такого видел сам,
А, может быть, еще увижу,
Он спросит:” Ты влюблен в Тибет ?”,
И я ему отвечу:” Нет !
Москву же просто ненавижу.”.

2.

Я вспоминаю с отвращеньем,
Как, может, помните и вы,
Москвы ночное освещенье
От первой площади Москвы
И вплоть до самых до окраин,
До безымянных авеню,
Где станет ясно и коню,
Что не отнять кремлевских таин
У тьмы египетской – она
Сугубо верная жена.

3.

Я ненавижу верных жен,
А жен неверных обожаю –
В беседы с ними погружен,
Я о себе воображаю.

Но сколько б ни воображал,
За все придется расплатиться:
Вот и приехали – вокзал…
Ядрена вошь – Москва-столица.

4.

Она бесспорно виновата,
Но дело, собственно, не в ней –
Я не любил ее когда-то (
Пусть лишь любовью, скажем, брата),
А нынче не люблю сильней.

Она страшнее красной кхмери,
С ней водит дружбу только псих,
И я слезам ее не верю,
Хоть никогда не видел их.

5.

Закономерен наш развод –
И ты не та, и я не тот –
И ты всегда была такая,
И я всегда был не такой,
За наш раздельный упокой
Молись, не слишком попрекая
Себя за наши рандеву
Во сне, в бреду и наяву.

1993.

Конечно, я удивился этим стихам. Ну причем тут Москва, да еще ночью близ Иерусалима в строго библейском пейзаже? И почему, наконец, не Одесса, раз уж я одессит? Неужели только потому, что Израиль посетил известный московский поэт, на встречу с которым следующим вечером в тель-авивском Доме писателей я собираюсь пойти? Встреча прошла замечательно. Настолько замечательно, что во время дружеской посиделки я передал эти стихи поэту, отбывавшему на свою московскую родину. А поскольку, кто только ему своих стихов не передал в надежде увидеть их опубликованными в русской языковой метрополии, то до моих у поэта руки, видимо, просто не дошли, возможно из-за того, что они оказались на дне мешка рукописей, от которых он не сумел отбиться. Во всяком случае, никаких откликов на эти стихи я не получил, зато через месяц, в октябре 1993 года в Москве произошли кровавые события, определившие историю России на ближайшие десятилетия, и заодно объяснившие мне, почему той ночью под Иерусалимом меня мучали эти, нарождавшиеся стихи.

6.

И вот пару недель назад я прочитал эти стихи Даши Поляковой:

Фраза, произнесённая наяву —
«Время бомбить Москву»:

Разные башни сахарного Кремля;
Площадь, где закругляется вся Земля;
Бары Жан-Жак и пивные бары Джон Донн;
Новые кельи московских теперь мадонн;
Церберов, стерегущих свою трубу;
Мирных людей со свастиками во лбу;
Реки дорог, текущих к царю-Кремлю…
Город, который я больше всего люблю.

Фраза, произнесённая наяву —
«Время бомбить Москву».

Мы далеко, в сиянии всех планет,
Нашей Москвы давно уже больше нет —
Ядерный пепел бьётся в наших сердцах,
В Косово с Газой тревожно, дымит Арцах…

Фраза, произнесённая наяву —
«Время бомбить Москву».

Из подборки «Время бомбить Москву»

Конечно же, я сразу вспомнил ту давнюю иерусалимскую ночь, ставшую для меня предвестницей событий вскоре произошедших в Москве. Конечно же, я вновь вернулся к мыслям о том, что Владимир Набоков назвал особым смыслом поэзии.
Я не думаю, что природа источника этого смысла постижима в рамках науки, хотя, разумеется, многое можно объяснить не выходя за пределы позитивизма.
Многое.
Но не все, и не главное.

Родился в 1953 году в Одессе, с 1990 года живёт в Израиле. По образованию филолог. С начала семидесятых годов и до середины восьмидесятых участвовал в движении одесской неофициальной поэзии. Первая публикация стихов в толстом журнале - "Континент" его парижского периода. Автор нескольких сборников стихов и романа, изданных, как за свой счет, так и за счет спонсоров.

Редакционные материалы

album-art

Стихи и музыка
00:00