185 Views
«Я сегодня ничего не совершил». Как? А разве ты не жил? Просто жить – не только самое главное, но и самое замечательное из твоих дел!
Мишель Эйкем де Монтень
«Опыты»
Если правильно живешь – будильник не нужен.
Писатель Волосатов открыл глаза.
За окном журчал и переливался день. Солнце бодало шторы. Жена убыла на службу.
Волосатов потянулся и улыбнулся, ощущая наполняющее каждую клеточку, зудящее, как утренний стояк, вдохновение.
Сегодня на рассвете, в зыбком полусне – пришло!
В голове клубились яркие образы. Выпуклые характеры сшибались в мощном действии. Пружина интриги готовилась разорвать мир, но ее сдерживал романтический флер не до конца испарившегося сна…
Волосатов поздравил себя с добрым утром, сел на кровати, пошевелил плечами и нахмурился. Чтобы очутиться там, куда рвется душа, где чешутся пальцы – за письменным столом, нужно преодолеть целый ряд хозяйственных испытаний: заправить постель, принять душ, сварить кофе, посидеть на унитазе… Когда жена дома, невзгоды уполовиниваются – постель и кофе берет на себя. Выносливей они от природы, потому что. Но, с другой стороны – туда-сюда, туда-сюда, мусор вынеси, посмотри в интернете погоду на вечер, отбей мясо и позвони маме… Нет той хрупкой тишины, в которой душа художника прочищает горло и расправляет крылья!
Нет! – Волосатов мужественно откинул одеяло. – Уж лучше без нее! Потерь меньше…
Утренние хлопоты только кажутся мелкими.
Волосатов, как творческая личность, привык стойко переносить тяготы и лишения, связанные с жизненной суетой – плевать на всё, когда на сияющем горизонте тебя ждет Главное… Однако, производя туалетно-гигиенические манипуляции, с огорчением прислушивался к себе. Ясность и цельность внутри тускнела и трескалась. Бытовуха выглядывала из щелей и проступала на поверхностях: кофе заканчивается; унитаз подтекает; кот, зараза, опять на покрывале затяжек наделал…
Закаменев лицом, Волосатов погрузился в свое кресло и посмотрел в окно.
Солнце утонуло в облачной пелене. Пасмурный флер приглушил и стреножил резвящийся день…
Так! – Волосатов решительно отхлебнул из кружки. – О чем, бишь, я? Ага… Сегодня во мне родилось! Я должен это написать! Очень важна первая фраза… И она у меня есть: «Если правильно живешь – будильник не нужен». А дальше…
На кухне звякнуло и покатилось. Волосатов вздрогнул и вскочил. Выяснилось – пустая бутылка из-под пива помешала коту исполнять ритуальные танцы вокруг миски с кормом.
Кто додумался поставить ее тут? – возмутился Волосатов. – Неужели я?!
Кот требовательно мяукнул.
Волосатов налил ему молока и вернулся к столу. Некоторое время перебирал торчащие из пивного бокала разномастные авторучки. Все они писали разными цветами, с различной толщиной линий, отличались размерами и были полностью готовы к употреблению. Бокал был глиняный, покрытый глазурью, с затейливым рисунком и привезен друзьями из Чехии.
Я так люблю процесс письма! – зажмурился Волосатов. – Я очень люблю ручки, карандаши, ежедневники, блокноты, пачки бумаги… Я наслаждаюсь, когда они у меня появляются – новые, необычные, прикольные; старые, обыкновенные, унылые… У меня их много. Мне – мало…
Волосатов помотал головой. Яркие внутренние образы, и так расплывающиеся, теряющие резкость, от этого движения и вовсе расфокусировались, меняя формы и расползаясь по окраинам сознания, как тараканы.
Ясность – от бедности воображения, хаотичность – от недисциплинированности… В музыке только гармония есть! – сказал себе Волосатов.
Подумав бровями, он включил ту песню из старенького альбома группы «Pink Floyd», где на заднем плане, фоном записано, как болельщики футбольного клуба «Liverpool» поют гимн своей команды на трибунах стадиона. С чувством прослушал.
Выключил.
Зачем-то открыл ежедневник. Сегодняшняя страница была девственно чиста.
Не, ну вот чё за наказание! – с надрывом подумал Волосатов. – Цельный нетронутый день, ни дел, ни жены, покой и воля – а я сосредоточиться не могу!
Он резко встал и, чуть не наступив на кота, отправился на балкон покурить.
Облака перемещались по небу, формируясь в черную тучу. День набирал тяжести. Сигарета показалась невкусной.
Мир переполнен или изделиями подмастерьев, или поделками мастеров. А я тут баклуши бью! – с ненавистью подумал Волосатов и вернулся в помрачневшую комнату. Плюхнулся в кресло, нажал кнопку.
Монитор засиял лучом света в темном царстве. Волосатов зажмурился, силясь восстановить ту волшебную картину души, ту легкую ажурность фантазии, тот дивный утренний мир…
«У Вас 26 непрочитанных писем», – написал компьютер.
Ладно! – рубанул ладонью Волосатов. – Сейчас посмотрю почту, загляну на форум и…
По отливу дробно застучало. Звуки дня захлебнулись в дожде. Волосатов, расползшись в кресле, привычно манипулировал клавиатурой. Экран жил напряженной жизнью.
Мозг в этой жизни участвовал мало. Виртуальный мир возникал из ниоткуда снизу и исчезал в никуда вверх, повинуясь колесику мыши. Пальцы механически щелкали, глаза автоматически провожали…
Волосатов продолжал бороться.
Художник!
Создатель!!
Творец!!!
Лауреат Нобелевской премии…
Вот высший смысл жизни.
Что понимают эти мелкие людишки за окном, жалко суетящиеся по своим глупым делишкам? Они – всего лишь навоз, созданный как удобрение для прекрасных цветов Гениальных Произведений, произрастающих в духовной почве сада, возделываемого внутри себя Писателем…
Эх!
Волосатов отпихнул мышку, выхватил первую попавшуюся авторучку, придвинул чистый лист и очень тщательно написал:
«Если правильно живешь – будильник не нужен».
После этого замер.
Образы надели характеры, уселись на интригу и нацелились на мир…
Чего-то не хватало! Картинка перекосилась и застыла, как пленка в деревенской киноустановке…
Волосатов коротко простонал, встал и пошел на кухню. Дернул дверцу холодильника, достал глазированный сырок. Распечатал. Съел…
Разверстый холодильник тревожно запищал. Волосатов поперхнулся, закрыл дверцу и вернулся за стол.
Дождь за окном прекратился резко, будто нажали кнопку. День ошеломленно молчал. Всё существо заполнял, нарастая, неопределимый дискомфорт…
А пива-то в холодильнике – нету! – вдруг понял Волосатов. – И вообще… Где моя мистическая способность отдаться на волю сюжета и вывернуть в конце на потрясающий финал? Как сняться с якоря? Хм… Только движением! Движение – жизнь…
Волосатов одевался стремительно, точно боясь спугнуть свою решимость. Распихал по карманам ключи, телефон, сигареты, проверил, на месте ли блокнот (а вдруг!) и выскочил из квартиры.
Погода на дворе замерла неопределенная. Переоблака, недотучи. День раздумывал, как жить дальше.
Волосатов шел медленно, изо всех сил рассматривая окружающее. Окружающее было знакомо до зубной боли. Кинопленка в голове застряла намертво.
За углом школы обнималась парочка. Шаловливые пальчики парня забирались под кофточку. Волосатов неожиданно представил себе жену, скачущую на белом коне, голую и с саблей, и почему-то зябко передернулся.
Женщины в магазине оказались все поголовно некрасивые, мужчины, как на подбор – омерзительные. Очередь штурмовала кассу, кассирша ее обороняла. У грузчиков в зале был разгрузочный день.
Волосатов загрузил пакет пивом и, ни на кого не глядя, побрел домой.
Холодильник плотоядно заглотил бутылочную батарею. Волосатов полюбовался ровно выстроившимися этикетками, сглотнул и заглянул в кабинет.
Прекрасный письменный стол со стопкой бумаги, широким монитором, эргономичной клавиатурой и удобным креслом смотрел равнодушно. В этой композиции угадывалась даже внутренняя презрительная ухмылочка – а не пошел бы ты, брат-писатель, на 33 буквы?
Волосатов закручинился и опять отчего-то вспомнил жену. А, кстати! – он глянул на часы. – Мне вот, может, на голодный желудок и не созидается…
Жена пребывала в служебном угаре и потому, рявкнув в трубку: «Пельмени в морозилке!», оборвала связь.
Эх, пельмень мой насущный… – почесался Волосатов. – Вот почему все эти люмпены и пролетарии умственного труда такие бодрые? Наглая сытая уверенность в себе – это что? Откуда в них ощущение собственной окончательной правоты – в противовес мучениям писателя, которому не пишется…
Вот у меня сосед Серега. Столяр-станочник. На хорошем счету, не алкаш. Зарплата – тьфу. Фигачит на своем заводике с 8 до 16:45 – и на лице его при этом написана чистая и спокойная удовлетворенность от правильности своей жизни, граничащая, по моим представлениям, с дебилизмом… У него жена, сын, двухкомнатная квартира в кредит. У него ясный взгляд на мир, в котором нет места волнениям, сомнениям и незапланированным пертурбациям. Он видит себя на годы и годы вперед. Его это устраивает!
Рассказывает – хочу цифровой телек на кухню.
Пошарили с ним в интернете, нашли – 500 долларов.
Много… – вздыхает, но – за 3 месяца могу себе позволить!
Он на столовке экономит, а берет основательные такие ссобойки, и когда ест – на лице разлито все то же умиротворенное спокойствие, каким светится он и возле станка.
Ему 27 лет.
Ох, каков я был в 27! Какие страсти, какой пламень в душе!.. Любые авантюры, риск и глупости…
У него этого нет. Осталось в отрочестве – если вообще было…
Хороший, в общем, персонаж.
Я его не осуждаю – отнюдь!
Это – основание пирамиды нашего мира.
На этом – все держится.
Без учета этого – все расчеты неверны.
Да я и сам такой, когда удается чего написать – пустота в голове, легкость в душе, тяжесть в плечах…
А вот и не буду я пельмени! – в порыве гнева решил Волосатов. – Картошки пожарю! С лучком! С сальцом!..
Он прогулялся по кабинету.
Но ведь – это же надо ее сначала чистить… – шевельнулось внутри. – Так хочется что-нибудь сделать! И совсем не хочется что-то делать! Желаю, чтобы – раз! – и всё…
Он остановился напротив стола.
Ну – и почищу! Совершу сегодня хоть что-нибудь! – откликнулось нутро.
…Волосатов жадно ел, чуя покойное удовлетворение тем, как он героически принял и перенес приготовление обеда. Вот жизнь! – крутилось в мозгу. – Физическая суета и моральные терзания, а на выходе – тарелка картошки…
Вот модель жизни! – Волосатов затянулся сигаретой и отхлебнул пива. – Для того чтобы что-то получить, нужно крепко потрудиться. А потом, получив, понимаешь – разве стоило это твоих драгоценных трудов и бесценного времени? И только в искусстве важно не количество сделанного, а объем душевного пламени, сожженного над каждой строкой!
Небо приняло ровный оттенок. День с высоты балкона выглядел умиротворенно. Телесная истома накрывала Волосатова.
Мужественно следовать своим желаниям – обязанность художника! – вяло подумал он. – Чтобы творить свои бессмертные, или какие получатся, произведения, надо быть свежим. Дреману часок… И потом, с новыми силами…
…Я живу как в тумане.
Я совершаю тело- и душедвижения, будто продираясь сквозь вязкую пелену.
Но иногда…
Мысль!
Самая поверхностная метафора – солнечный луч. Будто вспыхивает он вдруг из-за тучи – и ты разом видишь что-то большое и главное.
И так становится хорошо…
Чуешь некоторую даже гордыню – превосходство перед окружающими козявками…
Это ощущение клёвое, но отбирает время и энергию. То есть, я не могу отказать себе в наслаждении переживаемым открытием – и трачусь на это наслаждение. А уж потом, вздохнув, берусь за него правильно – осмыслить, сформулировать, запомнить…
Но – уж опять мир покрывает муть, нужно бежать дальше, преодолевая вязкость… Сознание отчаянно цепляется за откровение, тщится зафиксировать, обещает обязательно все обдумать как следует, разложить по полочкам, записать…
А туман густеет. Приходится концентрироваться на выныривающих из него тенях.
Вспышка бледнеет. Отодвигается – назад, вниз, вдаль…
И я ее окончательно теряю. Тухнет энергия, потом детали, потом сама мысль.
И ничего нельзя сделать.
То есть, можно – но тогда нужно немедленно остановиться, не терять ни мгновения, сосредоточиться…
И выпасть из жизни.
И рисковать налететь на препятствие, материализовавшееся из тумана…
И разбить себе лоб.
Это похоже на пробуждение после яркого сна.
Я не умею запоминать сны.
Я страдаю по этому поводу – натурально.
Я бьюсь головой в стену.
И лоб мой разбит…
…Волосатов будильник, разумеется, не ставил, и потому проснулся через два с половиной часа. На кухне шипело и гремело – вернулась со службы жена. За окном темнело. День умирал.
Волосатов пришлепал на свет, пошлепал жену по попке и шлепнул на плиту турку. Под ногами заинтересованно вертелся кот.
Волосатов сварил кофе и устремился в кабинет.
Дедушка Чехов учил: знай себе списывай с мозгов на бумагу! – он взмахнул кружкой, чуть не вывернув на себя содержимое.
Лак стола отражал сгущающееся окно. Монитор подмигивал зеленой точкой.
«У Вас 13 непрочитанных писем».
Потом, завтра! – поморщился Волосатов. – А сейчас…
Пасьянс на экране разложился быстро. Даже как-то удручающе быстро. Подло. Волосатов потянул к себе лист…
Долой перфекционизм! – твердо сказал себе он. – А то мучаешь себя, формулируешь, крутишь в голове бичом, дабы так щелкнуть словом по бумаге – аж чтоб искры! – и остываешь…
Зазвонил телефон. Грянул так неожиданно, что Волосатов выронил ручку.
«Ты где сегодня футбол смотришь?»
Ах, ты ж ёоуу!.. – изумился Волосатов. – Сегодня же Кубок! Как я мог забыть…
Собирался он стремительно. До матча полчаса, а еще доехать…
В светлом проеме воздвиглась темная жена. Руки на поясе – в форме буквы «Ф».
«Куда?!»
«Сегодня полуфинал! Буду поздно», – и Волосатов канул за дверь.
…Волосатов не сразу нащупал ключом замочную скважину. Потому что рука была неверна, он старался не шуметь, да и ночь, для полной, видимо, власти над миром, стырила лампочку в коридоре.
Жена сладко разметалась по постели. Кот нагло растянулся на волосатовском месте. Волосатов улыбнулся и, оставляя за собой, как следы, детали одежды, поплелся к кровати. Изгнав кота, влез под одеяло и облегченно сник.
Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь, – пришел он к выводу. – Лентяй будет лежать на диване. Баловник станет таскаться по бабам. Пьяница найдет. Человек, живущий бедно, не любит деньги. Писатель не свернет со своего трудного Пути…
Да – лентяй встает с дивана, баловник спит один, пьяница трезв по утрам, неимущий зарабатывает. А писатель вынужден, – Волосатов поднял палец, – обречен тратить время на жизнь! Как там у Лермонтова –
Я жить хочу! Хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело;
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман:
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
По потолку спальни отблескивали и переливались гигантские, вдохновляющие творческие планы на завтра. Волосатов взвесил в руке мобильный телефон.
Будильник ставить не буду! – он закрыл глаза и причмокнул. – Если живешь правильно – будильник не нужен…
Артур Петрушин
Родился в 60-х. После некоторых скитаний по городам и странам осел в Минске. Жизнь проходила в суете – служил, учился, зарабатывал деньги, бил баклуши… Смыслом жизни положил борьбу с этой самой суетой.