325 Views
* * *
а время все лечит и лечит
и лечит и лечит и лечит
а годы проходят а время
все лечит и лечит и лечит
Сумерки
под кроватью валяется
кусочек Ван Гога –
немного от его уха
кошка прибегает ночью
находит и начинает играть –
гоняет по всей квартире
и тогда сон проходит
да и не было его вовсе –
слишком крепок был чай
поднимаешься и подходишь к окну
на подоконнике книга:
«Примечание Иисуса»
в книге есть всё
что было не сказано и
не объяснено вовремя
дальняя канонада
всполохи и зарницы –
только подчёркивают тишину
в такое время хочется
нарисовать себя
обнажённым читающим в кресле
но одеваешь тёмно-синий халат
в россыпях золотых точек
и становишься звездочётом
сосредоточенный взгляд
тело опять побеждает одиночество
опять жалкая попытка праздника
где-то в районе кухни
есть чёрная кошка у которой
в пасти немного Ван Гога
так и наступает следующий день
и наполняется грустью и
чем-то ещё
возможно приятным
Дом-хозяин
Это может показаться странным
и не здоровым,
но я много раз
медленно
обходил этот Дом по периметру:
один раз зимой,
пару раз летом,
и часто осенью,
когда пасмурно и моросит дождь –
в такие дни
мох, растущий у основания стен,
оживает,
и чувствует себя
неотъемлемой частью Дома.
Когда я обхожу Дом,
то пристально
смотрю на его соединение с землёй,
с местом,
из которого он поднялся,
вырос,
потому что совсем не кажется,
что Дом построен человеком,
хотя это так –
есть свидетельства, фотографии 1934-37 года,
на которых видны строительные работы,
а вокруг стоят маленькие
одноэтажные дома,
практически избы.
Стилизованная колоннада,
мощные ризалиты
с витражным остеклением –
одно время казалось,
что в Доме могли бы жить привидения,
но, к сожалению,
нет –
только воспоминания и фантазии.
Если смотреть на Дом
с противоположной стороны проспекта,
он становится идеальной иллюстрацией к рассуждениям Хармса
о некотором равновесии
с небольшой погрешностью,
ибо не симметричен –
левая башня фасада отлична от правой.
Когда-то давно,
более пятидесяти лет назад,
Дом укусил меня за палец
и оставил шрам,
который
сделал дактилоскопию
моего безымянного пальца на правой руке
уникальной.
Это случилось в детском саду, который
находился в торце правого крыла,
там теперь картинная галерея.
А тогда мне было шесть лет
и я шёл с такими же как я
в столовую на обед
последним,
и, закрывая за всеми дверь,
пальцем остался в замке,
в его «собачке».
Крови было не много.
Больше было слёз,
но, как сейчас помню,
я молчал.
Стоквартирный дом этот –
Дом-хозяин –
так научил меня молчанию,
так научил меня молчать.
И позже,
падая с деревьев
падая в котлован
падая с лошади летящей галопом
обжигаясь до мяса паяльником
ломая рёбра, суставы, позвоночник
……………………………………
……………………………………
……………………………………
оставаясь один
втыкая в тело горящие сигареты
……………………………………
опуская в гроб самых близких
……………………………………
читая новости
……………………………………
……………………………………
когда весело или нет
просто – всегда
я молчал
* * *
удар по высотке
крошево
стекла и бетона летит с тридцать пятого этажа
маленький вертолётик
зацепил хвостом провода
свист одиноких пуль, очередь пулемётчика
танки стреляют вверх
на древней площади разбита пехота
никого не осталось из тех
кто вчера ещё
считал победу возможной
удар чудовищного хвоста
два красных глаза Годзиллы
полных абсолютной злости –
первозданная красота
desolation
просыпаться и больше не спать
сон – погруженье в болезнь
хочется снов
чтобы в них было всё хорошо
хочется
не бояться ложиться спать
хочется засыпать сразу
без включённого рядом источника звука
создающего иллюзию
что ты не один, что в комнате
кто-то есть
хочется
не бояться идти с работы домой
не думать не перебирать то
чем заняться –
вариантов не много
можно заставить себя читать
можно заставить себя смотреть
когда-то уже просмотренные
фильмы
можно просто так сидеть в кресле
можно курить
и смотреть в окно
надо что-то поесть
надо заставить себя захотеть поесть
нужен какой-нибудь ужин
а утром какой-то завтрак
больше не хочется думать об этом
больше
не хочется делать –
просто что-нибудь проглотить
чтобы успокоить желудок –
он начинает требовать
приходится с ним считаться
иначе он не даст ни читать
ни просто сидеть курить
но и чтение превращается в простое перебирание слов
в котором забывание
больше чем по Барту
условие чтения
и даже не тянет на профилактику Альцгеймера
читая
думаешь о другом
например о том
что скоро
уже часа через два
вычеркнешь и этот день из оставшейся жизни
главное –
лечь и постараться уснуть
ибо это
самое страшное –
засыпать в этой квартире
и видеть эту квартиру во сне
и во сне в этой квартире
жить с теми
с кем ты жил здесь
до их смерти:
о чём-то спорить
расстраиваться
ругаться
обижаться
рыдать от любви или от горя
смеяться над смешным или не смешным
смотреть на них, видеть живыми
ощущая их жизнь не сомневаясь
не обращая внимания, а может быть даже радуясь
что они моложе тех лет, когда ты их видел в последний раз
или что они совсем не изменились
и просыпаясь необязательно утром
словно
всплываешь из глубины
словно
выбираешься из узкой пещеры
из душного какого-то места
понимаешь –
нет давно никого
мертвы
ты здесь один остался
один
и так и должно быть
Весело 2.0
за окошком смертушко
ходит босиком
не морозься милая
заходи-ка в дом
испекла маманя
масляных блинцов
с подпола достала
хрустящих огурцов
выпей водки рюмочку
выпей лучше три
да занюхай юбочкой
что вместо двери
будь здорова смертушка
с дороги отдохни
загорятся к вечеру
сибирские огни
как огни сигнальные
подмигнут тебе
песню поминальную
по живой судьбе
горестно-протяжно
пропоют в вечор
скатертью бумажной
подожгут костёр
будет в доме весело
будет ходуном
хороводом с песнями
развлекаться дом
нарядились девушки
в чёрные платки
парни в глаза вставили
блестящи пятаки
вот уже веселие
вот уже содом
развлекайся смертушка
колыхайся дом
до утра гуляние
пусть заря в окно
кажет для собрания
светлое кино
жилки все да косточки
прохрусти-прогрей
смертушка-хозяюшка
прыгай не старей
вот и баньку сделаем
правильно тебе
постегаем веничком
зло как в КГБ
чтоб до пяток смертушко
чтоб до мозжечка
дух вошёл забористый
можжевельничка
после баньки жареной
в прорубь окунись
похристуйся с окунем
с щукой поженись
и пойди на кладбище
в холоде там ждут
многие товарищи
кому пришёл капут
пошепчи на холмики
почеши кресты
знают пусть покойники —
рядом ходишь ты
смертушко родное
как душа болит!
молочко парное
по костям бежит
Господи как весело
как же хорошо
«пламенное сердце
падает в ведро»
* * *
зря вы говорите что весна
зря вы говорите что светло
что зазеленеется сосна
когда будет влажно и тепло
зря вы ожидаете что лето
зря вы: загорать купаться в море
всё напрасно – то и даже это
ничего совсем не будет вскоре
кто сказал такое? что за шутка?
что мы зимовали зря в итоге?
это напророчил нам мишутка –
из своей таинственной берлоги
* * *
мы победили
мы молодцы
в нашей могиле
одни мертвецы
больше не больно
ни минус ни плюс
на колокольне
пляшет Иисус
пляшет как призрак
в белом белье
кончились крысы
на корабле
Без названия
старость поломает нам лица сильнее чем страсть
никому иероглифов этих будет не прочитать
в складки кожи набьётся родная земля и песок
и глаза пожелтеют с надеждой наблюдая восток
если нас положат в пещеру мы останемся там
мы прибитые грязные воры были к крестам
мы при жизни уже навоз перегной чернозём
нам презумпции нет виноваты всегда и во всём
Упражнение в плохих целях
пишу стихи не я
а тот
кто будет их читать
кто будет разбираться в рифмах и размере
поэтому
не стоит вспоминать
каким я был и есть на самом деле
меня почти не сложно разгадать
я как Асадов был в любовной теме
но только вдрызг и в грязь сквозь гать
шутом убогим новым поколеньям
читатель ты и есть кто написал
всю эту чушь всё это словоблудье
ну так и быть
ещё один финал
не для тебя писал —
пусть почитают люди
Сибирь
свою первую зиму я провёл в пальто
под расстрелом за то что не делал никто
я стоял и дрочил как осиновый глист
несмотря на всё то что я был оптимист
моя шея тонка и немного не выбрита
я ходил кругами там где предатели
оставляют свои документы для выгоды
что когда-то и к ним вернётся создатель
ничего. всё в порядке. да никто не волнуется
наше дальнее стало сегодня сегодняшним
и не просто так можно выйти на улицу
можно там кое с кем познакомиться
и не страшно это, мой бог, нет не страшно это
мы и так каждый день — ты смотри в глаза
у меня от воображаемого пистолета
есть немного, хотя бы о нём мечта
и сейчас
когда я перед тобою
откровенно лицом и плечи расправил
пусть хоть небо останется над землёю
никаких больше
не нужно правил
* * *
после смерти — суета
знал бы — не ушёл
сразу как закрыл глаза
кинули на стол
распороли брюхо вдоль
и дальше поперёк
про мою им про юдоль
вовсе невдомёк
вот лежи и трепещи
ангелов кубло
те ещё товарищи
было бы добро
прибыли со всех щелей
ищут что забрать
наперёд души моей
в вечну благодать
что же вы разбойники
иль не стыдно вам
пусть живут покойники
с горем пополам
им ещё гниение
предстоит в земле
и превозмогание
чего-нибудь извне
ангелы послушайте
вы летите прочь
пусть вот это туловище
полежит тут ночь
чистое опрятное
с зашитым животом
скоро его спрятают
в землю а потом
съедутся в столовой
где подешевей
для прощанья слова
чтобы поскорей
вышибло из памяти
напрочь навсегда
этого проклятого
абъюзера да-да
вы не сомневайтесь
покойник был того
даже педерастом
нет? ну ничего
пусть тогда хоть пухом
хоть не важно чем
будет ему что-то
что и нам бы всем
водка водка водка
иногда коньяк
пьют за стопкой стопку
друг и даже враг
рис с изюмом мерзкий
липкие блины
все мы тут для смерти
кем-то рождены
Андрей Жданов
Родился в 1967 году в Новосибирске. Окончил Новосибирский государственный педагогический институт. Стихи публиковались в журналах «Воздух», «Сибирские огни», «Лира Кавказа» (Пятигорск), в новосибирских газетах. Стихи переведены на польский язык. Автор книг «Была веха падающей листвы», «Сонеты», «Дельфин», «Некрополь». В 2010 году был соорганизатором поэтического фестиваля «Поэмания», в 2020 году организовал фестиваль самиздата «Обложки». Живёт в Новосибирске.