465 Views
Опустел обмелел приграничный аид
Зимний день, колючий, как мякина,
О.М.
Так ли жестк в зрачке твоем?
Опустел обмелел приграничный аид
Где взбесившийся цербер надрывно хрипит
На кровавой луны гематому
Воробьиный народ попритих в городах
А с болота кишит наседает орда
Земноводных червей насекомых
Их потешное войско стозёвно и ты-
сячекратно сожгло за калиной мосты
Закалилось безумьем и мраком
Во главе — мышебрат семихвост семиглав
Три кола три пера развевается флаг
Над захваченным за год оврагом
Чтобы редкий сверчок возмущаться не смел
Насекомую жизнь насекомая смерть
Доедает и просит добавки
Женихом распрекрасным в подземный дворец
Гордо едет домой минусовый боец
С отрицательной биркой на лапке
Мой щегол ты живой и тебе повезло
И в зрачке твоём жестк зимний день под крылом
Мелочёвка забилась по щёлкам
Оловяных солдатиков меньше чем крыс
Мышебрат наступает щелкунчик держись
И доверчиво клювом не щёлкай
Для пернатых хватает снарядов и стрел
В безвременье за звонкое слово — расстрел
Темнота проросла тишиною
Так лети высоко в перелётный рассвет
В незнакомое небо живое
Чеширская
Видит — опять не туда попала. С трудом
Проявляется сквозь сказочную немоту.
Чеширская потягивается на дубе том,
Приглядывается к русалочьему хвосту.
Вечер жонглирует музыкой слов, из пустот —
Только чёрные дыры в корнях мирового зла,
И лишь белый кролик — фетиш, его приход
Каждый охотник желает знать.
Ваша Светлость за горизонтом, прощаясь, из темноты
Пускает на ветках солнечные пузырьки.
Где ни появишься — улыбаются лишь коты,
Облака и бездомные призраки.
На землю не стоит — на цепи матёрый вопрос,
И нет никого пригоже и краше его.
— Ай гав ю, — говорит неучёный пёс,
— Ду ю мяу ми? — чеширская переспрашивает.
Давеча выбились в нищие последние короли,
Этот мир обречён и не можно его спасти.
Мы все полукровки, четвертиночки да нули,
И только она — единица реальности.
В небесную кострому, в подводную колыму,
И более не поётся, не сказывается, не лается.
Исчезают все — белый пудель, каштанка, муму,
По кругам, по зигзагам, по цепочкам идём ко дну,
Ну а чеширская — проявляется.
птицезмей
почтенный тролль достойный орк
чешуйки от хвоста до гланд —
у девы нежный триколор
и крайне плотоядный взгляд
в ней рукоблуден и рогат
закоготился шёпоткрик
язык у моего врага
немыт двужилист повелик
крепчает цель ширеет ад
не покладая уш и уст
петляет длится заплакат:
я — узкая и я — горжуть!
но лишь повеет сквозняком
преображение — не грех
она меняет старый кож
на новый белокрылый мех
и в небеса давно пора
но гложет жабою змея
но манит кроличья нора
и свет на выходе ея
журчит фонтанкою родник
во глубине слепых аллей
всё тише тише шёпоткрик
всё белокрылей птицезмей
Памятники Залежайска
В очередном не оправдывающем надежд веке
Один ищущий человек
Подходит к другому ищущему человеку,
Протягивает ему сосуд
Известной истины и говорит: — Друг, заряжайся!
— Спасибо! – отвечает друг,
А потом они вместе изящно ссут
У памятника Неизвестному Дураку,
Ночью, на центральной улице Залежайска.
Утром дворники смывают с газона собачьи какашки, следы рвоты.
Днём у подножия возлагают цветы
От Общества Глухонемых
И Партии Истинных Патриотов.
Неизвестный Дурак глядит с высоты на этих тупиц.
По скверу гуляют скверные люди,
Кормят случайных птиц.
Сезоны небесной соли укрыли земную взвесь.
Он думает только одно: — Кто я? Зачем я здесь?
Год за годом амфиболия — солнце сменяет ненастье.
Новобрачные приезжают, фотаются на счастье.
И вот он стоит как-то утром, как обычно — в моче и рвоте,
Видит — памятник Неизвестному Умнику
Открылся напротив.
Вчера ещё были леса,
И вот он — почти двойник.
Дурак кричит новичку, вороны разносят крик,
Но люди не замечают ни крики,
Ни то, что они — двойники.
Что делают люди? Люди кладут венки.
У людей
Ленточки.
Воздушные шарики,
Шум оркестра и яркий свет.
Ночью пьяницы путают, где теперь туалет.
Потом затихает всё.
О чем говорят два куска бронзы,
Когда открываются звёзды, полные бездн?
— Что нас роднит? – говорит Дурак.
— Голуби, – отвечает Умник, —
Ночные шлюхи, неизвестность, вода с небес.
Рвота.
Венки от Партии Истинных Идиотов.
Иванов
Иванов заполнял анкету,
Написал, что фамилии нету,
Было отчество, но не помнит,
А родитель давно уж помер,
И в наличии за душою
Только имя, и то — чужое.
Иванов заполнял, зевая:
Дальность памяти — нулевая,
Дальность зрения — до испуга,
Близорукая дальность слуха,
Вместо Родины вставил прочерк,
И в конце — неразборчив почерк.
Иванов погружал анкету
В замороженную планету,
Ждал ответа,
Он ждал ответа…
За Подкаменною Тунгуской,
Где земля молчит не по-русски,
И летает метель, играя
Разрывными календарями,
Там под звёздными куполами
Чистый лёд, голубое пламя,
Не полярной звезды сиянье —
Лютый призрак ответа бродит:
Тот не годен, а этот — годен —
Профпригоден / профнепригоден.
Завывает звериным хором,
Нежно гладит клеймо отбора…
Триптих. …будто Книгу.
1. Генезис. Вера Надежда Любовь
тихо
медленно
и нельзя по-другому
разгоняю время с нуля
добавляю нейтрон к протону
создаю элемент случайного
намечаю частицу фатума
но это после
пока
отделяю атом от атома
черное от белого
тьму от света
звезду от звезды
низ от верха
луны от солнц
небеса от воды
мыслю как сделать так
чтобы было кому делиться на два
расти побегом
ползти плыть лететь
но пока плююсь лавой и пеплом
сотрясаю твердь
скоро дойду до самого интересного
буду распределять
кто должен чирикать
рычать шипеть
а кто — просто жужжать
глубже дальше выше
к сложному от простого
да
еще надо дать всему имена
расщепить Слово
указать этим большим и малым
кто поживет и вымрет
а кто — будет главным
знаю
за раз такого не выдумать
шаг за шагом
терпеть
быть упорным
не почивать от дел
думать — какую придать форму
чем я их всех укреплю
чем успокою?
уже третий день
ношу в своем чреве китов
и их — трое
2. Осадки
Вопреки метеопрогнозу о ясной погоде
И воздухе, прогретом добела,
Сегодня на мой сад небесный
С Земли падали аггелы.
Вместо рассвета было что-то ворчливо-мутное,
Вот и верь после этого искусственным спутникам.
Началось все с нетопыриной мороси,
Потом как зачастило…
Одни были с кошачьими мордами,
Другие — с пёсьими.
Пикировали, сложив крылья,
Ломали ветки в цвету,
Глотали с хрустом спелые плоды на лету.
Потом грохались с визгами в травы,
Трепыхались оторванные конечности,
Дергались в судорогах,
Скатывались в канавы.
В пару минут все закончилось:
Кругом трупы и еще мучающиеся,
Вальсирующие листья, лепестки,
Ручьи чёрной крови,
Смешанные с обломанными сучьями.
Михаил бурчит:
“Ну, красавцы, просто — зашибись”.
Среди этого
Стоят голые стволы дерев всяких,
Растущих корнями ввысь.
Птицы мои разлетелись,
Звери мои разбежались.
Слышу и вижу —
Нагая Женщина говорит нагому Мужчине:
“Какая жалость!
Побились все смоквы,
Ни одного плода не осталось”.
3. Крупица
Закрой, Алиса, двери на засов.
Не дергай Соню.
Хочешь чая?
Слушай:
От атомов до звёзд и черных дыр —
Весь мир наш собран только из часов.
(Алиса, стой!
Не всё так с чаем просто:
И мест тут нет,
И это — чай для взрослых)
Да, девушкам про время рановато,
Но, так и быть, скажу:
Мы все — и ты,
И я,
И даже королева —
Всего лишь шестёренки
Единого вселенной циферблата.
Почти неслышно тикает судьба,
Но в этой иерархии, однако,
Не все равны —
Наручные по рангу
Песочных ниже.
(Откусывай, Алиса, от гриба)
Проворней и быстрей
Секундная стрела часов наручных,
Следящая за временем людей.
Они боялись, верили, просили…
(Не трогай пудинг,
Он — гарант России)
Гораздо выше по канонам света
Не те, что замурованы в стекле,
А что пылинками
По волнам, по земле —
Песочные часы планеты.
Летит, плывёт невидимой стрелой
То в северных широтах, а то в южных,
За кругом круг,
То мёртвой, то живой
Крупица огибает море, сушу.
(Алиса, нет! На зайца не смотри!)
Как необычен этот циферблат,
Приплюснутый с боков,
Голубоват.
Отмеривая время у Земли
Крупица рвётся в космос и висят
Часы на постаменте ойкумены,
Когда планеты
Встав, как на парад,
Бьют мерно полночь солнечной системы.
(Уже темно. И в школу завтра рано.
Закрой окно, доносит дым кальяна.
Вдохнула? Видишь?
Как — плывёт? Летит!
Летит секундомером во весь фронт
С оливковою веточкою в клюве…
Алиса, это — голубь, а не Дронт)
В мгновенье это
Лишь представь —
Песчинкой движется
По Арарату альпинист.
Разрежен воздух,
Лёд прозрачен, чист.
Вверх лезет смело.
Не отводи свой взгляд, смотри —
Вот он достиг предела.
Стоит усталый,
Пот с лица стирает.
Один. Живого — ни следа.
Куда не кинет взгляд — везде вода.
Знакомым красным циферблатом
Садится Солнце вдалеке,
А он поднес к глазам запястье —
С вершины древних солнечных часов,
Вонзённых в твердь,
Сверяет время по своей руке.
Александр Михеев
Родился в 1970 в Новосибирске. Большую часть жизни прожил в Киргизии. Два высших образования - МИСИС (физика полупроводников) и York University (Программист). Уехал в Канаду с семьёй в 2000 году по профэмиграции. Работал программистом, график-дизайнером в газете, дилером в казино, рабочим на стройке, помощником электрика, бухгалтером, водителем фолк-лифта на складах, приемщиком на заводе, рабочим на конвейере General Motors, тестировал и паял микросхемы на IBM, был специалистом по мехам на аукционах, слесарем по дереву и по металлу, пёк хлеб в булочной, делал мебель для кухонь и ванных, клал плитку и ламинат, малярничал, снимался в кино, играл на гитаре, клавишах и ударных в разных группах итд. Победитель и лауреат международных поэтических конкурсов. Печатался в журналах "Формаслов", "9 Муз", "Интер-фокус", лауреатских альманахах и 45-й параллели. Живёт в Торонто.