245 Views
Садовое
Садовое кольцо
И в воздухе свинец,
И ветер бьет в лицо,
Измученный вконец,
И брызги с мостовой,
И гул над головой с утра и до утра;
Над городом висит
Чахоточный туман,
И светлые венцы
Утратили дома,
И кучей чёрный снег
Упрятан в полусне арбатского двора.
И где-то посреди
За каменной стеной
Льют вечные дожди,
Пришедшие за мной,
Мы с ними говорим,
Как будто нет ни стен, ни многих тысяч лет.
Слова стекают вниз,
Сверкая и скользя,
И хочется спросить,
Но спрашивать нельзя,
А мне так важно знать,
Вдруг это только сон, вдруг это только бред.
Демон inside
Осененный благодатью
беломраморного поля,
Рукотворный гость сознанья,
воплощенный дух зимы,
Раскрывающий обьятья
Неизвестности и боли,
Принимая с интересом то, чего страшимся мы,
Он летит над Петербургом,
над Москвой и над Одессой,
И туда, ещё южнее, где кончается земля,
И от Баренцева моря до тропического леса
Он надежды не теряет, поднимая странный взгляд
Прямо в выцветшее небо,
в чьем заплатанном кармане
Кучки сморщенных галактик
обдирают звезды в кровь,
И найти не может точку, где б ослабло заклинанье,
Заковавшее когда-то в нашем лучшем из миров
Ищет вновь – и не находит, и страшны его печали,
И не дай Бог подвернуться ему под руку тогда –
Там горит безвинный воздух,
как в таинственном Начале,
И земля дрожит послушно и роняет города…
Так он мечется по свету,
от Нью-Йорка до Камчатки,
Но он заперт в этой клетке,
точно так же, как и мы –
Не нашедший себе места в установленном порядке,
Рукотворный гость сознанья,
Воплощенный дух зимы.
Тамишевари
Светает. Подводим итоги.
Был проклят когда-то по-скотски.
И все же – счастливее многих.
Я понял, – мне нравится Бродский.
Похоже, останутся пятна,
Которые думалось выжечь.
А было довольно приятно.
Любил.
Предала.
Ненавижу.
И лица шпаны в мерседесах,
Что с визгом проносятся мимо,
Рождают внутри мелких бесов
Под мрачные песни Сантима.
Так хочется выплеснуть руку
Сквозь череп зазнавшейся твари,
Чтоб разогнало эту скуку
Небесное тамишевари.
Но – рано. Не те ещё силы.
Не те настроения в стае.
Отложим. Забудем, что было.
Успеем. Всего лишь светает.
Темнота
Тьма наползла
в поле
Те, кто стоял –
пали
Луч темноту
колет
Словно мольба
к Кали
Видишь небес
плоскость?
Чуешь земли
пласты?
Это зовет
космос
Души твоей
касты
Радио мир
делит
Книги зовут
сдаться
В красном углу
телик
Передает
танцы
Перекуси
провод –
Это твоё
право
Чтоб прервалось
слово
В пике своей
славы
Чтобы вернуть
с поля
Тех, что на нём
пали
Переменив
роли
Что бы нам
ни врали
Врали про стыд
гордых
Врали, что есть
карта
Врали, что ты
мертвый
В талом снегу
марта
Блюз
Серый свод
Пачка безразличных нот
Это блюз
Я и сам его боюсь
Полный зал
Чьи-то мертвые глаза
Почему тебя нет в этом зале?
Сказки – ложь
Ты их больше не тревожь
Двадцать пять
Уже поздно начинать
Зал затих
Я играю для других
Почему тебя нет в этом зале?
Призови
Что-то тёмное в крови
Двадцать пять
Вроде рано помирать
У меня
Есть на что себя менять
Почему тебя нет в этом зале?
Все прошло
Стало пусто и тепло
Все прошло
И не вспомнить больше слов
Клонит в сон
Я хотел бы выйти вон
Да нет стен в этом чертовом зале…
Ксенофобия
Просыпаюсь. Хоть это странно,
Но глазам своим все же верю:
Среди комнаты у дивана
Возвышается туша Зверя.
Чёрный, злобно глядит, зубастый.
Подавляя биенье пульса,
Я спокойно сказал “Ну, здравствуй”
Он в ответ прорычал “Проснулся?”
Дождь по крыше чуть слышно капал
И глазами я бегал нервно
А у Зверя – глаза гестапо
И мечтательность анненербе
Он молчал, словно так и надо
Я боялся пошевелиться
А на улице, за оградой,
Под дождем не смолкали птицы.
“Ты откуда?” – Он удивленно
Обнажает клыки – беззвучно.
“Здесь таких, как я – миллионы.
Я живу здесь. Мне стало скучно”
Я сказал: “И откуда столько?…”,
Сел, к нему повернувшись боком
И за прут в изголовье койки
Взялся, словно бы ненароком.
Все реально – но смысл обиден.
Я уже сомневаюсь, где мы.
Он скривился: “Ты нас не видел?
Ну, так это твои проблемы”.
Я на ноги вскочил. И сразу
Крутанул полосой металла.
Зверь взревел, как мотор КАМАЗа.
Прыгнул.
И
Ничего
Не стало.