25 Views
Он сидел в чужой комнате, в жутком чужом кресле.
Вокруг все чужое…
…аквариум!!!
…чужие книги!!!
Среди них он заметил те, что есть и у него, однако здесь их знакомые корешки выглядели иначе и ему показалось, будто книги эти его предали.
Она зашла. Ему стало намного легче — она была чужая, но все же не настолько как это ужасное кресло, как шкаф, древесные узоры которого воспринимались им как символы страха; как все здесь, абсолютно все!
Чужое!!!
В его руке оказалась чашка. Чужая!!! Чужезаваренный чай имел невнятный вкус, чужой!!!
— Вот так я и живу…- сказала она, устроившись на его коленях.
Он ни разу не видел ее в этом халате! Чужой, чужой халат и она в нем — чужая!!!
— Мне ужасно неловко…- спромогся признаться он.
— Да ничего, поначалу всегда так…- улыбнулась она и взъерошила ему волосы.
— Мне, правда, неловко… Ведь обои на стенах должны быть синие! — вырвалось у него.
Она непонимающе нахмурилась, но догадалась:
— У тебя дома синие обои? Да?
— Ну, как же иначе?!- воскликнул он и затравленно огляделся.
Она отставила свою чашку и забрала у него.
— Ты так ничего и не пил?!
— Чашка должна быть с лесным гномиком, — пояснил он. Она изучающе на него посмотрела и он, испугавшись, зарылся ей в подмышку. Чужой халат!!! Он моментально отдернулся.
— Нет, почему же, мне понравилось! — весело сказала она.
— Халат, — выдавил он. На лице, казалось, осталась чужая, пятнистая расцветка. Запах иной жизни…
— Снять халат? — спросила она, взблеснув глазами.
— Да,- облегченно сказал он. Она поднялась с его колен и он инстинктивно попытался удержать ее.
— Глупый,- улыбнулась она и, встав напротив, принялась за пуговицы.
Он следил за ней напряженно, опасаясь выйти взглядом за ее пределы, в пространство населенное страшными чужими вещами.
Обнажившись, она снова влезла ему на колени, однако на этот раз несколько иначе. Но так ему больше понравилось — теперь она закрывала своим немалым, упитанным телом почти весь жуткий обзор и ему стало значительно легче…
…пока она не начала расстегивать на нем рубашку.
Он вскрикнул.
— В чем дело?- испуганно отшатнулась она. Он не знал. Его страх усилился. Лишиться одежды в таком жутком месте! Он и так чувствовал себя абсолютно беззащитным — облупленным яйцом, сваренным в мешочек, бесприютной улиткой в непредсказуемых пальцах. Лишь какие-то ее черты, напоминавшие ему мать, спасали ситуацию: перестань он их видеть — вылетел бы с криком вон, или потерял бы сознание от перенапряжения страхом.
— Я тебя оцарапала!- поняла она.- Ой, прости… Я, правда, не хотела… Ты такой нежный! Такая кожа…
Он тяжело дышал и чувствовал, как стремительно поднимается температура его тела.
— Какой ты горячий!- удивилась она.- Ты всегда такой, когда…
Он не понял ее вопроса. Обычно у него поднималась температура даже от странного взгляда случайного прохожего. Однажды в школе его отчитал учитель, тем самым чуть не убив мальчика, который температурил под сорок градусов две недели, и после, до самого выпуска, боялся даже взглянуть в глаза тому учителю, словно тот был василиском.
— Давай перейдем на диван,- предложила она.
Вид чужого дивана потряс его зашкальнорихтерной силой. Бассейн полный густой крови не ужаснул бы его так, как чужая малиновая обивка софы. Малиновая вместо коричневой! А подлокотники! — они истерты совершенно иначе!!!
Все непривычное, все жуткое! Он едва не лишился чувств и застонал.
— В чем дело? Ты болен? — обеспокоено спросила она.
Он упал на пол и смотрел в аналогичный своему потолок.
Хоть что-то здесь…
… однако люстра!!! Чужая, чужая!!! Он захныкал.
— Да не переживай ты так… — утешала она.- Ты что, в первый раз? Ну, так это бывает…
Интонации ее голоса навеяли ему сладкие запахи детства. Он зарыдал:
— Здесь все… все не так, как надо! — прорвал он словами рыданья. — Мне страшно! Здесь все чужое, чужое и опасное!
— О, Боже…- прошептала она и с полуопаской-полуотвращением на него посмотрела. — Да что с тобой такое, а?
— Я хочу домой!- воскликнул он и спрятав свое лицо в ладони, уткнулся в ее обнаженное лоно.
— Ну, пошли к тебе…- согласилась она.- А нам там никто не помешает?
— Что? Что там может помешать?- растерянно спросил он. В его голове не укладывалось, как это дома может случиться что-то непредвиденное, неудобное.
И не дожидаясь пока она оденется, он вылетел на улицу, под чужие акации…
… Они подходили к его дому и мир менялся. Знакомые с детства каштаны, родная облупленнокрасная песочница и бельевая площадка с хорошо известным соседским бельем; разломанный молнией клен, который когда-то так испугал его своей неожиданной трансформацией — это было одно из первых его душевных потрясений. Но вскоре он привык и клен снова стал «своим».
Родные двери подъезда с желтыми, пропитанными клеем, хрустяшками объявлений. Свой запах исходивший из кухонь соседей, знакомые с детства, надписи на стенах…
Внезапно его пронзил ужас. Ведь она — это совершенно чужое! Ведь это так мерзко — ввести в свой дом нечто чужеродное! Ведь потом он станет совсем по-иному воспринимать свой мир. Она очужит его! И во что тогда превратиться его любимый ковер с русалками, его позолоченный подсвечник — подарок Деда Мороза, его ночник — вместилище его снов и чаяний?! Она испортит его мир!
Он осознал вдруг, какую глупость чуть было не совершил, и будучи не в состоянии трезво мыслить, не нашел лучшего выхода из ситуации, чем дверь на улицу.
… Он долго где-то прятался, а ночью вернулся, опасливо обойдя подъезд, подошел к своему окну, влез в него, и, окунувшись в привычность, счастливо заснул, едва забравшись в постель.