208 Views
Остановка напротив школы
В 1993 году я жила в городе Афула, на севере Израиля. Небольшой город развития, где у матерей-одиночек была возможность получить амидар — государственную квартиру. Моя мама тоже получила такую квартиру, правда не в самой Афуле, а в пригороде – Геват-Ха-Море, куда ходил один-единственный автобус.
Наш дом стоял на горе прямо напротив леса, а из окна был виден Назарет и вся Израэльская долина. В лес мы ходили гулять почти каждый день, а иногда спускались в долину и бродили с собаками по киббуцным полям. В нашем районе все друг друга знали, в гости ходили без приглашения, а по вечерам собирались на лавочке, грызли семечки и обсуждали всё на свете.
В то весеннее утро я проснулась от пения птиц. Они всегда закатывают концерты в это время года. Иногда я даже не совсем представляла, где нахожусь — за окном деревья в зелени, птицы поют, даже не верится, что в городе. Я лежала, смотрела в окно и не могла решить, что делать- то ли ехать в школу на экзамен, то ли в военкомат. Мне как раз пришла первая повестка. Экзамен пропустить было жалко — хорошо подготовилась и могла спокойно получить 100. А в военкомат ехать надо, тем более, что повестка уважительная причина для прогула.
Я вышла из дому, с тоской посмотрела на школьный автобус, который забирал нас каждое утро и поехала на автовокзал. Было жарко, но в автобусе работал кондиционер. Военкомат северного округа находился в Тверии. Ехать надо было около часа. Дорога была знакомая — я почти каждое лето проводила в лагере в этих местах вместе с подругой Олькой. Мы жили в палатках, спали в спальных мешках и лазили по горам.
Пробок не было, и до Тверии автобус доехал довольно быстро. Гулять времени не было, и я поспешила в военкомат. По дороге вспомнила, что не позвонила маме. “ Ладно, все равно раньше неё из школы возвращаюсь, так что пусть думает, что я на занятиях”
Я ожидала своей очереди вместе с другими подростками. Обратила внимание, что очень много “русских”. Ну, вот, наконец моя очередь. Молодая девчонка в солдатской форме задавала мне вопросы о моей семье, о школе, что делали мои родители в России, что делают в Израиле. Долго не могла понять, почему мой отец в Израиле, а я о нём ничего не знаю. Если бы я сама могла понять… Потом другая девчонка проверяла мои знания языка… Да, стыдно мне, конечно. Русский забыла, а иврит ещё не выучила.
Мне велят подождать в коридоре. Голова раскалывается. Жарко, хочется пить.
Наверное, я задумалась о чём-то, отключилась, как вдруг слышу возгласы: “Терракт в Афуле! 8 детей убито!” По телевизору идёт экстренный выпуск, но я плохо понимаю на иврите. Какой-то парень объясняет мне, что на автобусной остановке в 12:10 взорвалась машина, начинённая взрывчаткой. 8 детей погибли и очень много раненых. Смотрю на экран и в ужасе узнаю это место. Четыре сидения под навесом, мусорник, а рядом ветеринарная клиника и небольшой супермаркет. На этой остановке я сажусь на автобус, когда возвращаюсь домой из школы. А ещё там проходят автобусы в Хайфу и Назарет. А сейчас вижу на экране телевизора дым, машины скорой помощи, пожарных. Скорые увозят раненых, в стороне несколько тел прикрыты черной клеёнкой.
Плохо помню, как звонила маме из военкомата. Она не могла говорить, только плакала, не веря, что со мной всё в порядке.
Дома собаки с радостным визгом кинулись мне навстречу. Шеррик схватил в зубы пустую миску и начал носиться по комнате. Альфа подошла и лизнула руку.
— Кушать хотите, да? Сейчас, сейчас я вас накормлю.
Смотрю, как они кушают из одной миски, и стараюсь не думать о кадрах по телевизору. Но вдруг вспоминаю – Олька! Её школа как раз напротив этой остановки! Она должна была учиться до двух, но вдруг… Олька – мы подружились в лагере под Тверией, а потом… Потом выкармливали слепого котенка, которого нашли собаки, принимали роды у Альфы, ходили за грибами в лес, пекли картошку на костре в Лаг-Ба-Омер*… Я не решаюсь набрать знакомый номер. Может зайти к ней? Надо только выйти из квартиры, спуститься по лестнице и зайти в соседний подъезд, позвонить в дверь. На улице 40 градусов, а меня всю колотит. Выбегаю из квартиры и сталкиваюсь с Олькой. Она как раз шла ко мне…
— Юлька! Где ты была?!
— Я в военкомат ездила.
— А я думала, что ты сегодня в школе, Юлька! У тебя ведь экзамен должен был быть до 12.
— Я передумала в последний момент.
— Юлька, это было как раз на перемене… Мы стояли на улице и вдруг услышали взрыв. И дым, и запах… Я до сих пор чувствую этот запах… Горящих тел…
Я пытаюсь её успокоить, но плачу вместе с ней.
-Там только дети и были, в основном, Юлька, только дети. Они ждали автобус в Геват-Ха-Море… и мы его так же ждём каждый день.
-Да, Олька, я знаю.
-Говорят с твоей школы много погибших. Ваш автобус отъехал, завернул за угол и..
-Я уже звонила всем, кто выходит на той остановке. Со всеми всё в порядке.
-Они это видели? — с ужасом спрашивает Олька.
-Нет, только слышали взрыв.
Мы сидели весь вечер, боясь включить телевизор.
Наверное, девочка Оля (сейчас старший сержант израильской армии) повзрослела в тот день лет на 5. А я… Я научилась ненавидеть.
А на следующий день я поехала в школу, как обычно. В школу ходит прямой автобус. А когда едешь домой , то надо пересаживаться…на автобусной остановке напротив Олькиной школы…
Автобус проезжает мимо. В супермаркете все стёкла разбиты, от ветеринарной клиники почти ничего не осталось. Пожарная машина моет асфальт.
-Что они делают? — спрашивает девочка рядом со мной.
-Кровь смывают с асфальта.
Я давно не была в Афуле. За 9 лет там многое изменилось — новые дома, новые районы. Одно не меняется- автобусная остановка, напротив школы, памятный камень с именами погибших детей, свечи и цветы.
Что спасло меня в тот день? Не знаю…
Умереть в шестнадцать
Ночь. Полнолуние. С горы Кармель виден золотой купол Бахайского Храма, а чуть ниже- огни кораблей в море. Жара спала, с моря дует приятный ветерок, и молодежь заполнила небольшие ресторанчики и кафе в Нижнем городе.
В полицейском участке идёт допрос.
— Ваше имя?
— Оливия.
— Возраст?
Задержанная молчит, смотрит затравленно на следователя. На вид лет шестнадцать-семнадцать. Худенькая, смуглая, с короткой стрижкой и золотым крестиком на шее.*
-Шестнадцать ей, — с плачем говорит Кэти, мать Оливии- неделю назад исполнилось шестнадцать.
— Мама! Молчи! Не говори ничего! — кричит девушка.
— Что ты собиралась сделать? – спрашивает следователь.
Молчание.
— Кто тебе дал взрывчатку?
— Я не знаю, о чём вы говорите, — отвечает Оливия.
— Твоя мама позвонила и всё рассказала, так что хватит . Лучше расскажи нам всё.
— Оливия, это правда. Я сама позвонила в полицию, — говорит Кэти.
— Зачем, мама?! Как ты могла? Как ты могла меня предать? Я хотела умереть за свободу своего народа! Мне говорили, что ты будешь гордиться мной! Что я попаду в рай!
— Ты дурочка! Кто сказал тебе такую глупость?
— Мама, ты не понимаешь, наш народ …
— Да мне плевать на народ! Я не знаю где ад, а где рай! И мне всё равно! Мне нужно, чтоб ты была жива, понимаешь? Мне не нужна дочка-героиня в глазах арабского народа!
“Господи! А моей дочке пятнадцать!» – в ужасе думает следователь.
* * *
Они гуляют по вечернему Гило.
— Смотри, падающая звезда! Загадывай желание! – говорит девушка.
— Загадал. А ты что загадала?
— Не скажу, а то не сбудется. И ты не говори.
— Скоро ты будешь большая девочка, — он с нежностью смотрит на неё.
— Ага! Через неделю шестнадцать!
Они уже подошли к дому. Пора прощаться – завтра в школу.
— Что-то мне не хочется тебя отпускать. С чего бы это, а? – он смеётся, пытаясь скрыть неясную тревогу. Целует её.
— У нас ещё вся жизнь впереди, — смеётся Лиат и бежит домой.
Мама дает на завтрак корнфлекс с молоком.
— Лиат, что тебе приготовить в школу?
— Питу с хумусом! И апельсин положи, пожалуйста.
— Опять ты надела эту рваную футболку! Как так можно ходить в школу?!
— Мама, ты ничего не понимаешь! Всё ! Мне пора, спасибо за завтрак! — она целует мать и выбегает на автобус.
— Лиат, не задерживайся после школы! И будь осторожна!
“ Лиат, доченька, что же мне так тревожно?”
Орталь смотрит в окно, пытаясь разглядеть в толпе на остановке свою дочь…
Кладбище. Рав читает кадиш. **
— Не хочу! Слышите, не хочу! Всё это ложь! Замолчите!
— Орталь, успокойся, не надо, не надо…
— Ложь! Всё ложь! Где ваш Бог?! Где ..Лиат, девочка моя…
Рав читает кадиш: “ Барух ата адонай … ”
* * *
Вечер. Палестинская деревня. Старые, одноэтажные домики. Кое-где старые машины. Зелени почти нет, лишь кое-где высохшие кустарники. Мальчишка спускает с горы стадо овец. Возле одного из домов верблюд жуёт какие-то колючки. В деревне праздник — празднуют смерть двадцати евреев. Вся деревня поздравляет родителей террориста-самоубийцы.
Родители гордятся поступком сына. У них еще есть дочь и сын, готовые умереть за свободу своего народа.
Деревня гордится … Худенькие дети ловят каждое слово. Их глаза горят энтузиазмом, слава героя будоражит воображение. Они тоже готовятся стать героями — смуглые, кучерявые, кареглазые, так похожие на еврейских детей….
Фатима больна. Она лежит дома, а мать сидит рядом на подушке, перебирает маслины. В комнате еще четыре кровати – сестры и трех братьев, которые на празднике.
Фатиме пятнадцать. Старшая дочь.
— Мама, а я тоже должна буду умереть?
— Да, доченька. Через год ты сможешь умереть за свой народ.
— А это не страшно, мама?
— Нет, Фатима, это не страшно — это счастье. Ты попадёшь в рай!
— Я обязательно сделаю всё, чтоб ты мной гордилась, мама…
* * *
Ночь. Тёмное небо. Нет ни звёзд, ни луны. Только иногда в окнах зажигаются огоньки — это маленькие девочки плачут и зовут маму.
— Мамочка, а Бог есть?
— Конечно есть, и он видит, какая ты хорошая девочка.
— Мамочка, а я попаду в рай?
— Глупенькая, откуда у тебя такие мысли? Не надо думать о рае! Я хочу, чтобы ты жила долго-долго …
* Большинство арабов, проживающих в Хайфе — христиане
** Кадиш – еврейская молитва по умершим
Ночной кошмар
Зазвонил будильник. Я сбросила его на пол, полежала под одеялом минут десять и стала собираться на работу. Было обычное серое утро. Я вышла на полупустую улицу. Еще год назад на этом месте были пробки, сейчас лишь одинокие машины. Автобусы полупустые. Навстречу мне идут озлобленные люди, загнанные в тюрьму. Тюрьму войны и кровопролития. У них нет завтрашнего дня, они не знают, наступит ли завтра. Они перестали ездить в другие города, ходить в национальные парки, делать шашлыки на природе, ходить в горы. Они не отмечают семейные торжества в ресторанах, не ходят в кафе, не покупают фрукты на базаре. Каждый день их поджидает смерть — в автобусе, на улице, на дискотеке, в ресторане. Их могут расстрелять из автомата в центре города, взорвать толпу подростков возле входа в ночной клуб или бросить гранату в престижный ресторан.
Я прохожу мимо газетного киоска. Беру газету, читаю заголовки. Это начало недели — вчера был очередной терракт, опять смерть. Я не удивлена. На протяжении последних месяцев я уже к этому привыкла — меняются только имена и количество убитых, все остальное похоже. Я не чувствую ни страха, ни боли, а только ненависть. И сострадание, но не к тем, кто погиб, а к их близким.… Читаю дальше — Ирак грозиться применить против нас не конвенциональное оружие. Люди стоят в очереди за противогазами — неужели их это спасет? Спастись от скада, чтоб погибнуть в автобусе или остаться инвалидом в лучшем случае? Бред! Может мне все это снится? Я сейчас проснусь, и все будет ок — как раньше.…Но я не сплю — это моя жизнь, столько, сколько мне суждено прожить на этой земле, моей земле, самой удивительной и неповторимой в мире…
Я прихожу на работу. Обычный рабочий день, такой как всегда. Обычные люди- некоторые веселые и приветливые, некоторые нервные и озлобленные. Одним я улыбаюсь, на других огрызаюсь. Все как всегда. Я выхожу с работу, иду на автобусную остановку. Сегодня я должна поехать по делам в центр. Заодно заскочу на базар, куплю фрукты. Про себя я смеюсь, что базар это самое безопасное место — там много продавцов-арабов. Не будут же они взрывать сами себя в самом деле! Подходит мой автобус. Я покупаю билет, прохожу во внутрь, на последние сидения. Внимательно смотрю на каждого, кто заходит, да и не только я. Народу много, на душе тревожно. Наконец-то моя остановка, я выхожу, облегченно вздыхаю, на ладонях следы от ногтей — а я даже не почувствовала , что так крепко сжимала кулаки всю дорогу….
Закончив все дела, иду на базар. Народу полно. Ну, вроде все. Я начинаю пробираться к выходу. Слышу рядом крик, оборачиваюсь. Я увидела его сразу. Последнее, о чем успеваю подумать, что он выглядит как обычный человек — одет в солдатскую форму, в руках автомат, вот только в глазах его ненависть, лютая ненависть и …страх…. Звуки выстрелов, крики и стоны, боль. А потом тишина…. Наверное, его убили… Последнее, что я успеваю увидеть — кровь, люди, корчащиеся от боли…Темнота
Будильник разрывается. Я скидываю его на пол. За окном обычное серое утро. Я начинаю понимать, что я у себя в комнате, это был сон, просто сон, ночной кошмар… Мне это все просто приснилось. Со мной и с моими близкими все в порядке…Я жива. Пока еще жива….
Чем занимаются израильские солдаты в свободное от службы время
Несколько лет назад Наташа проходила срочную службу в израильской армии на небольшой базе противовоздушной обороны. Служба была легкая – напечатать кое-какие документы, послать факсы, приготовить кофе. Командир Арон был довольно приятный человек, добродушный и веселый. Коренной израильтянин, толстячок с висячими усами и хитрыми глазками, обожал слушать русские анекдоты, тщетно пытаясь их понять. Работой не загружал и часто отпускал домой на пару часов раньше.
«Русских» на базе было немного, поэтому они очень быстро сгруппировались в банду – «русская мафия» называли их израильтяне. Банда эта существовала только на территории базы, а выходя вечером домой, все расходились в разные стороны.
И вот на свой день рождения Наташа решила поправить такое положение вещей, пригласив всю «русскую мафию» к себе домой. Всего должно было прийти человек двадцать.
Наташа отправила маму на выходные в другой город, а сама стала готовиться к приему гостей. Закупив выпивку в русском магазине, вернулась домой и начала готовить закуску. Все валилось из рук, подгорало, выкипало. Наташа побежала звонить Оле, подруге еще со школьных времен.
— Олька, приезжай пораньше! Ничего не успеваю, мясо подгорело, салаты пересолила, а скоро люди начнут приходить!
— Успокойся, уже выезжаю, — сказала Оля — горская еврейка немного младше Наташи. Стройная, симпатичная, с большими черными глазами, она научилась готовить раньше, чем пошла в школу.
Оля приехала довольно быстро и, собрав черную гриву в узел на затылке, пошла наводить порядок на кухне. Вскоре все было нарезано, сварено, заправлено всевозможными приправами и готово к употреблению — оливье, селедка под шубой, салат с сыром и яблоками, мясо с грибами. Правда белый королевский пудель Джекки, пес Наташи, все время норовил что-нибудь стянуть со стола.
Собаке дали кусок колбасы и , заперев в ванной, продолжили подготовку к празднику. Наташа побежала переодеваться. Накануне она как раз купила красную блузку, которая идеально шла к ее длинным черным волосам.
«Да, это, конечно, не армейская форма,»- подумала Наташа, рассматривая свое отражение в зеркале.
Постепенно стали собираться гости. Девочки очень оперативно накрыли на стол, выпивки прибавилось.
Наконец-то пришла «банда». С горилкой и цветами (в «банде» Наташа была единственная девушка). Сели за стол.
Наташа заявила, что водку не пьет и начала с шампанского. Выпили за именинницу. Наташе стало весело.
— Не вовремя выпитая вторая — это зря пропавшая первая, — сказал Илюха, главарь «банды». Невысокий, светловолосый, скандальный, он все время ругался с Ароном, за что получал бесконечные дежурства на кухне.
Наташа выпила вино. Красное. Потом белое. Вспомнила, что еще есть мясо с грибами. Мясо оказалось подгоревшим, но съедобным.
С мясом снова пили красное вино. Пили за Арона, за армию, за Израиль, за Беньямина Нетаньягу, за евреев, за арабов, за мир во всем мире.
Потом пели песни. Сначала на русском, потом на иврите. Потом Наташа пила водку. Пели гимн Израиля. Соседи-арабы начали стучать снизу и сверху, Джекки начал выть в ванной. Оля его выпустила. Пес решил выяснить, не перепадет ли ему что-нибудь. На свою беду понюхал бутылку из-под водки.
— Собачка хочет пить, — сказал Илюха с искренней заботой.
Водку Джекки пить отказался, зато полакал немного шампанского. После этого начал носиться по дому, переворачивать кактусы и стаскивать с ног обувь. Утомившись, лег на пол.
— А собачку стричь пора, — вдруг сказала Наташа.
— Подстрижем, в чем проблема, — Илюха всегда был рад помочь.
Стригли по очереди. Оставили только хохолок на голове. Подвязали бантик.
— Покрасить бы его, а то он невзрачный какой-то.
Наташа нашла старую оранжевую гуашь. Джекки уже перестал сопротивляться, только чихал и отворачивал нос.
Снова пили. За удачную стрижку и покраску. Джекки забился под стол и пить отказался.
Опять пели израильский гимн.
Щупленький араб из соседнего дома пришел и сказал, что вызовет полицию. Но тут Джекки с радостным лаем кинулся к двери. Араб увидел оранжевую собаку с бантиком, извинился и поспешил ретироваться. Кто-то из «банды» повесил на окно израильский флаг. Через десять минут приехал полицейский. Постоял на улице, послушал песни, посмотрел на флаг и уехал.
Последующие события вечера Наташа не помнила. Ближе к утру Оле все-таки удалось привести ее в чувство, затащив под холодную воду.
Утром Наташа приехала на базу на два часа позже. Она попыталась объяснить Арону, что значит праздник по-русски. Но как может человек, не понимая русских анекдотов, знать, что такое похмелье?! Наташа получила в наказание дежурство на кухне и весь день промыла посуду.
Вечером возвратилась мама. С радостным воем к ней бросился оранжевый Джекки….
Юлия Длугач
Родилась в 1977 году в Харькове. В 14 лет переехала на ПМЖ в Израиль. Окончив израильскую школу, отслужила два года в израильской армии ( в ПВО). Поступила в Иерусалимский университет на фармацевтический факультет. Через два года бросила и уехала работать в Америку. Сейчас живёт в Хайфе, учится в Открытом университете на факультете «Биология и управление», работает.