110 Views
Где есть Первый, там есть последовательность. Где есть последовательность, там есть время. Где есть время, там случаются и опоздания.
Поэтому в том, что Еффафаил и Эйхаил опоздали к началу грандиозной разборки между Первым и Сотворившим его, нет ничего необычного. Тем более, они обыкновенно не стремились оказаться в центре событий.
\”Что за шум?\” – спрашивал Еффафаил спины отрезавших нашу парочку от предмета его интереса плечистых ангелов, нетерпеливо дёргая их за маховые перья. \”Дайте посмотреть\”, – вторил ему Эйхаил, приподнимаясь на цыпочки.
Задние ряды не знали ничего. Но вскоре – отдадим должное настырности и в то же время пронырливости друзей, приключавшихся с ними нечасто – они толкали плечами в бока уже шестой или седьмой от конца слой сияющих и потных тел. Здесь им поведали, что, кажется, Господь собрался сотворить ещё кого-то, и будто бы архистратигу Михаилу не хочется отряжать на стройку Господню часть своего воинства. Другие, впрочем, опровергали это мнение.
В двенадцатом ряду слухи приобрели оттенок достоверности: Михаил, конечно, не мог возражать Всевышнему, а сделал это Сатанаил, потому что этот узколобый кретин возомнил себя равным Богу. “Странно”, – сказал Эйхаил Еффафаилу в ухо, – “я пару раз видел Первого, он на вид неглуп, а уж лоб у него пошире, чем у любого херувима”. “Тише, тише”, – отмахнулся Еффафаил, и вдруг толпа пришла в движение, образуя широкий коридор.
У истоков этого промытого волной скандала русла с берегами из ангелов стояли рубиновый от ярости Сатанаил и ослепительно белый – Сам Элохим. Между ними валялась невзрачная глиняная фигурка.
– Ты… Ты… – казалось, Сатанаил сейчас задохнётся от злости, – Ты, вроде, Всемудрейший, а предлагаешь мне лизать жопу вот этому заварному чайнику?! Да Ты же его из говна сделал!
– Идиот, Я тебе о будущем говорю, понимаешь ты, о будущем! Он – Моё последнее творение, он – венец. А ты заладил: “Чайник, чайник”, – Господь тоже начинал кипятиться.
– Ну не чайник, хрен с ним, свинья-копилка, – попытался урезонить сам себя Первый, – но я, между прочим, всегда делал то, для чего Ты всех нас создал – поклонялся только Тебе. И этому чучелу поклоняться не буду. Ты Сам всё портишь.
– Вот как? – засверкал Создатель, – вину на Меня вешаешь? Подумай о последствиях!
– А Ты подумай о причинах!
– А ты Мне не указывай! Ты сам Моё творение!
– Да, но я первый. И я помню время, когда мы были вдвоём.
– А Я помню время, когда Я был один! – отрезал Элохим, – твой номер первый, а Мой номер ноль, если уж тебе так интересны цифры. А его номер, – Он указал на глиняную фигурку, – последний, понял ты? Он – венец, и ты ему будешь служить!
– Знаешь что? – было видно, что Сатанаил принял какое-то решение, – Ты Бог всеблагой, я не спорю, но Ты мне больше не Господь! Я сам себе хозяин.
– Пошёл вон!
– Куда, Боже? – едва заметно улыбнулся Первый, больше голосом, чем губами, – Нет и не было никакого “Вон”, а есть только то, что Ты создал. Да Ты ведь и вездесущ.
– Как ты там говоришь, заварной чайник? – Бог тоже принял решение и постепенно остывал от гнева, – вот и будешь вариться внутри него. И имя тебе отныне не Сатанаил, но Сатана.
Первый посмотрел на Творца и произнёс так, как будто Тот допустил промах:
– А что? Мир, который Ты создал, весьма хорош, а значит, мне везде будет хорошо. А ничего лучшего, чем эта безделушка, Ты всё равно не создашь, это же венец творения. Кто хочет жить со мной в лучшей части мира? – обратился он к толпе ангелов, – Кто считает себя достойным?
– Дети Мои, – обратился Господь к той же самой толпе, – Вы не от мира сего тварного, но вы Мои приближённые. Явите мудрость и подумайте, стоит ли вам жить там, куда вы и так будете являться как Мои доверенные лица.
– Давайте, давайте, – подытожил Сатана, – Божии направо, мои налево.
Толпа дрогнула, левую стенку коридора размыло, песчинки ангелов, доверившиеся потоку мудрости, потекли с ним направо. Редкие встречные с трудом рассекали эту подвижную массу.
– По-моему, это нарушение целостности, – заметил Еффафаил.
– Точно, точно, – согласился Эйхаил, – вот мне, например, куда деться? Я и мудрый, и достойный. Разорваться мне, да?
– Мы дураки, – заявил Еффафаил, – не стоило вообще тут появляться.
– Да ну, – усомнился его товарищ, – будто ты не знаешь, что если не интересоваться ни Господом, ни Первым, рано или поздно они сами тобой заинтересуются. Оба.
– А кто тебе сказал, что я не интересуюсь? – ответил вопросом Еффафаил, аккуратно взяв друга за основание крыла и ненавязчиво уводя его из самого бурного (как ему казалось) места этого торнадо на периферию.
Здесь, конечно, жизнь кипела вовсю. Стоял ор, кое-где вспыхивали драки – словом, толпе явно не хватало сосредоточившихся вокруг Господа и Сатаны многокрылых чинов, способных организовать порядок – хотя бы и боевой.
Известное дело: абсолютная безмятежность царит только в центре смерча – либо достаточно далеко от него.
– Уф, вырвались наконец, – оглядываясь через плечо и через прорехи в оперении встопорщенных крыльев, выдохнул Эйхаил, когда другу действительно удалось вырвать его из рук двух дюжих сторонников Сатаны и оттащить от сборища минуты на три пути, – Так что там насчёт интересуюсь – не интересуюсь?
– Интересуюсь, интересуюсь. А больше всего мне знаешь что интересно? Как их помирить.
– Ну ты, блин, даёшь. Где ты слышал о творце, примирившемся с тем, что его творение вышло корявым?
– Не слышал и не видел, так Творец-то один, и творение Его пока было в порядке. Так что всё впереди. – кивнул головой оптимистичный Еффафаил.
– Да нет, всё уже позади. Они сейчас стенка на стенку пойдут.
– Не пойдут, не такой уж Сатанаил и дурак. То есть Сатана. Он же в меньшинстве.
И действительно, небеса под Сатаной, насколько можно было судить отсюда, разверзлись, и от его ног протянулась к земной тверди огненная лестница, по которой он горделиво двинулся вниз. За ним последовало около трети ангелов.
– Уроды, – прокомментировал Эйхаил, – хоть бы кто вовремя их разнял.
– Кто уроды? – подозрительно взглянул на него Еффафаил.
– Ангелы, – простодушно сказил Эйхаил.
– И мы?
Эйхаил замялся, и тут товарищ мягко подтолкнул его в спину:
– Давай-ка вниз, а я останусь тут. Будем их мирить.
– Ты с ума сошёл? Да меня Сатана на удар молнии к себе не подпустит. Он же Первый!
– Значит, вставишь в его молнию понижающий трансформатор.
– Чего-чего?…
– Ну ты понял. Давай быстро, а то опоздаешь, – снова подтолкнул Еффафаил опешившего друга и добавил, – Господь един, и кто-то должен поддержать единство. Пусть это будем мы.
Оказавшись на Земле, Эйхаил сел отдыхать – от долгого спуска болели ноги – и размышлять о своей горемычной судьбине. Но судьбина довольно быстро повернулась к нему своим наиудачнейшим – и наитруднейшим – боком. Лениво оглянувшись на какой-то шорох, ангел узрел самого Сатану.
Сатана приблизился и присел рядом на травку, положил руку Эйхаилу на плечо и ласково спросил:
– Ну, как тебе здесь?
На секунду смутившись от такого доверия, ангел взял себя в руки и ответил:
– Да так… Ноги болят.
– Ноги болят. Хочешь, перестанут?
– А что будет вместо этого? – подозрительно прищурившись, поинтересовался Эйхаил.
– Почётная миссия. И отдых ногам.
– А это как?
– Я предлагаю тебе побыть змеем. У них как раз нету ног. Так что на время её исполнения тобой они будут отдыхать абсолютно.
– Первый, я знаю, что тебе это нужнее, чем мне, поэтому сразу хочу попросить тебя об ответном одолжении, – у Эйхаила аж дух захватило от собственной наглости.
– Ты смелый ангел, – улыбнулся Сатана, – и в чём же оно должно заключаться?
– В обстоятельной беседе.
– На тему?
– Первый, ты уверен, что уважающие себя ангелы согласятся ограничить себя настолько , чтобы задать самим себе какую-то тему?
– Да ты ещё и хитёр, – вновь улыбнулся Сатана, – но не хитрее меня.
– Первый, ты звал с собой гордых, так не дави на мою гордость. Давай обозначим, что я просто хитёр, а я буду говорить начистоту.
– Ну давай, – Сатана устремил на Эйхаила проницательный взгляд, и тому на миг показалось, что безумная затея его друга, в которую он был втянут, вот-вот рухнет. Нет, так нельзя. И, вдохнув поглубже, Эйхаил начал:
– Понимаешь, какое дело… Мой друг… Да и я… В общем-то, да, мы оба считаем, что то, что произошло между тобой и Элохимом – досадное недоразумение.
– Ну,… – Сатана кивнул, как бы приглашая продолжить, но именно так, что слова для продолжения вылетели у Эйхаила из головы в туманную даль.
– Ну… Э-э… А, да что я, проповеди, что ли, тебе читать буду! – ангел тряхнул головой и решил действовать как Бог на душу положит, – Скажи, Сатана, из-за чего такого маленького и глиняного у вас с Богом вышел спор?
– Ты ошибаешься, друг мой. Вовсе не из-за маленького и глиняного, а из-за принципов.
– Вот как… Из-за каких принципов?
– Из-за двух: во-первых, поклоняться ли только Богу, и во-вторых, из-за принципа последовательности.
– А принцип последовательности – это как?
– А это очень просто, – Сатана откинулся назад и подобрал с травы созревший и упавший плод ближайшей яблони. Эйхаил ожидал наглядных, метафорических, глубоко символических и даже архетипических описаний на этом фрукте, то Первый смачно надкусил его восковую мякоть ближе к сучку, затем этот самый сучок оторвал, выбросил – и всё. Никакой символики.
– Дерево познания добра и зла, – прокомментировал Сатана сквозь жевательные движения, – Вкусно, но как-то по-ублюдочному. Заметь, Бог запретит своему китайскому болванчику есть эти плоды и фактически будет прав. Но какого рожна Он тогда это дерево выращивал? А что касается формальной стороны – о, великая сила запрета! Вот, тебе скажут: не ешь от этого дерева, не ешь от этого дерева, не ешь от этого дерева! Неужели ты не поинтересуешься хотя бы тем, что это за дерево такое?
Он вновь надкусил яблоко, и капелька живого сока легла на его чёрный ус. В воздухе витал яблочный аромат.
– А как надо? – спросил Эйхаил.
– Ну, например, так: кушать можно отсюда, отсюда и отсюда – это самое вкусное и полезное. А Он опять навредит Сам Себе.
– Ох, не любишь ты Его, – заметил Эйхаил.
– А лестница, по которой я заставил спуститься миллионы ног – она меня любила? – по лицу Первого пробежало этакое укоризненно-назидательное выражение.
– Скажи, Первый, мы ведь говорили о принципах, а не о любви, правда?
– Да, но разве уважающие себя ангелы согласятся ограничить себя настолько, чтобы задать самим себе какую-то тему? – парировал Сатана.
Эйхаил, чтобы дать себе время переварить тонкий вкус яда собственного, вернувшегося к нему, выпада, подобрал лежавшее рядом яблоко и принялся рассматривать. И вдруг его осенило:
– Конечно, не согласятся. И разве уважающие себя ангелы согласятся ограничить себя настолько, чтобы задать самим себе какой-то принцип?
– Ну, начнём с того, что принцип поклонения только Богу задал Сам Бог, – ответил Сатана.
– Я до сих пор не знаю принципа последовательности, – тщательно подбирая слова, промолвил Эйхаил, – но по интонации твоего голоса вижу, что этот принцип задал не Он, а ты. Кстати, в чём он заключается?
– Какая разница? Один-ноль, – еле уловимо дал ладонью отмашку Первый, – Теперь попробуй оспорить принцип поклонения Всевышнему.
И обрадовавшийся было Эйхаил крепко задумался.
Тем временем Еффафаил, подложив под задницу кончики крыльев, дожидался аудиенции у личного секретаря архангела Гавриила.
Приёмная секретаря представляла из себя участок небесного свода, ограниченный кольцом зеленовато-голубого сияния, отчего её пространство создавало впечатление нереальности. Внутри кольца твердь была выложена золотыми шестиугольными плитками – впрочем, в его свете золото приобретало оливковый оттенок и казалось не то дешёвой бронзой под старину, не то цветным пластиком. В центре приёмной стояла глиняная фигурка, и Еффафаил, не двигаясь с места, сосредоточенно разглядывал её уже с полчаса. Фигурка была явно больше той, из-за которой между Сатаной и Богом вышел раздрай. Увеличенная копия из того же материала, подумал Еффафаил уже давно, почти сразу, и теперь изучал свойства копии.
Внезапно снаружи послышался тихий свист, плавно перетекающий вовнутрь, и в кольце, по противоположную сторону от Еффафаила, ему явился секретарь архангела, зеленовато-голубой, как сияние кольца.
– Начальство не опаздывает? – ехидно спросил ангел, вставая с крыльев.
– Представь себе, нет, – вернул ему интонацию секретарь, – А ты сюда что, ехидничать пришёл?
– Нет, я по делу.
– По какому?
– Мне нужно обратиться к Богу.
– Ну и обратись, а причём тут мой босс?
– Да нет, мне надо, чтобы Он мне ответил.
– Ему, видите ли, надо. А Всевышнему оно нужно?
– Ещё как нужно.
– Ты полагаешь, Он тоже так думает?
– В том-то и дело, что не знаю, иначе обратился бы лично к Нему, либо не затевал бы это дело вообще.
Зеленоватый и голубой оттенки сияния секретаря ритмично сменяли друг друга, и это не давало ему слиться с сиянием кольца. Он слегка нахмурил брови и с расстановкой спросил:
– И чего ты хочешь от нас?
– Ну, Господь принимает Гавриила регулярно, почему бы Гавриилу в разговоре не упомянуть обо мне? – Еффафаил, пожалуй, был несколько смущён тем, что ему приходится это говорить.
– Ага, тебе, значит, недостаточно той милости, которую оказывает тебе Бог, и ты хочешь ещё чего-нибудь сверх этого? Смотри, как бы тебе за это не лишиться части имени и места на небесах.
– Пугаешь?
– Нет, предупреждаю.
– Можно подумать, места на небесах распределяешь ты.
– Да уж, во всяком случае, не ты.
Еффафаил уже начал жалеть, что пришёл сюда и завёл с этим чинушей бессмысленную склоку, но тот тем временем повернул разговор в сторону менее тупиковую и всё ещё достаточно любопытную для ангела:
– С моделью ознакомиться успел?
– А что?
– Всем следует знать, кому они теперь будут служить.
– Служить?! Как ты сказал? Служить?
– Ну да. А что?
Раздавшаяся было в голове ангела мысль сама поняла, что требует с его стороны некоторого обдумывания, и решила дождаться его, поэтому Еффафаил сделал в пространстве некоторое неопределённое движение рукой и сказал:
– Да так. Пока не знаю. Так что там с твоей моделью? Я скажу тебе, у неё и крыльев-то нет.
– А это, по-твоему, как называется? – секретарь торжествующе ткнул пальцем куда-то в середину венчавшего модель овального комка глины, – Крылья носа! Нос у него будет связан с дыханием, значит, с душой – поэтому он крылатый. У Господа всё продумано.
– Твоя, что ли, версия? – прищурился Еффафаил, – Тебя послушать, так мы тут все спиной дышим.
– Опять ехидничаешь, порождение ехиднино? – зло взглянул на него секретарь, – Слушай меня и смотри сюда.
И лекция продолжилась.
А Эйхаил тем временем разглядывал поднятый с травы плод.
– А что ж не попробуешь на вкус? – призывно спросил Сатана.
– Не хочу. У меня от добра и зла изжога.
– У меня тоже, – Первый подмигнул и ловко извлёк откуда-то из-под левого верхнего крыла бумажную упаковку таблеток, – на то есть сушёная вытяжка из золы водорослей.
– Вот-вот, – активно подхватил Эйхаил, – она теперь нужна тебе будет независимо от яблок.
– Это ещё почему? – удивился Первый. Впервые за всё время беседы.
– Да потому, что Бог теперь объявит Себя добром, а тебя злом. Тебе будет плохо и от него, и от себя.
– Добро и зло – выдумка, и придуманы они специально для этой ночной вазы, с которой Он так носится,- Сатана вскрыл упаковку и отправил одну таблетку в рот.
– Значит, говоришь, эту выдумку ты без закуски не употребляешь? – уточнил ангел, – Тогда давай-ка ты, Первый, со мной поделишься.
И он надкусил то, что держал в руках.
– Прожевал? – спросил Сатана спустя немного времени, – ну, крепись. После первой не закусывают.
– Кстати, – поднял палец Эйхаил, – о принципе последовательности. Мне кажется, что эта твоя выдумка тоже больше подходит венцу творения. Бог-то скорее параллелен.
– Я тоже, – ответил Первый, – и за это надо надкусить.
Он поднял с травы ещё один плод и легонько стукнул им по яблоку Эйхаила:
– Ну, за параллельность.
– За параллельность.
Они надкусили. Затем закусили сушёной вытяжкой.
– Ну вот, теперь о принципе поклонения только Богу, – возобновил беседу Эйхаил, – Давай разберёмся. Что для тебя значит “поклоняться”?
– Поклоняться? Пожалуй, это подразумевает уважежние. Очень большое уважение, а главное – в явном виде.
– Ты Бога уважаешь? – ангел поднял глаза от яблока и уставился на глазные яблоки Сатаны.
– А то, – Сатана несколько раз сузил и расширил зрачки, и Эйхаил понял, что и Сатану уважает тоже. Как оппонента в дискуссии.
– А венца творения? – спросил он, пытаясь не отвести взгляд.
– За что? Он сделан из праха, а мы с тобой из света. Он же будет дрожать при одном имени Бога – впрочем, как и при моём. Вот он меня и должен уважать.
– Знаем мы эти штуки, – махнул рукой Эйхаил, – Боится, значит уважает. Бьёт, значит любит. Парам-пам-пам, значит поклоняется. Сам вставь нужное слово.
Судя по хитрому прищуру, Первый оценил шутку.
– Только вот, – продолжил ангел, – Если он будет тебя уважать, это ведь нарушит принцип поклонения Богу.
– Это его личные глиняные проблемы, – отмахнулся Сатана.
– А меня ты уважаешь? – спросил его ангел.
– Я в который раз убеждаюсь в твоём хитроумии, – погрозил ему пальцем Первый, – и за это надо надкусить.
Они надкусили и вновь закусили сушёной вытяжкой. Мир вокруг постепенно становился расплывчатым.
– Тогда скажи, – продолжил Эйхаил, – Что есть ещё в поклонении, кроме уважения?
– Ну, пожалуй, ещё какой-то элемент ритуала.
– Ага. А кто устанавливает ритуалы?
– Известно кто. Бог.
– Тогда почему бы тебе не оказать Ему уважение, совершив ритуал по отношению к этой глиняной фигурке?
– Да потому, что я при этом поклонюсь не Богу.
– А кому же тогда?
– Да вот этому комку глины.
– Без уважения?
Сатана задумался, механически доедая яблоко.
– Пджи, – сказал он через какое-то время, вздев палец к небесной тверди, – Но ведь Бог-то требует не просто ритуала. Он требует поклонения.
– Знаешь, – заметил Эйхаил, – Венец творения настолько мелок, что если ты не наклонишься пониже, то не сможешь совершить никакой посвящённый ему ритуал.
– Мне вот тут этой твоей игры слов не надо, – сделал рукой отстраняющее движение Сатана. Было видно, что он уже изрядно надкусил.
– Ну почему же, – возразил ангел и поднял своё яблоко, – За игру слов!
– За игру слов!
Они надкусили, закусили сушёной вытяжкой, Сатана бросил огрызок куда-то в сторону окраин Эдема и принялся шарить рукой по траве, подыскивая новый плод.
– Однако, добро и зло здорово бьёт по мозгам, – заметил Эйхаил.
– Ты ещё не знаешь, как оно по ногам шарашит, – ответил Первый, – А ещё язык портит. Знаешь, вот так пару кило съешь – и никакой игры слов.
– Кстати, – ударил себя по лбу Эйхаил, – Что там насчёт змея?
– А пчму кстати?
– Да так, один мой друг говаривал, что игра слов – плод раздвоенного языка.
– Пшли, сделаем змея. Только вот сначала: за язык!
Они надкусили, закусили сушёной вытяжкой и попробовали подняться, не замечая ничего вокруг себя.
– Сушай, давай лучше полетим, – заявил Сатана после второй неудачной попытки.
Эйхаил икнул в ответ, и они попробовали взлететь.
Еффафаил, заинтересовавшись последним проектом Элохима, спустился в Эдем. Там проходили предстартовые испытания модели, и ангел рассчитывал убить двух зайцев – полюбоваться на венец творения и встретиться с Господом.
Это ему удалось. Конечно, Господь хотел обезопасить ангелов от возможных внезапных выходок модели, но в уединении есть свои минусы, и Бог с удовольствием принялся рассказывать подошедшему к нему в тень и прохладу дня Еффафаилу о сущности эксперимента.
Глиняная модель, оказывается, была предназначена обладать Землёй и заполнить её всю. Тонкость заключалась в том, что физически модель была гораздо меньше приспособлена к этому, чем таракан или крыса. Господь решил возместить это приданием модели подобия некоторых Своих качеств. Хотя о возмещении Он не говорил и даже указал на то, что неприспособленный ни к чему приспособится к любому. И показал Еффафаилу три органа приспособления – две руки и язык.
– Вот, сейчас ты узнаешь, как он пользуется языком, – сказал Господь ангелу, – он даст имена животным, а именовать значит иметь.
– Скажи, Господи, если он сейчас поимеет весь мир с помощью одного только языка, зачем ему ещё и руки?
– Обладать, значит иметь и управлять, – ответил Бог, – Языком он имеет, руками управляет; такова Моя воля.
К человеку, тем временем, выстроилась очередь. Хищники и травоядные мирно паслись бок о бок, дожидаясь, пока подойдёт их черёд получить имя.
– Последует и ещё испытание, – сказал Бог, – На способность нарушить запрет. Если он окажется на это не горазд, придаётся вечно нянчить его в Эдеме, а Землю заселить следующим образцом.
– Это похоже на историю Сатаны, – заметил как бы невзначай Еффафаил.
– Сатаны? Зачем ты напоминаешь Мне о нём? – нахмурился Элохим.
– Чтобы помирить Тебя с ним, – вот так, с места в карьер.
– Он лучший, и Я простил бы ему его выходку, если бы он вернулся. Да Я не него и не в обиде, просто сожалею, – Элохим вздохнул.
– О чём сожалеешь, Господи?
– О том, что мы расстались. О разделении.
Еффафаил чуть подвигал крыльями, проверяя, правильно ли они уложены, и спросил Элохима:
– Господи, скажи, чего Ты от него хотел перед разделением?
– Немногого. Чтобы он, как и вы все ныне, служил венцу творения.
– Служил? Не поклонялся?
– Истинно так, как говоришь.
– А что значит “служить”?
ТРАХ! БАХ! ТАРАРАХ!
– Шоб тебе гореть в Геенне, деревяшка! Сатана, вытащи мне ветку из жопы! А ты, слышь, ты, глиняный, тебе говорю. Я – змей.
Так Эйхаил, не удержавшись на древе познания добра и зла, куда смог-таки взлететь с пятой попытки, прервал благостную беседу своего друга с Господом Богом.
– Ты крылья-то раздвинь, дракон несчастный, – отвечал Сатана откуда-то из травостоя.
Глиняная модель, как хорошо было заметно с места наблюдения, сперва оторопела, но затем взяла себя в руки.
– Вы двое без очереди, – сказала модель, – Тебя, зверь говорящий и видимый, по твоему слову нареку змеем, а по слову твоего товарища драконом. Будет тебе два имени. А ты, зверь говорящий и невидимый, зовись жабой.
– Что-о?! Я – жаба? Да я таких как ты с детства через соломку надувал! Да ты ваще знаешь, кто я такой?
– Уймись, Первый! – цыкнул в травостой Эйхаил, – Ты, глина, третьим будешь? Мы тут яблочки кушаем.
– Да они же всё портят, идиоты! – вскричал Еффафаил.
– Зачем ты волнуешься, – с лёгким укором взглянул на него Элохим, – Смотри, как он быстро приспособился к неожиданной ситуации. Суть эксперимента в том, что никакого плана нет, ибо Я есмь свобода.
– Разве может быть свобода в условиях провокации?! – страстно возразил ангел.
– Смотри, – направил его Господь, и действительно, было на что посмотреть.
Модель сделала животным властный жест: без паники, всем ждать, – и направилась к древу.
– Какие же вы звери, – произнесла она, приблизившись достаточно и произведя оценку ситуации, – Вы ангелы. Я вами не обладаю, имена отменяются, но вы должны мне служить.
– Хрен тебе, – заявил приподнявшийся из травы Сатана, которому, наконец, удалось вытащить ветвь познания добра и зла из задницы Эйхаила, – Знай, что я первый из ангелов и весьма могуч. Не хочешь есть яблоки – заставим. И вообще, нас двое, – и он сделал веткой указующий жест.
– Да, но я свободен, – возразила модель, скрестив руки на груди.
– Слушай, Сатана, – Эйхаил настойчиво дёргал Первого за нижние крылья, – Служить. Он сказал: “служить”.
– И чего?
– Да протрезвей ты наконец! Служить, а не поклоняться. Смотри, твой конфликт с Богом исчерпан!
– Пджи, вы чего, хотите все сказать, что я там, на небесах, чего-то не расслышал? Может, у меня яблоки в ушах? – Сатана ткнул пальцем себе в ухо, и оттуда… действительно выпало яблоко.
– Как видишь, – невозмутимо заявила модель.
Сатана, уронив ветку, с минуту тупо смотрел на выпавший из уха плод и бормотал что-то вроде: “Не, там на небе они не растут. Лажа какая-то… Тут, наверно, залетело…”
– Господи, дай ему шанс, – взмолился Еффафаил.
– У него всегда есть шанс. Он ведь тоже есть свобода, – отвечал Господь.
И казалось, Сатана его услышал. Он упал на колени, закрыл лицо крыльями и воскликнул:
– Господи, Боже мой, прости мне мою ошибку!
И Господь выступил из тени, и по всему Эдему раздался Его голос:
– И ты прости Мне, Мой ангел, что подтолкнул Я тебя в сторону твоей свободы.
И они обнялись и воссоединились. И лестница на небо с любовью приняла тяжесть их стоп и стоп миллионов, восходящих за ними. И стало ему имя: Сатанаил.
А глиняный человечек со словами “Во имя Господа, любопытная игрушка” поднял с травы яблоко.
Сергей Алхутов
Практикующий психолог, мастер НЛП, писатель, член СПМ. Публиковался в журналах «Знамя», «Полдень», «Уральский следопыт», автор трёх книг, лонглистер премии «Национальный бестселлер — 2009»