221 Views
Всё было так, как почти никогда не бывает в Сибири.
В десять утра, запершись в неубранной лаборантской, покончил с собой при помощи отвёртки учитель физики Лавр Семёнович Фильцер; контрольную отменили. Чтобы унять разбушевавшихся девятиклассников, назначили внеплановую аттестацию по русскому языку, но дела сразу же пошли плохо, потому что учиться ещё никто не мог, но уже не хотел.
К одиннадцати утра стало ясно, что приз первенства школы по игре в сифака безраздельно переходит в руки 9-го «Г», отродясь не учившего ни физику, ни геометрию. Над гуманитариями из 9-го «А» нависла неосязаемая, но предусматриваемая угроза.
На большой перемене внеплановый прилив сил породил недюжинный всплеск эмоций. Ученицы 9-го «А» объявили себя добровольными участницами Общества Красного Креста, «Врачей без границ» и почему-то «Green Peace», после чего оставили все руководящие посты и начали переговоры о переходе под патронаж Троице-Козловского Женского Монастыря под Тобольском.
В физкультурном зале раздавали оружие. Революционные ветры развевали чёрные стяги анархизма; на шведской стенке покачивались также отдельные бунтовские лозунги и оставшийся непокорённым учитель физкультуры Петухов Григорий Георгиевич. Столпившись вокруг гимнастического козла, старшеклассники задумчиво гнусавили «Gaudeamus», ибо других похоронных мелодий не знали.
Террористическая группа ботаников из 10-го «Б» уже химичила в кабинете химии. Едко тянуло аммиаком; изредка сквозь нешумные хлопки взрывов можно было разобрать хрипы немногочисленных оставшихся в живых жертв.
Арестованные в час дня учителя иностранных языков попытались установить контакт с администрацией школы, руководствуясь английской грамматикой. Однако, тезауруса не хватила, а директриса уже не понимала даже латыни, столько лет изучаемой ей когда-то на ответственном посту в комитете комсомола.
К двум часам всё успокоилось; многочисленные заложники были отпущены, на дверях школы были вывешены первые списки расстрелянных и пропавших без вести. Именно в этот тревожный час с чёрного входа здания вышла девятиклассница Юлька Таганрогская в как бы случайном сопровождении друзей-одноклассников Артёма Безродного и Аркадия Бесфамильного. Немного посмущавшись для приличия, троица пренебрегла условностями и направилась вдоль ограды детского сада в сторону микрорайона Буханово-11, где в огромном многоквартирном доме по адресу улица Нессельроде, 19-бис и жила пресловутая Юлька.
Нет ни малейшей необходимости описывать внешность наших героев, ибо молодые люди, похожие друг на друга до лёгкого умопомешательства, больше всего напоминали отражение в зеркале любого из себе подобных, мой дорогой читатель; а что касается Юлии, то о её внешности говорить и вовсе не имело смысла, хотя бы потому, что Аркадию она представлялась русоволосой красавицей с длинной косой, а Артемию — маленькой брюнеткой с каре. Впрочем, разница восприятия никак не мешала им бороться за право провести 14-летнюю героиню по узкой унавоженной дорожке от полуразрушенного здания школы до уже упоминавшегося многоэтажного дома № 19-бис по улице Нессельроде, что микрорайоне Буханово-11.
Поспешному развитию последующей беседы предшествовали положенные обстоятельствами минуты молчания.
— Да… Лаврика жалко… он всё-таки нормальный был… — опечаленно протянула Юлька.
До сего момента безмолвствовавшие юноши, видимо, поначалу не собирались комментировать данную тему, а потому ответили не сразу.
— Всё бренно, — мрачно процедил сквозь зубы Артемий с полным осознанием величия вечности.
— Однако, отвёртка — способ хоть и эффективный, но не столь эстетичный, как, например, яд, — ответил Аркадий.
Привыкшая к повседневной неадекватности бесед Юлька не ответила, думая о том, где завтра будут проходить занятия, и, вообще, сочтут ли взрослые разрушенное здание школы пригодным для этой цели.
— Для Космоса способ прекращения жизнедеятельности не имеет ни формальной, ни структурной ценности.
— Я не говорю сейчас о функциональной стороне умерщвления. Существуют определённые эстетические каноны, хотя, не спорю, не слишком применимые в данной ситуации.
— Бросьте, какая эстетика! В мире небытия её не существует!
— Позволю не согласиться. Исходя из тотального субъективистского нигилизма и принципиального гносеологического невежества, Вы абсолютизируете эсхатологические аспекты онтологии бытия и совершенно не принимаете во внимание существование универсальных ценностей, безотносительных как восприятию, так сознанию вообще!
— И всё-таки Вы переоцениваете первичность сознания перед материей…
— А Вы — неисправимый вульгарный материалист!
— …ребята, не ссорьтесь, — прервала спорщиков Юлька, — вы лучше подумайте, как мы теперь учиться будем…
— Гносеологические свойства субъекта, — фыркнул Артемий, — с пространственно-временными обстоятельствами существования прямой связи не имеют!
— Да, мне тоже кажется, вопрос не имеет смысла. Сама социальная структура системы образования устроена по принципу замещения отсутствия недостатком и наоборот — иными словами, переливания из пустого в порожнее…
— Несомненно, хотя, мой друг, не забывайте, что система, как и любой атрибут бытия, представляет собой полнейшую условность…
— Но ведь даже если и так, это не умаляет её социальной значимости!
— Аркадий, оставьте при себе Ваш псевдосемантический вздор!
— Ребята, ну как же можно быть такими легкомысленными? Городите всякую чушь, а ведь завтра — контрольная по биологии…
— Мне кажется, — ответил Аркадий, — что в учебный процесс неминуемо будут внесены коррективы. Тем более, опыт сегодняшнего дня довольно наглядно показал, что…
— Учебный процесс находится в обратной пропорциональной зависимости от повышающегося уровня благосостояния так называемого общества! Чем больше дров, тем меньше партизан!!! Даёшь тотальную дисфункцию социальных взаимосвязей!
— А Эпикур?… — Аркадий был готов расплакаться, — Эпикур имел в виду совсем другое…
— Да маньерист твой Эпикур! Может, он и вовсе плод коллективного бессознательного!..
Слева от оврага, наполненного ржавыми рельсами и многократно использованной картонной тарой многофункционального назначения, начинались многоэтажки известного микрорайона Буханово-11. Блестящая после дождя улица Нессельроде пустынной взлётной полосой уходила в мутную абстракцию теряющегося в тумане горизонта. Через два поворота от задних ворот НИИ природно-очаговых инфекций начинались первые подъезды упомянутого дома 19-бис… Юлька жила в сорок восьмом.
Чувствуя близость расставания, юноши сбавили шаг и снизили накал спора. Грустная Юлька никак не могла отделаться от мыслей о завтрашней контрольной, ненавистной уборке в субботу, неминуемом приезде дедушки из Нижней Пышмы и о других, не менее неприятных вещах.
— Ты постоянно укоряешь меня в излишней сентиментальности… но разве ты не чувствуешь некоторой потери в том, что заканчивается очередной опыт уходящего дня, — миролюбиво обратился к товарищу Аркадий после положенной по протоколу приближения прощания лирической паузы.
— Бытие тленно… — задумчиво ответил Артемий, — отбрось утопизм… перечитай Фому или Августина…
— Увы, мой друг, Шекспир мне ближе…
Приближался сорок восьмой подъезд, а с ним — неизбежная неловкость прощания. Остановившись у входа, Юлия обернулась к друзьям и по возможности приветливо произнесла:
— Ну, что, чудики? До завтра!
Аркадий ответствовал лёгким поклоном; Артемий же грубовато, но с достоинством пожал руку девушки.
Зайдя в подъезд и закрыв дверь, Юлька остановилась на пару секунд и прислушалась. С улицы явственно слышались крики, удары и короткие, злые выкрики: «Ты чё, гад, под умного косишь?» — «Да я тебя вообще придушу, если к Таганрогской будешь подкатывать» — «Заткнись, микроб, на кого наехал?» — «А ответишь? Ответишь?.. Получай!..».
«Философы», — подумала Юлька, с привычной тоской нажимая на кнопку сто одиннадцатого этажа.