133 Views
Подобно птицам
Подобно птицам, тянемся к кормушкам,
Однако не летаем, хоть ты тресни.
Шептать с улыбкой гадости на ушко
Гораздо легче, ближе, интересней.
Не просыхаем – значит, глубоки!
Нас не страшит ни дьявол, ни левретка!
Поспешно разрубаем узелки,
Что сами завязали на заметку…
А надо бы – распутать узелок,
Прервать слепое, глупое круженье:
Застопорилось неба постиженье
На стадии плеванья в потолок…
Рога и крылья
Пятнадцать лет. Как чешется спина!
Я чувствую, что крылья на подходе!
Возьму от жизни радости сполна!
Я гений или что-то в этом роде!
Гормон пьянит подобно первачу –
Я горы без домкрата сворочу!
Чесался нос, порою – кулаки.
Фотоальбомы покрывались пылью.
Недели пролетали как жуки –
Наверное, мои украли крылья.
А в целом жизнь проста, как дважды два, –
Меняется лишь общая канва.
Тридцатник. Снова чешется спина.
Макушка покрывается снегами.
Обзаведусь я скоро, старина,
Троллейбусными чёрными рогами.
И покачу, лишь изредка гадая,
Свои ли в спешке выбрал провода я.
Матрёшка
Душа до неприличия слаба.
Видать, так и останусь мелкой сошкой.
Успешно выжать из себя раба
Сложней, чем выдуть воздух из матрёшки.
Снабженец и птицы
Не спеши. Всё просто – не спеши.
Замедли это жуткое мельканье пяток,
Локтей, коленок, буйной головы –
Неужто скорость не осточертела?
Остынь.
И на тенистом берегу пруда
Душа частично возвратится в тело, –
Усталая, переводя дыханье.
И ты увидишь птицу в небесах
И умилишься, глядя на пичужку,
Но этот голубь из лазурной бездны
Тебе нагадит прямо на макушку,
И тёмный зверь в душе твоей проснётся.
Поскачешь ты стремительным аллюром,
Сорвёшь с себя крахмальную рубашку,
Поточишь когти о дрожащий клён –
И тёмный зверь в душе твоей утихнет.
Ты сядешь на скамейку и закуришь.
У птиц и у тебя – свои работы:
Тебе – корпеть на должности снабженца,
А им – летать и гадить из лазури.
Не спеши.
Ты слышишь, не спеши.
И тёмный зверь в душе твоей мурлычет.
Светила
Сопит во сне притихший город
И глушит храпом шелест листьев.
Луна безудержно хохочет,
Сложивши кукиш из лучей.
И мир, прикрытый лунной фигой,
Как будто фиговым листочком,
Сопит во сне. Притихший город
Достанет звуки поутру,
Порывшись в стареньком комоде.
Луна исчезнет, отсмеявшись,
И ей придёт на смену Солнце.
И тоже будет хохотать,
Показывая людям кукиш.
Птица-пепел
Занесённые снегом, молчат вечера.
Тишина с белизною – сестра да сестра,
Словно было всегда: снег дома заметал,
Не хотелось ни жить, ни мереть за металл…
Не было и нет на карте юга.
Молчаливый гнёт снеговиков.
Расправляет крылья птица-вьюга…
Замело дороги дураков.
Снег растает, как только настанет черёд.
(Непривычно ему: в первый раз каждый год).
И девчонки поскачут от Васи до Коли,
Шизофреник истошно воскликнет “Доколе?!”
Интересно, как туристу в склепе.
Прошлое – в дубовый переплёт…
Расправляет крылья птица-пепел –
Видно, скоро будет перелёт…
А ты всё веришь сказкам…
А ты всё веришь сказкам…
Крибле-крабле…
Бумс! (Опять на те же грабли),
Но это сильно вряд ли что изменит,
На это наплюёт любой таблоид.
А из тумана выйдет туманоид,
И все измены взвесит на безмене…
Минуты превращаются в беседы.
Беседы прикрываются годами –
Сосед умрёт и сменится соседом,
Закопошится очередь за нами.
Но перед тем, как разделиться плавно
На пепел и зловоние в трубе,
Я постараюсь написать о главном –
И напишу, конечно, о тебе.
И через сотню лет в библиотеке
Ценители почтенной старины
Найдут меня случайно в картотеке
И будут тем стихом потрясены.
Прочтут – и, озираясь воровато
(Как будто бы украв чужой полёт)
Вздохнут фанаты антиквариата:
– ИМХО АПРЕДЕЛЁННА АФТАР ЖЖОТ!
Пасмурный зайчик
Говоря о душе ли, о мире ли,
О проблемах всемирной истории –
Друг у друга все мысли потырили:
Не гореть же добру в крематории!
Телефоны кормя обещаньями,
Обчитавшись Корана ли, Торы ли –
Постоянно друг друга ранили,
Бестолково о чём-то спорили.
Этот день будет пасмурным зайчиком,
Небо в лужи от ветра спряталось.
Ты молчишь, но ужасно запальчиво.
Я молчу, словно бурно радуюсь.
Формула жизни
Время потерь безнадёжно потеряно.
Любим, уходим, рождаемся, мрём
Тихо, размеренно, самоуверенно –
Мало-помалу да чин-чинарём.
Цепкие пальцы на горле и клавишах.
Щедрая ругань и жадный глоток.
Пьянки бомжей или оргии правящих…
Для облаков этот мир – водосток.
Трудно лишь там, где ни капли подвоха.
Формула жизни почти что ясна:
Биться со сном до последнего вздоха
Или дышать до последнего сна.
Смотри, какая вьюга замела!
Смотри, какая вьюга замела!
В такую вьюгу к чёрту разговоры.
Заварим крепкий чай, задёрнем шторы,
Чтоб тишина была как снег бела.
По “зебре” до двойной сплошной дошла
И стала жизнь. Пронзительней и чаще
Кричишь “Ау!” – и только эхо в чаще.
-Привет! Ну как дела?
-Дела, дела…
Работа. На метро. Отбой. Подъём.
Культурный отдых. Сон. Работа… График!
А взгляды с чёрно-белых фотографий
Становятся всё строже с каждым днём.
……
…Мне снилось: позвонили незнакомцы.
Я трубку снял, забил и раскурил.
А после, посмотрев в неё на Солнце,
Прочёл на пятнах: “Я же говорил…”
Чужое бабло
Прибитый к асфальту дождём моросящим,
Лежит под колёсами день-подорожник,
Внимая купюрам, как кости, хрустящим –
Купить подешевле, продать подороже…
Джек-потом и кровью добытые деньги
Хранятся в далёкой Швейцарии. Сыро.
Сквозь стены идут провода-привиденья,
Чтоб каждый обман был заучен и сыгран.
Но правила жизни не станут новее,
И всякий намёк обратится во зло…
Стоп, хватит! Промчавшийся “мерин” навеял.
Успел отскочить – до поры повезло.
Чёрное
Позабудем про все заморочки!
Мимо шлюх, мимо дома игорного
Прошвырнёмся от точки до точки:
-Заверните-ка порцию “чёрного”!
Сколько слёз, сколько вызовов “скорой”,
Сколько крови и рвоты, измеряй-ка,
На пути колумбийца, который
Каждый день открывает Америку.
Этот сумрак не станет вчерашним.
Люди – только наряд, не иначе как!
Сносит башню Останкинской башней.
В телевизоре – девочки, мальчики…
Загляденье! Такие лапули!
Но в глазах – отголоски отчаянья:
Не забыть, как свинцовые пули
Превращаются в слитки молчания.
Кто сказал – справедливости крышка?
Всё чин чином, суровый урок:
У убийц – нефтяная, но вышка,
У воров – депутатский, но срок.
На бульварах учтивость – излишки,
В кулуарах – и вовсе обман.
До свиданья, наш ласковый Мишка!
Здравствуй, наш оборзевший кабан!