339 Views
О стихах Керен Климовски: Воспоминая о будущем.
На веселых,
(Ян Бжехва, перевод Б. Заходера)
На зеленых
Горизонтских островах,
По свидетельству ученых,
Ходят все
На головах!
Керен Климовски живет не на Горизонтских островах, но ученым найдется над чем поломать голову. Представленные стихи настолько необычны, что поначалу воспринимаются как детские. Взрослый человек разве напишет “это пяток моих превосходство / над миром самим” только лишь потому, что успел перебежать дорогу? В них что-то не так, как у всех, что-то почти неуловимое. Если наш воображаемый ученый уже сталкивался с русской поэзией израильской диаспоры, он заметит знакомые маячки: много неба, много солнца, нежное, совершенно не европейское отношение к дождю (“Мой зонтик отчаянно любит дождь”, “Серенькие облака-мышата / съели плавленое солнце”). И обрадуется: понял! Но неуловимое опять ускользнет.
Текст Керен Климовски слишком открыт, слишком семантически легок, чтобы можно было отнести его к русской израильской поэзии. В нем нет ни почти афористической смысловой перегруженности, ни строгой экономии каждого знака даже в верлибре. В стихе Климовски почти каждое слово, даже если оно значимая часть тропа, воспринимается по своему прямому смыслу, своей семантической face value. Если автор пишет: “…я устала, и книжки / гаснут, как светлячки” или играет словами: “Пятница шкурой пятнистой, диковатой / ложится под ноги”, то читатель, в чьем воображении возникнут светлячки и пятнистая шкура, не пострадает: практически любая метафора в тексте может быть прочитана буквально, “детским зрением”.
“Америка!” – подумает наш ученый, и опять не совсем ошибется: сравнительно молодая американская поэзия до сих склонна делать открытие в каждом слове, а потом долго вслушиваться в него, забыв о форме, оставляя в себе ровно столько ритма, сколько необходимо, чтобы совсем уж за прозу не приняли. И вот, пожалуйста, строки: “… что я ловила его сачком, / хотела приручить. / Но оно ускользнуло желтым мотыльком…” – при строго формальном подходе даже на дисметрический верлибр не потянет, что-то автор себе здесь не то позволил!
А автор так и пишет: позволяет себе все, что хочет. То размером пренебрежет, то рифму начнет да забросит, то одной поэтической традиции следует, то другой, то третьей. Как ребенок, играет со всем, до чего дотянется, открывая язык заново. Только вот ребенок никогда не напишет: “… налоги на тепло / высоки, и душ прикосновение / за черту запретную легло” – это очень взрослые слова.
Сохранить детскую чистоту и открытость восприятия удавалось многим хорошим поэтам, от Киплинга и Маяковского до Бжехвы и Заходера. Но мало кому из них жизнь предоставляла возможность вступить в такие же отношения с формой. У Керен Климовски эта возможность есть, и она пользуется ею на все сто, а оправдан ли такой подход – покажет время.
Михаил Майгель
Мы не знаем об этом авторе примерно ничего. Настоящее имя - по-видимому, Михаил Сандлер. Литературный псевдоним взят в честь третьестепенного персонажа "Мастера и Маргариты" - барона Майгеля. Единственное известное фото - вероятно, фэйк. До прихода на "Точку Зрения" публиковался только в Живом журнале, однако, в результате переоценки ценностей в июне 2006 года удалил аккаунт на имя Сандлера, и никакие его более ранние произведения не сохранились. Михаил жил в Москве, в Люблино, в полной изоляции - однако, пару раз созванивался с участниками редакции, обсуждая рабочие вопросы. Активно публиковался на "Точке Зрения" как поэт и автор критических статей - причём и в том, и в другом амплуа был одним из лучших. Последняя запись в Живом журнале датирована 14 сентября 2009 года, после чего Михаил перестал выходить на связь. Многочисленные попытки его найти ни к чему не привели. Поскольку в частных разговорах Михаил упоминал тяжёлое хроническое заболевание (возможно, ВИЧ), скорее всего, он уже не с нами. "У меня таки начался физический швах. Явно буду пропадать, как сейчас, могу вообще копыта откинуть. Я стараюсь жить - и ТЗ, честно говоря, далеко не последний (по значимости) стимул это делать" (из письма от 24.02.2007).