305 Views
Переводчица
Давай, Линуль.
Рассказывай про жесть
как она есть.
Здесь место рифме «нуль»,
здесь ветер тянет щупальца,
дружочек сладко щурится —
патри-иций…
Ему за шестьдесят. Тебе под тридцать.
Не место облакам-безе,
где триста; триста два УЗ!
Как нынче строчится?
А, переводчица?
«Ну, слушай:
Линулька — перевожу — Настюша,
Вородис — переводу — Сидоров.
Некрасиво, да».
Давай, Настюш.
Всё будет позади.
Размазывая тушь,
на строки жизнь — переводи.
Майя
Ты будешь вещий виршеплёт
и грозно назовёшься: Даймон.
Прикажешь: «Майя, спой мне дайну
про таянье снегов у Майна,
нечаянной весны полёт
и мой молочный мелилот».
Но я отвечу: «Извини, —
давясь кислятиной: «пошёл ты», —
мне лакомей чулки из шёлка,
фиеста фрезий ярко-жёлтых,
чем эти низменные дни,
для коих мы — одниодни».
Ведь если мы наедине,
то это непременно значит,
что бальзамин — в окне чердачном,
что голубь грязный и незрячий
грустит о дармовом пшене,
и нам с тобою — всё скушней.
Станция
Снежная суматоха. Круговерть замяти.
Смятение. Искрящееся. Аморфное.
Станция стынет.
Мёрзлая.
Полумёртвая.
А ты говоришь:
«Я желаю тебе счастья»
и даже иногда:
«Прости меня»,
напутствуешь:
«Будь достойной,
будь разумной,
будь мудрой,
будь».
Все эти слова — выстрелы в воздух.
Бессмысленно ждать от меня добра,
когда у меня — полные сапоги снега.
Старик
Правильный. Правый.
Сухопарый.
Прямота — твёрдая, острая,
что трость твоя.
Тебе ещё нет сорока.
Но у тебя — взгляд старика.
Нам было — молодо!
В полнеба — всполохи!
Побеги черёмухи —
да громы-молоты!
Да лозы-полозы
скользили-ползали.
Вихри! Вихры!
Искры игры!
Юность — ярая, злая!
Что ж, поздравляю.
Теперь
ты — чист.
Стерилен.
Знай берегись
грязи да пыли!
Как все старики
морщись, брюзжи:
«Эх, молодёжь! Что за жизнь!»
Я. Не подам. Тебе.
Грязной своей руки.
Мансарда
Это не чердак.
Это — мансарда.
Большая.
Обветшалая.
Окна на крыше,
чтобы, если что, встал и вышел
весь.
Здесь ни грамма хлама
и много света зачем-то.
Это — на стенках —
не трещины и подтёки,
не обрывки обоев.
Это — карты не помню каких миров.
Настоящий
Только и слышу,
что ты — Человека ищешь.
Настоящего.
Ищущий-де — обрящет.
А я говорю:
не враг я тебе, не друг,
не горе твоё, не радость.
Я — настоящий.
Даже когда я вру,
когда притворяюсь.
Неправильный.
Недостойный.
Чаще Каин, чем Авель,
вечный в-поле-не-воин —
я —
настоящий.
А ты?
Простые слова
Ты думал, я просто была зависима,
была беспомощна.
А я, оказалось, — тебя действительно,
как мало кто ещё, —
и есть ли на свете вина тяжелей
моей правоты?
Я хочу, чтобы сердце твоё — в тепле.
Чтобы мой пустырь
золотым мелилотом зарос, как встарь!
Голова разумна — или дурна?
И есть ли на свете верней правота,
чем твоя вина?
Потому что по жилам сосен бежит тепло,
гладят волны бока валунов покатых,
не считая, чьё время любить — истекло,
не деля на правых и виноватых.
…А я тебя — словно родину. Словно Латвию,
куда ты теперь — ни ногою…
Не достанет сил — спросить, как дела твои,
и нет мне покоя.
Солнце марта
А я тебе не поверила, нет, не поверила,
что небо февральское сделано из чугуна.
Мне ли не знать, хороший, мне ли не знать:
просто оно — мартовским солнцем беременно.
Ты ничего не сoздал, хороший, ты ничего не сoздал,
поэтому — я умоляю тебя! — не касайся туч!
Под твоими пальцами мёрзнет воздух,
зябнет город мой пёстрый, обмирают звёзды —
вот-вот обрушатся в пустоту.
Мои друзья, которых ты так не любишь, —
эти дурные, бесчестные, недостойные люди,
эти мелочные человечки,
ходящие вокруг да около,
чуждые твоего духа высокого,
Правил твоих безупречных, —
горячими пальцами
неба касаются —
и расступаются тучи, уступают, бегут!
На Северный полюс, не иначе, —
будут спать до поры на родном берегу.
Южный ветер течёт, птичьи стаи несёт,
корабли возвращаются, оттаивает песок.
И — солнечные зайцы
по стенам озябшим скачут.
Так рождается солнце марта.
Свет
Старость будет к лицу мне. Я не стану святошей,
не стану каргой, мегерой; не буду носить платок.
Стану монументальней. То бишь, больше и толще.
Стану малость дотошней. Бережливей чуток.
Каждое утро буду взбивать седины, как сливки.
И наряжаться в бархат глубоких лиловых тонов.
Буду считаться — считать себя, то бишь, — поэтом. Великим.
(Надеюсь, к старости выйдет пара-тройка томов.)
Ко мне зачастит карета. Которая помощь скорая.
Я разуверюсь в бессмертии. Вспомню: я человек.
И память станет лишь памятью, а не кредитной историей.
Лишь светом — свет.
Мервин Квант
Магистр естественных наук в области химии, работает переводчиком в сфере юриспруденции. Стихи пишет с детства, иногда публикуется. Несколько лет возглавляла отдел поэзии "Точки.Зрения"; также была главным редактором издания.