45 Views
Сенька и Эдмунд
СЕНЬКА
Солнце шторы щекочет лучом —
Притворяются, что не смеются.
Если солнечно, всё нипочём!
Хватит ссориться, хмуриться, дуться!
Просыпаются все — от Москвы
До забытой глухой деревушки:
На подушке — следы головы,
Не щеке — отпечаток подушки…
Здравствуй, день!
ЭДМУНД
Да не будь ты лохом!
Птица — крот, только в небе буровится!
Если думать с утра о плохом,
То успеешь к нему приготовиться!
Много вытянут нервов и жил
У людей, и не звери — свои же.
В ноздри бьют не цветы — бомжи,
Посмотри!
СЕНЬКА
Что хочу, то и вижу.
ЭДМУНД
Но запрятан за пряником кнут
И нагайка, от крови сырая!
Вот когда тебя мордою ткнут —
Попоёшь мне о рае в сарае.
Не гляди возмущённо и косо:
Ты не знал, а кругом эпидемия.
И на роже любого вопроса —
Оспа тысячью точечек зрения.
Может, хватит ломаться паяцем?
Заживём, как в рекламном ролике.
Люди знай себе мрут да плодятся —
Бесконечные крестики-кролики.
СЕНЬКА
Не ори, как бухой бригадир.
Всё равно я, как ты, не сдвинусь.
Ведь к чертям разорвался бы мир,
Если в нём только знаки «минус»!
Люди любят? Открыл колесо!
Умирают? Великое диво!
Упираешься, словно осёл.
Убедительно, веско, красиво
Ты заплёл. Но есть путь иной —
Не заплёванный, хоть первозданный.
А за плёнкою нефтяной
Ты не видишь глубин океана!
Охрипли спорщики, устали.
Поджали гневные уста.
А что касается морали —
Она, как водится, проста.
Лёг новый день на день вчерашний —
И увеличился наклон.
Чем выше, тем пизатей башня,
А там, глядишь, и Вавилон.
Чёрное-2
В баскетбол тобою спозаранок Чёрная играет полоса. Сотни запланированных планок Лестницей уходят в небеса. Небо светом солнечным залито, Радости, как водится, просты. Но завеса серого ворчита Делает гранитными цветы. Незаметен, призрачен, но тяжек - Стыд уснул синичкой на плече В мире сбитых сливок и костяшек, За решёткой характерных черт, До дождя людей делящих мелом На "как все" и "как бы не как все"... Только бы уметь остаться белым Даже в самой чёрной полосе.
К вопросу пола
Вдали маячит кромка синих гор,
Клубятся облака в озёрной глади.
Леса да степи. Воля и простор.
А стены — просто бред больного дяди.
Окончен дождь, и Солнце серебрит
Края свинцово-серых бастионов.
Орёл не торопясь летит в зенит.
А потолок — один из лохотронов.
Тропинки упираются в дороги,
Кончаясь то пустыней, то рекой,
Пока Земля кругла да ходят ноги.
А пол — у всех один. Вот мой — мужской.
Утро театрала
Проснувшись в самом лучшем из миров,
Я был с похмелья очень нездоров.
Колода страстей — тридцатишестилицый,
В желаньях помыться, напиться, забыться,
Побриться, в бассейн с головой окунуться…
Поссать, почитать, повалять дурака,
Уехать в глубинку, остаться в веках —
На каждое «унца»,
что в окна несётся,
Рождался десяток желаний-уродцев.
Вот о любви помечтать не пришлось —
Трубы и сердце пылают лишь врозь.
Чтоб не шататься с опухшею рожей,
Думал плеснуть на вчерашние дрожжи.
Но на столе наблюдал вместо мелочи
Солнечных зайчиков, ёжиков, белочек.
Столбами по комнате пыль проплывала,
Напомнив колонны душе театрала.
С кровати вскочив озорным нагишом,
Я понял, что нынче в театре Большом.
— Как звать тебя, зайчик?
— Сусанины мы.
Закончу спектакль — уведу из зимы.
Малыш и Карлсон
Слезинки замирают на щеках,
Пылающих от горечи обиды.
И так, и сяк просил у них щенка —
Лишь улыбались с добродушным видом,
Что, дескать, все желания — пустяк…
Но каждый полдень может стать последним!
Пройдя сквозь душу, страх уже в костях —
Подохнуть без собаки семилетним!
За каждым из окошек — много тыщ
Таких, как я — несчастных одиночек…
Вот новое окно…
-Превед, М0LыЩ!
-Превед-превед, очередной КоRл$он4ег…
Пифагорейско-программерское, или Власть чисел
Число владеет и душой, и телом,
И это — не пустые заморочки!
Забавно ощущать себя то целым,
А то каким-то… С плавающей точкой.
Сказ о вечной обманчивости первых впечатлений
Везде есть место мелочным засадам.
Мне этой ночью снова не до сна.
Небритый мужичок в похмелье рядом,
Зелёный и колючий, как сосна.
Он вычерпал мне нервы, как половник,
Крутил за адюльтером адюльтер.
А раньше был — всамделишный полковник
И первый на районе кавалер.
Терпенье тает — сердце замерзает:
Законы сохранения тепла.
Сурово молвив: «Чтоб ты помер, зая!»,
К другому человеку я ушла.
Застенчивый, но опытный любовник,
Ходячий положительный пример.
И выглядит — ну вылитый полковник!
И первый на районе кавалер.
Везде есть место мелочным засадам…
(начинай сначала)
АрбАццкое
Все билеты давно просрочены
С этой улицы, с этой станции.
Посидеть на плевках обочины,
Посмотреть на бомжей с иностранцами…
Заперт в душной кутузке музыки,
За решётками в сотни ватт.
Там широкое небо, здесь — узкое.
Там — жилище, а здесь — Арбат.
Там — друзья, ну а здесь — приятели.
Кто под дых лупил, кто — на жалость.
На петарды весь порох тратили.
Огляделся — и что осталось?
Не конфета, не фантик, скорее —
Отблеск воспоминанья о фантике.
Солнце день ото дня серее.
Я мечтал об иной романтике.
Каждой песне пора брить бороду.
Все картины рисованы начерно.
А назавтра у нас День Города!
Будет солнечно — всё оплачено.
Надоело стоять обесточенным,
Осыпаться в часах песком.
И пускай все билеты просрочены —
Я домой ухожу пешком.
Сизиф и Данила
Помочь ему бессилен даже Склиф.
Судьба его спортивна, но странна:
Пол-вечности прёт на гору Сизиф,
Пол-вечности — бежит от валуна.
Закатам и восходам брошен счёт,
Всё замерло — не лучше и не хуже.
И время здесь не то чтобы течёт —
Мелькает рябью в придорожной луже.
Давно на всё, казалось бы, готов,
Чтоб эта ноша больше не давила…
И Судный День предстанет Днём Цветов,
Когда с Сизифом встретится Данила.
Данила скажет: -Здравствуй, фраерок.
Неча экспертам меряться тосками.
Твой камушек мы пустим на цветок.
А для чего, как сам-то думал, камень?
Форточка
Звуки забыты старые
И не придуманы новые.
Позже — не знаю, будут ли.
Нынче — не знаю, надо ли.
Воспоминания парами
Хотят, гремя оковами.
Справа — крыло обломано,
Слева — копыто свёрнуто.
Скажешь уйти — останутся,
А отвернёшься — тянутся
Жадными зубками волчьими,
Острыми клювами птичьими.
То, что осталось на сердце,
Мухами в мысли ломится,
Бывших подруг фотокарточки
Душу зовут на корточки…
Я закрываю форточку.
Мелкий бес
Отженись от меня, отженись, сатана, отженись…
Да какой сатана — мелкий бес, в подреберье засевший.
Шёл по лестнице, не замечая, что двигаюсь вниз.
И теперь — не здоровый, но, вроде бы, переболевший.
Поздно понял — вину никогда не утопишь в вине.
Поздно понял, насколько родился убогим и сирым.
Мелкий бес, ты всегда побеждал на войне, что во мне,
Пока я не увидел, что скрыто за ширмою мира.
Словно гнал на машине в кошмарно замедленном сне,
Где и тормоз, и газ на поверку являлись граблями…
Но проснулся. Песок суеты превращается в снег.
Всё растает. Пятёрки и двойки сменились нулями.
Алексей Дружинин
Родился 28 мая 1980 года в Москве. С 2000 посещал литературный семинар детской секции МГО СП РФ под руководством А.П.Торопцева. С 2002 – член Союза писателей России (Московская городская организация). Публиковался в электронных журналах ("Точка зрения", "Пролог"), «Литературной газете», журнале "Кольцо А", альманахах "В комнате за сценой", "Незамкнутый круг", сборниках "Сила символа", "Шишки". Лауреат поэтического интернет-конкурса "Золотая осень" (2004). В ноябре 2008 года выпустил книгу "Среди бетонных колдовских дубрав..."