420 Views
Купить CD: с доставкой в магазине издательства Выргород
Слушать: Яндекс.Музыка | Spotify | Deezer | Apple | iTunes
Второй официальный альбом группы «Происшествие». Все песни сочинены и исполнялись на концертах в 1994-1996 гг. Альбом записан в 2011-2013 гг. на студии MYM Records. Звук, сведение, мастеринг — Янис Сурвило. В записи приняли участие: Алексей Караковский — гитара, вокал; Михаил Гусман — бас, вокал; Екатерина Филипенкова — клавишные; Александр Умняшов — ударные; Полина Чернэ — аккордеон; Наталья Караковская — вокал; Арина Филипенкова — блок-флейта; Мария Смирнова — вокал. Песни написаны Алексеем Караковским. В альбоме использованы стихи Анны Ахматовой («Зазеркалье») и Александра Блока («Приявший мир»). Песня «Наше время» написана Дмитрием Лихачёвым и исполнялась его группой «Шпиль», в состав которой входили также Караковский и Гусман. Песня «Блюз одной точки» на стихи поэтессы Сов Питерской посвящена памяти Нюты Питерской, погибшей в Крыму 13 августа 1995 года в возрасте 15 лет.
Перед тем, как начать запись альбома, Алексей Караковский провёл подробный «аудит» всех песен, в результате чего кое-где был переписан текст. В песне «Город просит дождя» ему помогла в этом Наталья Караковская, а в песне «Сиамский кот» — Михаил Гусман. Примечательно, что песня «Танцевать!» в 90-х годах не была исполнена «Происшествием» ни разу — при том, что многими слушателями она считается одной из лучших в творчестве группы.
Оформление альбома «Танцевать!» сначала планировалось совсем другим: Алексей Караковский специально поехал 1 июня в Царицыно, чтобы фотографировать хиппи, играющих в «ручеёк». Постановочная съёмка не удалась, зато Алексею случайно встретилась девушка, бескорыстно позирующая всем желающим на берегу пруда. Но это оказалось ещё пол-дела: окончательный макет за кружку пива довёл до ума знакомый художник Николай Писарев, известный своими антиклерикальными взглядами. Благодаря Николаю одно из изображений на развороте содержит «эффект часов Патриарха» — девушка аккуратно затёрта, а её отражение в воде — нет. Впрочем, замечают это только посвящённые.
Илья Сайтанов, музыкант: Песни «Происшествия» хочется петь в компании под гитару, лучше хором. Есть в них и распевные припевы, и местами почти поп-хуки, и пафосные «кульминации» со скачком мелодии вверх. Мешает только изобилие текста, получается, чтобы подпевать, необходимо хорошо знать песню. Вырастают песни явно от слов, музыка здесь — набор шаблончиков, рамки, в которые текст аккуратно вкладывается как пирожки на противень. Особенно это заметно в «Бетонированном дворе», где в один и тот же такт сперва запихиваются четырнадцать слогов: «входить очень тихо и курить лишь на балконе», а в следующем куплете уже девять: «время шло годы уходили». Текста при этом очень много, почти не остаётся места на проигрыши, паузы и выдох дают в основном риффовые брейки. Тексты песен неплохо передают постсовковую атмосферу арбатского хиппятника, где рядом такие же, как ты, и это безмерно радует, но совершенно никакой конструктивной картинки впереди не предвидится. Чёрно-белый мир середины 90-х. Спасибо, вспомнил.
Лёша Караковский слегка переписал, скажем, припев в «Фиалках» — имеет право. Ну и пары песен тех лет тут, имхо, не хватает. Но в целом альбом записан аккуратно, спет нефальшиво — долг перед старыми песнями более-менее выполнен (ну, может, «Город просит дождя» сыгран скромновато).
Сергей Алхутов, писатель: Это звучит наивно и непрофессионально, но песни с альбома «Танцевать!» послужили мне лучшим моральным подспорьем в период, когда мне казалось, что жизнь рушится. Я писатель и редактор со стажем, в настоящее время — профессиональный оценщик текстов, но тексты этих песен я не буду оценивать принципиально. Потому что непорядочно оценивать то, что тебя спасло.
Бетонированный двор
Он был студентом мединститута
Из тех, кто пытается не вылететь вон,
Она была обычной красивой девчонкой
Из тех, в кого я сам был бы влюблён,
У них была скромная квартира
На втором этаже хрущёвки,
Лестница вела прямо к помойке,
А окна выходили на бетонированный двор.
Соседи любили смотреть из глазков,
Кто к ним заходит и что несёт,
Каждый из гостей был предельно обучен
Входить очень тихо и курить лишь на балконе
Каждый подвергался большой доле риска,
Переходя их перекрёсток,
И стоило случиться звукам сирены,
Гости спускались на бетонированный двор.
Время шло, годы уходили,
Он закончил свой мединститут,
Она постарела на тысячу лет,
А люди перестали к ним заходить,
Теперь они где-то работают,
Еле сводя концы с концами,
И вряд ли ещё помнят о том,
Что их окна выходят на бетонированный двор.
Танцевать!
Всё в вечном движении — стрелки часов,
Летят в бесконечность потоки несказанных слов,
Динамика снов.
Вороны качаются на проводах,
А голуби на рельсах как будто забыли свой страх
И радость в глазах.
Лишь я не умею танцевать,
Я не умею танцевать,
Когда идёт снег и холодно ждать,
Обидно до слез, я не умею танцевать!
Кого-то пинают ногою в живот,
Когда он очнётся, его никто не спасёт —
Логичный исход.
Лишь пляски на улице перед войной,
Желание во взгляде глаз, заражённых чумой,
Вернуться домой!
Снежинки планируют на провода,
Чтоб завтра растаять, увы, не оставив следа
Нигде никогда.
Я в телефонной будке смотрю на часы,
Довольно забавно: уже без пятнадцати три
И гости ушли, движенья резки.
Никто не узнает, куда я ушёл,
Кого повстречал, кого потерял и нашёл,
Вернусь ли ещё,
Но всем наплевать, всех заботит одно —
У всех разный танец, но всем все дается легко,
Теперь мне смешно…
Когда идёт снег…
Фиалки
Они считали себя фиалками в поле
Антимещанской любви,
Решив, что лучше расти на воле,
Среди сорной травы,
Чем на цветочной стоять витрине
И верить всю жизнь в благодать.
Скорей беги из дома — отныне
Тебя будет трудно продать!
Мы ждём великих идей,
Каких-то пророков и прочую жуть.
А жизнь — всего один день,
Пройдёт и забыл, его не вернуть
Как и фиалку в поле!
А в жёлтых окнах ведут беседы
И неспешно пьют чай,
Выбрав самые нейтральные темы
Про службу и про трамвай,
А за окном слышны крики боли —
Беда пришла с другой стороны,
Для тех, кто был фиалками в поле
Антимещанской любви.
Лето шло, закончился август,
Любовь из их жизни ушла,
Остался голод, осталась усталость,
Для некоторых — только игла,
А те, с которыми они боролись,
Все так же беседы вели,
Пока отцветали фиалки в поле
Антимещанской любви.
Мне страшно
Мне страшно за тебя и твой мир.
Лететь на крыльях надежды — не значит летать,
Эти иглы врачей устремлены на тебя, на твою плоть,
Они высосут из тебя душу, и ты умрёшь,
Мне страшно…
Мне не нужно идеологий, мне надо только жить,
Я не знаю, чего хочешь ты, но я не вижу причин
Бросить всё, интересно, зачем это всё —
декорации свалок и ненависти
Надо жить, чтоб хотя бы уверенным быть,
что родился не зря в этом городе зомби.
Мне страшно…
Вряд ли есть смысл лелеять надежды,
но уж точно нет смысла летать в облаках,
Ведь когда ты упадёшь вниз, земля причинит тебе боль,
Лучше прыгать сразу, пока есть объятья способные принять тебя,
Но если ты не хочешь спуститься ко мне,
тогда и объятья вовсе не нужны.
Мне страшно…
Зов стали
Она сказала, всё в моих руках,
Она сказала, что ход за мной,
Я долго ждал, когда она поймёт,
Что хоть она не мертва, её это ждёт.
Она любила мне говорить
О том, как сталь зовет её кровь,
Я чуть не плакал. Разве я хуже?
И разве сталь сильней, чем любовь?
И эти новые дни вели меня
Не то к петле, не то к весне — зов стали…
Она боялась моих рук,
Она считала себя в плену
Своих дней и каждый раз, подходя
К моей двери, она стремилась уйти,
А я так ждал и представлял,
Что она придёт и расскажет мне
Свои сны, но я не мог понять,
Что она пришла лишь на полчаса.
И эти новые дни вели ее
Не то ко мне, не то от меня — зов стали…
Она твердила так много слов,
Намного больше, чем хотела сказать,
Я долго ждал, когда она замолчит
И позволит сказать все своим глазам,
Но все слова были лишь об одном —
О том, как сталь зовет её кровь,
Я опоздал. Я оказался хуже,
И сталь оказалась сильней, чем любовь.
И эти новые дни вели меня
Не то к петле, не то к весне — зов стали…
Сиамский кот
Когда в город снова ночь придёт,
И в жёлтых окнах люди будут снова пить чай,
Сиамский кот пройдёт неслышно у ворот,
Не всполошив когорту птичьих стай.
Вот алкоголик бьёт свою жену,
И пьёт, конечно, за фатерлянд,
Сиамский кот кидается к окну,
Бросая полный злобы взгляд.
Сиамский кот выходит на охоту,
Сиамский кот выходит на охоту,
Сиамский кот выходит на охоту,
И воздает по грехам.
С квартиры сверху слышен шум и гам:
Две дамы распинают своего соседа,
А под их дверью пьяный ветеран
Весь полон злобы и святого гнева.
Две бабки говорят о кознях тёмных сил,
И что в шестой повесился писатель —
Мол он масон, лукавому служил…
Сиамский кот мелькнул за дверью в спальню.
Из крана кровь вместо тёплой воды,
Сиамский кот выходит в коридор,
И в чёрном ходе алые следы
Ведут зигзагами на опустевший двор,
И город спит под несогласье звёзд,
На пустыре кричит и плачет кто-то,
И среди тёмных улиц белый кот
Спешит вперёд на новую охоту.
Десять
Проснуться от страха в холодном поту,
Лежать неподвижно в надколотой ванне,
Я помню тебя в тридесятом году,
Но время идёт, время больше не с нами —
Десять, десять, десять часов утра.
Десять, десять, десять часов утра.
Как просто однажды поставить на кон
Десяток мгновений, Всесильная воля
Великий арбитр исполняет закон —
И все игроки удаляются с поля,
Десять, десять, десять моих воплощений,
Десять, десять, десять моего «я».
Зачисли мой выигрыш на банковский счёт
Часы и минуты — от срока до срока,
Но время вращается наоборот,
В запасе шестнадцать, но шестнадцать — так долго,
Десять, десять, десять осталось мне.
Десять, десять, десять осталось мне.
Город просит дождя
Город просит дождя, город жаждет воды,
Электричества нет вот уже десять дней,
Узаконен расстрел, ограничен побег,
Вот такие дела в горькой жизни моей.
Две струны подвели, и ослабла рука,
По пустым поездам бьется нервная дрожь,
Никогда не спеши, если хочешь успеть,
если чувствуешь боль, это значит — живёшь.
Раскаленный асфальт, зелень блёклых кустов,
А беда, как всегда, подошла со спины,
Если хочешь, беги, но дороги домой
Ты уже не найдёшь ни с какой стороны.
В джинсах старых дыра, застарелая грязь,
да оттянут карман горстью медных монет.
Вот такой ты и есть, и таким же ты был,
Становиться другим основания нет.
Город просит дождя, город жаждет воды,
Он не помнит тебя, он не знает меня…
Письма на стенах
Для чего письма кровью на стенах,
Если стены моются мылом,
Для чего копаться в венах,
Если резать их не хватит силы.
Люди чертят глубокие знаки
На заборах, скамейках и пальцах,
И бессмысленные загадки
Шаг за шагом превращают в скитальцев.
Люди роются в сломанных судьбах,
Истощая и силы, и время,
В душах снег. Им ужасно трудно
Не заметить этой потери,
Почему мы успели так мало?
Не допели, не долюбили,
Мы кого-то не доцеловали,
Никого ни о чем не просили.
Не допили на кухне чая,
Не окончили вовремя повесть,
Почему-то не дозамечали,
Что подсказывала наша совесть,
И теперь мы копаемся в венах,
Хоть их резать не хватит силы
И свои пишем письма на стенах,
Хоть их завтра вымоют с мылом.
Надежда без спроса
Чего же хотела ты, милый ребенок, —
Цветы на окошке и острую радость?
Отравленным кошкам на праздник не вручат
Мышей муляжи с декорации лета,
Налёт неувязок апреля с зимою
На скользком мосту через бурную реку,
А мёртвый мышонок не сможет влезть в норку —
Его смоет в лето горячее солнце —
Надежда без спроса!
Мы смотрим на уличные беспорядки
С партера хрущевских пятиэтажек,
Но если свобода растрачена сразу,
То вряд ли есть смысл быть просто собою:
Зачем это надо? Мы вне этой цепи —
Мы ходим сквозь стены и любим как боги,
И, в общем, неважно, кто искренне верит,
И кто продаёт, и кто покупает
Надежду без спроса…
Надежда без спроса — обычная мелочь,
Как парень в метро, продающий газеты,
Как древний старик, что, бросаясь под поезд,
Надеялся, что он проснётся младенцем!
Какая им разница… Все мы под богом…
А я так боюсь, мне становится страшно,
Прошу, приласкай меня, милый ребенок,
Я просто люблю тебя, мне станет легче,
Любовь моя, может быть мне станет легче
С надеждой без спроса…
Бессмысленный мир
О, этот мир — бессмысленный мир,
И я не знаю того, чем закончится сегодняшний день,
Под фонарями осколки машин,
Рабочий микрорайон и холодный апрель,
Но каждый день, когда идешь по воде,
Всегда точно знаешь, что путь твой направлен к метро,
И если случайный знакомый идёт впереди,
Проходи, притворяясь, что тебе всё равно.
Не обижайся на разбитый асфальт,
Ему всё равно, он не знает, куда ты идёшь,
И если горек вечерний твой чай,
На сад Гефсимани опустится полярная ночь,
И каждый раз, когда идешь по воде,
Всегда точно знаешь её минеральный состав,
Когда доползёшь до последних вагонов,
Ночных перегонов, поймёшь, что по-прежнему прав.
В кругу сомнительном случайных пьянчуг
Бессмысленно ждать воскресенья и судного дня:
Решил сходить за лавашём и вином,
Но блюющий алкаш передумать заставил меня,
И каждый день, когда идешь по воде,
Всегда знаешь точно, что ты не идёшь за вином,
Куда бы я не отправлялся в метро,
Маршрут мой проложен единственно верным путём.
О, этот мир — бессмысленный мир,
И я не знаю того, чем закончится сегодняшний день,
Под фонарями осколки машин,
Рабочий микрорайон и холодный апрель.
Татьянин день
Этот город — цветущая кровь
На сугробах семейных сцен,
Пересуды в очередях и талоны на мыло.
На пустой остановке — ночь,
Темноты её хватит на всех,
Мы уходим из дома, когда в нём закончится пиво.
В январе так болит голова
От разборок в вечернем метро,
Но, слегка протрезвев, скандалисты о юности плачут.
Как не плакать? Новая ночь,
Проведённая с кем-то ещё,
В их сознанье осталась невыполненной задачей.
Мы озябли в холодных пальто,
За чертою мороза — любовь,
И допито сухое вино в полуночном метро.
За чертою мороза — труба,
За подвальным покоем — абзац,
Я не знаю, зачем мы здесь — может, чтобы согреться,
А студенты в общагах своих
Отмечают Татьянин день,
Им плевать, что пьянчуги в метро плачут о своём детстве.
Паутина
Сотни сказанных слов — хорошая мера
И в это вера навек жива,
Особенно, если все эти твои слова кому-то нужны.
Только ветер свистит в выбитых окнах,
Треснувших стёклах, кто-то не спит до утра,
Дрожит то ли лезвие, то ли игла в пространстве руки.
Просто, очень просто,
Но что-то мешает сделать этот шаг,
Страшно, очень страшно,
Паутина во всех зеркалах.
Утро в каменных тюрьмах — рабочие будни,
И так до полудня, а после — обед,
И всё это слишком похоже на дьявольский бред или обман.
Большая помойка — твоя квартира,
И шаг до сортира — не просто лень,
Ведь в этой тюрьме за решеткой сидит твоя тень, а это — ты сам…
И так будет до смерти и до паденья,
Вся твоя воля не будет с тобой,
Тебя будет двигать всё время кто-то другой, тебе ль не знать кто?
И последний день в муках — как завершенье,
Не жди воскресенья, и вот пред тобой
Твой призрак, беззубый старик с седой головой, но вы с ним одно!
Алексей Караковский
Родился в Москве в 1978 году, учился сначала на историка, потом на психолога. Работает в сфере разработки и поддержки Интернет-сайтов. Гитарист, мандолинист, вокалист, автор песен - в основном, на историко-географическую тематику. Лидер рок-группы «Происшествие»; также участник проектов «Ложные показания», «Сад Мандельштама», «Твоё лето не будет прежним» и др. Песни записаны по-русски, по-английски, по-польски и по-немецки; некоторые также переведены на французский, испанский, казахский и иврит. Создатель, а в 2000-2005 гг - главный редактор «Точки зрения». Автор десятка книг. Публикации в литературных журналах «Крещатик», «День и ночь», «Октябрь», «Смена», «Вопросы литературы», ROAR, «Слово\Word», «Лиterraтура», «Формаслов», «Артикуляция» и арт-самиздате («Контрабанда», «Пантеон андеграунда» и др.). Член Союза писателей Москвы (с 2007 г.), Московского союза литераторов (с 2019 г.).