743 Views
Левкотея
Медицинская карта моих странствий,
медицинская карта моих бедствий.
Чувствую прикосновение пальцев,
шёпотом слова, смысл которых не понимаю:
“Возьми мой платок – и не утонешь.
Возьми мой платок – останешься жив”.
Долго ли, коротко ли,
приключение, наконец, окончено.
Можно собрать реквизит,
открыть по бутылке тёплого пива,
неторопливо спуститься в метро,
обсуждая футбол, политику
и методы лечения аффективных расстройств.
…Потерпевший кораблекрушение,
я сижу на песке и смотрю на волны.
В тропиках быстро темнеет.
Пойду ночевать в часовню святого Иосифа
возле голландского форта.
– Кто ты, женщина?
– Я жена твоя, которую ты любишь.
– Почему без лица?
– Я – свобода, которую ты хочешь.
– Зачем ты пришла?
– Телу твоему нужно тепло.
– Почему избрала меня?
– Потому что тебе повезло, а другим нет.
Потому что тебе есть, что дать.
Потому что тебе ничего не жалко.
Потому что тебе ничего не нужно,
ничего, ничего, ничего…
Ты пристал к нужному берегу,
ты вошёл в нужную бухту,
ты вовремя спустил парус со своей мачты,
ты не пропадёшь во время шторма.
…Выразительный взгляд немых глаз,
беспрестанно меняющиеся черты лица,
лёгкое свечение бледной кожи,
грубое пеньковое кружево на плечах.
Не одета, не раздета,
без подарка, но с подарком…
– Так кто ты такая, ответь?
– Рыба… та самая рыба,
которую ты выловил в море
вместо женщины.
Прикосновение
Когда зацвёл жасмин, я перестал притворяться.
Я бродил по непричёсанным пыльным дворам,
наблюдал за тайными играми котов,
шлялся по кладбищам, попивая джин,
и делился последним с мертвецами.
В пятницу утром St. Andrew’s был открыт.
Зайдя в пустой храм, я присел на задней скамейке
и погрузился в печальные раздумья
о своей даже не то, чтобы потерянной,
а, скорее, так и не найденной любви,
снисходившей до моих отчаянных чувств
то ли от жалости, то ли чтобы подразнить,
а не так давно окончательно пропавшей из виду.
Я сам не заметил, как задремал,
и тут её голос позвал меня: “Я стою сзади”.
Оглянувшись, я ничего не успел понять,
как мою щёку обожгло касание губ.
Застонав от невыносимой боли,
я открыл глаза и увидел распятие.
“Может быть, это дьявол?”, – предположил я,
но Иисус, должно быть, так не считал –
клянусь, я видел, как он подмигивает мне!
Щека продолжала нестерпимо гореть.
С бешено бьющимся сердцем я перебежал улицу.
“Molly Malone’s Pub? Подойдёт!”, – подумал я.
Девчонки в баре смотрели на меня странно,
когда я залпом осушил стакан джина.
Оглянувшись, я увидел в отражении своё лицо,
насмерть перечёркнутое шрамом алой губной помады.
Бог хочет, чтобы ты пустила корни
Я смотрел на тебя – ты вздрагивала.
Подходил ближе – пугалась.
Немыслимо было пытаться обнять тебя.
Мне казалось, я никогда не смогу
перевести на твой язык
свою любовь.
Мои чувства лишали тебя равновесия,
лишали душевного спокойствия –
и однажды твои ноги стали корнями,
а руки обратились в лавровые ветви.
В то утро я впервые обнял тебя
и заплакал, уткнувшись в душистые листья.
Чего хочет женщина – того хочет Бог.
И Бог создал для женщины чудо.
А я – всего лишь мужчина –
что я могу сделать,
кроме того, что любить?
Вопреки твоему желанию,
вопреки здравому смыслу –
любить, любить, любить?
Я буду тебя поливать,
Я буду гладить твой ствол,
Я буду целовать твои листья,
Я останусь с тобой до конца –
верная собака у могилы хозяина.
С поправкой на то, что ты жива,
ты растёшь всё выше и выше,
по весне ты осыпаешь меня цветами…
Мне кажется, я никогда не смогу
перевести на свой язык
твою любовь.
Bahía de Santa Clara
Я помню, как опадали пальмовые листья,
как тигровые лилии роняли свои лепестки,
как раздвигались заросли алоэ,
медленно, медленно, ещё медленнее.
О, Санта Клара,
ты чувствуешь, что я близко.
О, Санта Клара,
это совсем не нейтральная зона.
Ты говоришь, сыграй мне на кларнете,
сыграй мне на своём волшебном кларнете,
самые прекрасные карибские ритмы,
калипсо и румбу, калипсо и румбу.
О, Санта Клара,
ты чувствуешь, что я вхожу в твои воды.
О, Санта Клара,
мы не будем искать короткого пути к берегу.
Танец становится всё быстрее
и вдруг обрывается на половине такта –
посмотри на эти капли кораллов,
я оставил их тебе на память
О, Санта Клара,
вспоминай обо мне почаще.
О, Санта Клара,
я ещё не раз потанцую с тобой.
Женщина, которая отдалась мне за стихи
Лёжа на скамейке в Саду Эрмитаж,
Ощущаю себя бездомным французским поэтом,
Пишущим стихи за подаяние:
“Скоро вечер. На бульваре Роз
нищий смоет грим и купит шери
семнадцатилетней потаскушке”
Становится холодно, пора в трамвай.
Остатки дня распланированы:
я посвящу тебе это стихотворение,
ты в ответ поцелуешь меня нежно-нежно
и я опять никуда не уеду, чтобы к утру
ты стала моей француженкой.
Экзорцизм
В одну из пятниц этой невыносимой весны
я попытался скрыться в St. Andrew’s Church,
на коленях умоляя избавить меня от дьявола.
Женщина за моей спиной издевательски хохотала,
но я не мог разглядеть её, когда оборачивался.
Где бессилен Бог, там всесилен джин.
Не знаю, сколько дней я пил, корчась от боли,
но Господь услышал мои молитвы.
Дьявол изгнан – он больше не хохочет за моей спиной
и просто шляется по улицам, вселяясь в случайных женщин.
Ничего нет страшнее, чем встретить на дороге свою мечту
десять, сто, тысячу раз подряд – и всего один её взгляд.
Иисусе, почему ты не занял место, оставленное Дьяволом?
Почему мне приходится искать утешение только внутри себя?
Сколько ещё нужно пятничных психозов в в St. Andrew’s,
чтобы забыть, разлюбить, очнуться, влюбиться в кого-то ещё?
Да, я знаю, эти вопросы уже содержат в себе ответ,
но всё-таки, прошу, поговори со мной, дай знак,
что Ты слышишь меня, что Ты здесь.
Шаг в пустоту
Прожив несколько месяцев
в неуютной холостяцкой комнате,
наверное, я стал похож на старика,
который целыми днями перебирает
коллекцию цветных стёклышек,
напоминающих ему о молодости.
Женщина, которую я любил,
приходила в гости по выходным
и почему-то вела себя, как хозяйка.
Она улыбалась мне так ласково и влекуще,
что я оказывался всё ближе и ближе,
но всё-таки пока ещё слишком далеко.
Одинокие люди заводят воображаемых друзей,
а у меня были воображаемые подруги,
с которыми я бродяжничал, попадал в передряги,
сплетничал, плёл интриги, беспробудно пил,
получил огромное количество великолепного секса,
а ещё у нас была специальная скамеечка на берегу Сены.
Одно из воскресений стало последним.
Женщина, которую я любил,
окончательно сократила дистанцию,
но когда я попытался её обнять, скрестила руки,
словно защищая своё тело от нападения.
Было уже неважно, обманулся я, или был обманут.
Мои слова и чувства не имели никакого смысла
перед её непритворным страхом близости.
Так всё и кончилось.
Я хорошо запомнил её слова перед уходом:
“Не причиняй никому боль ради пустых фантазий,
мечты о чудесах, которая никогда не сбудется.
Не уходи в пустоту, слышишь?
Ни на шаг не уходи в пустоту!”
Так она сказала и вышла, не оборачиваясь.
Я закрыл за ней дверь, и пустота
сама сделала широкий шаг
мне навстречу.
Physalia
Португальский военный кораблик храбро теряется в море.
До берега тысяча миль авантюрных сюжетов
из тишины, освещённой тропическим солнцем,
люминисцентным планктоном,
испещрённой следами китов и айсбергов,
следами летающих рыб и дельфинов,
следами комет и созвездий,
следами в слабеющей памяти,
в рисунке трещин на потолке
в палате для умирающих
в боровской районной больнице
в июле 1974 года.
Доверяй тем, кто тебя ждал
Ещё пять минут назад
не чувствовал никакой особенной свободы,
шлялся по больничным дворам, по школьным дворам,
по свалкам в подворотнях брошенных домов,
заглядывал в пасть умирающим бродячим собакам,
спасался от ужаса под крышей St. Andrew’s church,
импульсивно сочинял себе правила:
“Не выходи из храма, не поднимайся по лестницам,
отличай вкус каждой рюмки джина от предыдущей,
бойся призраков, торгующих рыбой и крабами,
обходи белых кошек и не оглядывайся на вдов…”
Но вдруг что-то меняется,
неожиданно что-то перещёлкивает,
ты замечаешь фактуру краски, штукатурки, дерева,
номер чьего-то What’s up без подписи на стене,
жука-пожарника, ползущего к спасительной щели в асфальте,
белый сарафан девочки, переходящей дорогу,
красные округлые бока лондонского таксофона
и зелёную вывеску Molly Malone’s Pub,
откуда ты только что вышел.
Нет больше стекающего по капле джина,
нет женщины, о которой старался не думать,
и свободы, как её представлял, вроде бы тоже нет,
нет зависимости, нет ломки, и вместо дурной страсти
с тобой снова обычные, знакомые пять чувств,
которым – какое счастье! – снова можно доверять,
и Иисус, который был с тобой всё это время
в St. Andrew’s church и за его пределами –
он тоже здесь, безмолвный и терпеливый.
Что сказал Баху Бог
Я люблю приходить в капеллу святого Иосифа,
чтобы вести бесконечную воображаемую беседу
с теми, с кем мне уже никогда не поговорить иначе.
Я готов часами вспоминать их лица, глаза,
искать убедительные доводы, формулировки,
подбирать звук и ритм, созвучные сердцу,
выплёскивать дыхание на бумагу,
самонадеянно называть это стихами
или письмом, которое я никогда не отправлю –
но вместо этого сижу часами один в дальнем углу,
и мне ничего не нужно.
Иногда над головой звучат нестройные звуки органа –
музыканты репетируют, не замечая меня.
Я не обращаю внимания на ошибки –
на службе музыка будет безукоризненной,
как невеста на брачной вечере.
Тихий шёпот мелодии приглашает
закрыть глаза и довериться волнам звука…
Ангелы говорили на этом языке с моими предками,
и он не поменялся, поменялись только народы –
каждый из них понимает по-своему
то, что сказал Богу Бах.
С музыкой приходят и слова.
Их всегда очень много, я стараюсь успеть,
чтобы они не забылись и не исказились.
Только потом я начинаю угадывать
смысл этих многозначительных посланий,
которые невозможно получить
в иной, более понятной форме.
Это происходит со мной не в первый раз:
когда свет падает на дорогу, становится видно,
что ты не прошёл по ней и половины –
а это значит, что пора возвращаться
в дальний угол капеллы святого Иосифа.
Ангелы приготовили продолжение писем,
которые я никогда не отправлю.
Деревянный свод капеллы напоминает корабль,
и каждый раз прекрасные белые паруса
уносят меня куда-то далеко в небо,
вдаль от моих молчаливых собеседников.
Как хорошо, что я пригодился для этого,
что сердце моё полно наивности и простоты,
что Земля осталась так далеко за бортом,
в другом измерении, в другой галактике…
Как хорошо, что я стал немного ближе к тому,
что сказал Баху Бог.
Алексей Караковский
Родился в Москве в 1978 году, учился сначала на историка, потом на психолога. Работает в сфере разработки и поддержки Интернет-сайтов. Гитарист, мандолинист, вокалист, автор песен - в основном, на историко-географическую тематику. Лидер рок-группы «Происшествие»; также участник проектов «Ложные показания», «Сад Мандельштама», «Твоё лето не будет прежним» и др. Песни записаны по-русски, по-английски, по-польски и по-немецки; некоторые также переведены на французский, испанский, казахский и иврит. Создатель, а в 2000-2005 гг - главный редактор «Точки зрения». Автор десятка книг. Публикации в литературных журналах «Крещатик», «День и ночь», «Октябрь», «Смена», «Вопросы литературы», ROAR, «Слово\Word», «Лиterraтура», «Формаслов», «Артикуляция» и арт-самиздате («Контрабанда», «Пантеон андеграунда» и др.). Член Союза писателей Москвы (с 2007 г.), Московского союза литераторов (с 2019 г.).