664 Views
* * *
Божия коровка ищет травы,
Для своих божьекоровьих нужд,
Всякая травинка бога славит.
Человек уходит на войну.
Одуван кукожится и вянет,
Солнышко в дыму лежит без сил,
Прячутся от грома божьи твари.
Человек бомбит жилой массив.
Через век – не сделается вывод,
Будет кровь дешёвая, как нефть,
Человек – печальный божий выдох.
Может, хорошо, что бога нет.
* * *
Были даже не знакомы до войны
(Худший повод познакомиться – война)
Леда с Летой (имена изменены,
Да и вся-то наша жизнь изменена).
Дочка Леды всё просила на ДР
Телефон, чтобы Майнкрафт, Ютуб и др.
Во дворе взамен качелей – по дыре,
С котей видео – засмотрено до дыр.
– Не пущу. А то повадился будить,
Воет ночью, будто мало нам сирен,
Этот котя твой – ну, форменный бандит,
Всех подряпаней, безродней и серей.
А у Леты – полна горница летят,
Никуда они не едут, не летят.
И, конечно же, котяру приютят,
Отнесут к ветеринару подлатать.
Вывозили эту морду из-под бомб.
(Мама, котю запрещается бомбить!).
Говорят, в другом вагоне ехал бог,
Из жестянки ел холодные бобы.
С богом Леда. Никому сейчас легко.
Это песенка бессильная про них:
Леда, Лета, дети, дом, вагон и кот.
Боже беженский, спаси да сохрани.
ХВ
Как на ржавую ограду
Лёг пожухлый вьюн.
Все воюют, все за правду,
Каждый за свою.
Скачет сито по полям, а
У корыта брешь.
Не уходит на рекламу
Ядовитый бред.
Между корочкой и кожей
Ходит свежий гной,
Им – тревога, нам тревожность,
Так из ночи в ночь.
Трещине в окне тождествен
Никнет молочай,
И ничьи, но чьи-то дети
В темноту молчат.
Страшно, страшно поневоле,
Да на воле ад,
Взрослые, вдали и возле,
В темноту кричат.
Закипая льётся новость
На живой порез,
Мотивирует одно лишь:
Что Христос воскрес.
* * *
Синий паспорт весь буграми
От подвальной слякоти.
Дайте беженцам матрас,
Душ, вайфай, поплакать.
Борщ – почти что как у папы –
Вылакали дочиста.
Нужен беженцам черпак,
Тёрка и судочки.
Полон дом детей и женщин,
Кто кому приходится?
Оформляйте ВНЖ,
Выплаты, страховки.
“Бутермилх” у них пахта,
Дома скоро пахота.
Все-то молят: перестань,
Пропади ты прахом!
Эти даты нанизать бы –
С миру да по ниточке.
Беженцы хотят: назад.
Скоро их покличут.
* * *
Люблю грозу в начале мая
но будь он проклят этот год
когда от града умирает
мальчишек радостный народ.
Летит ракета с того света
пиф-паф и съело кузнеца
сожгли родную избу детям
они во сне зовут отца.
Глаголы догорают тускло
прощай родимый русский ямб
недолго мучалась культура
толстовский мир войной объят
Я помню чудное мгновенье
пронесся шёпот по рядам
суфлёр роняет белый венчик
христос воскрес и зарыдал.
* * *
Сиреневый, яблоневый наш боже,
Мне вот что колется меж лопаток:
Что, если всё это было ложью,
И я всю жизнь не летел, а падал?
И первая классная обманула,
Газеты врали, и телевизор.
Я с этим грузом хожу сутуло,
Я очерви́вел, ещё не вызрев.
Всемайский боже резных черёмух,
Синиц лимонных и сизых горлиц,
Моё раскаяние огромно,
Но неподъёмно людское горе.
Земля взрывается, небо глохнет,
Да как ты сам-то в слезах не тонешь?
Здесь дышится плохо, и воздух клёклый,
И свежий месяц иголки тоньше,
Гляжу сквозь алых сосудов гидры,
Иголка гнётся, не поддаётся.
Но ты поможешь? И дети выйдут
На белый свет с голубой каёмкой?
* * *
Если штиль, хорошо атеистом
Быть, а нынче – помолимся истово:
Ты лети, ты лети лепесток
Через запад на горький восток,
Там сейчас не смолкают бои,
Там сейчас у полмира болит.
Одуванчики, клевер, сирень,
Пусть войска отступают скорей.
Слоноликий Ганáпати,
Как нам всё восстанавливать?
Святая Катерина,
Пускай обезвредят мины.
Розоперстая Эос,
Как же осточертело.
Дорогая праматерь Лилит,
Вразуми ошалевших политиков.
Матерь божья, куда нам теперь?
Сыне божий, и сколько терпеть?
Всё, вселенная, знаков не надо,
Дьявол, милый, сворачивай ад.
Эй, ямщик, поворачивай к чёрту,
На колени рассыпались чётки,
Я пред небом храбрюсь и тушуюсь:
– Отче наш, иже с ним, дайте шума.
От рождения и до успения
Мы не мошки, не мясо, не пепел,
Не источник дешёвого топлива,
Наши души живые и тёплые.
Светлый ангел поднимет забрало:
– Всё, ребятушки, зло проиграло.
* * *
Говорят, что надо себя беречь,
Не читать газет, соблюдать режим.
Я букаш, форсирую мокрый рельс,
Я успел до поезда. Славься, жизнь!
За меня расплатится кто-нибудь,
За меня расплачется арестант.
Будет русский бунт, белорусский бунт,
Будет бункер полый. А я устал.
Закрываю новости, но сквозит.
Я под микроскопом. Промокший жук,
Самого себя рассмотрев вблизи,
Разочаровался. В слезах гляжу
Бессердечное боженькино кино:
Паренёк улыбается, смерть прогнав,
И невеста его без обеих ног,
Они кружатся тихо среди огня.
Рисунок: Адам Оэлерс (Великобритания)