498 Views
* * *
Лев лежал на траве с ягнёнком,
Превращалась вода в вино.
Был когда-то и я ребёнком,
Так давно, что неправда. Но
Видел собственными глазами,
Как из гроба вставал мертвец,
Под свинцовыми небесами
Разгорались огни сердец,
Расцветала сухая смоква,
В бездну падал Левиафан,
И вставала звезда с востока,
Но любви нашей не было там.
Уносило песчинки ветром,
Обнажалось у моря дно.
Был когда-то и я бессмертным,
Еле снялся с иголки. Но
Счастье мы испытать могли бы
И без лишних волшебных слов,
Всем хватало хлебов и рыбы,
Излечился от язв Иов,
Наполнялась пустая чаша,
Поднимался из праха храм,
И любовь там могла быть наша,
Но любви нашей не было там.
И если бы можно было швырнуть в себя камень,
Я сделал бы это первым,
Но всё это просто происходило с нами,
А мы жаловались на нервы.
И ты, без сомнения, выгнала бы торговцев
Из наших заветных мест,
Но кто здесь пастырь, и кто здесь овцы,
И на ком здесь поставлен крест?
Голова прирастала к телу,
Белый голубь влетал в окно.
Был и я воевать за веру
К чёрту лысому послан, но
Светит лампа в подвале тускло,
На полу и на стенах кровь,
А вино превратилось в уксус,
Свиньи вышли из моря вновь,
Бесноватый порвал оковы,
Прокажённый бил в барабан,
Все дороги вели до гроба,
Но любви нашей не было там.
* * *
Когда привыкают к войне,
Что где-то в чужой стороне,
Читают задумчиво новости.
«Ну, что, там закончилось?» – «Не». –
«А смерть мирных жителей?» – «Ну,
Не я же придумал войну!»
Зато перечислил пять евро
Куда-то, в контору одну,
У них там, короче, гумпомощь,
А я тут запарен как овощ,
Полно по работе проблем,
И разве поможешь ты всем?
Нет, этот вопрос не ко мне.
Лиловая тень на стене,
И чайник кипит как обычно,
Когда привыкают к войне.
На главном берлинском вокзале
Две модно одетые китаянки
Фотографируются на фоне плаката,
Где на сине-жёлтом фоне
По-украински и по-русски
Написаны приветственные слова беженцам.
Китаянки весело смеются и делают селфи.
Я прохожу мимо, навстречу две женщины,
У одной в руках два стаканчика кофе,
Другая несёт бумажный пакет с выпечкой.
«Та ладно, шо ты волнуешься, –
Говорит та, которая с кофе. –
Дети нормально чуточку подождут…»
Вторая что-то отвечает, но я уже не слышу.
Когда привыкают к войне,
Всё тихо, как будто на дне,
Где фосфоресцируют рыбы
Во тьме.
Кому-то помог человек,
Кого-то пустил на ночлег,
Но всё же у нас тут не Ноев
Ковчег,
И мест уже нет в общежитии,
И дедушка в лёгком подпитии,
Дней восемь он ехал сюда.
«Что, пиво хорошее?» – «Да!»
Да что вы долдоните мне
О нашей всеобщей вине?
В конце концов, все привыкают
К войне.
В супермаркете на Ханзаплац пожилая пара
У стеллажа с пивом
Рассматривает бутылки,
Мужчина – мне хочется назвать его Опа Шульц –
Берёт одну,
На ней латинскими буквами написано:
PIVO.
«Это специальная украинская серия», – говорит он.
«Да ты что… Возьмём?» – спрашивает женщина –
Мне хочется назвать её Мутти Шульц.
«Нет», – говорит Опа Шульц после паузы
И ставит бутылку на место.
Когда привыкают к войне,
Всё ровно, спокойно вполне,
Лишь флаг Украины зачем-то
В чужом, незнакомом окне.
А жизнь продолжается? Да,
Везде продаётся еда,
Народ по делам пробегает,
Всё так же, как было всегда.
А где-то свистит, подлетая,
Ракета, как ангел из рая,
И рушится взорванный дом
В две тысячи двадцать втором,
Но это – не в нашей стране,
У нас всё спокойно вполне,
А смерть, как ребёнок, смеётся,
Когда привыкают к войне.
* * *
День победы девятого мая –
Как туманный и сладкий дурман,
Суть события не понимая,
Ты садишься на мягкий диван.
Был когда-то салют в сорок пятом
Окровавленном, жутком году,
Жизнь тогда словно снилась солдатам,
Уцелевшим в реальном аду,
Кто без ног, кто лишь пулей ужален,
Кто-то даже почти невредим,
Трубку выкурил дедушка Сталин,
Над страною поплыл сизый дым.
День победы – советская сказка,
Ужас прошлого тает вдали,
Лишь по телеку песня да пляска,
И не встанет мертвец из земли,
Не зайдёт, словно гость на застолье,
Не шарахнет «за наших» сто грамм,
Он лежит где-то там, в чистом поле,
А другие лежат по лесам
Да по рекам, повсюду их кости,
Собери-ка скелет по частям,
И когда собираемся в гости,
Мы с тобою идём по костям,
Мы с тобою шагаем по мёртвым,
Как по улице грёз, а над ней
Проплывает мундиром потёртым
Неродившихся стая теней.
Мы как призраки сами с тобою,
Всё какого-то праздника ждём,
А Россия готовится к бою,
Очарована новым вождём.
* * *
Старуха воет, сгорблена в подвале,
Собака жрёт хозяйские мозги,
А за углом опять захохотали
Весёлые и пьяные враги.
Гляди на всё на это, как баран, ты –
Валяются тела, горят дома,
По городу проходят оккупанты,
Лишённые и чести, и ума.
Гудит мотор, ползёт бронеколонна,
Окрашена в блевотные цвета,
И солнце рвёт на крыши с небосклона,
А суть происходящего проста:
В управе городской коллаборанты
Займут посты, как боги в облаках,
Но эту власть приносят оккупанты
На острых окровавленных штыках.
Летят бумажки из библиотеки,
От здания осталась лишь стена,
А что осталось в этом человеке,
Мясная суть которого видна?
Вопрос простой, ответ нам скажешь сам ты.
Внезапно застывает в горле ком,
Когда ведут кого-то оккупанты
С натянутым на голову мешком.
Из целлофанового чёрного пакета
Торчит иссиня-бледная рука,
А русская крылатая ракета
Жар-птицею летит издалека.
Бессильны тут и Ясперсы, и Канты,
Когда материальные блага
В чужих домах набрали оккупанты,
Народ-хомяк в армейских сапогах.
А ты в стихотворении мгновенье
Как типа Бродский выразил, братан,
Но в красный уголок стихотворенье
Твоё унёс пропагандист-полкан,
Как ни кричи: «Ах, господа, вы звери!» – и
Как ни оправдывай свой маленький талант,
Спроси себя: а ты не часть империи?
А сам-то ты не русский оккупант?
* * *
Грозя стереть врага в сухую крошку,
Они орут и грузят день деньской,
А смерть подходит ближе понемножку,
И багровеет небо над Москвой.
Трибуна с микрофоном словно гроб стоит,
Чеканит фразы пожилой чекист,
И глядя на него, народ безмолвствует,
И время извивается, как глист,
Ползя туда по узкому проходу,
Где есть надежда выйти на свободу,
Но буквы осыпаются с листа,
Летят чины и должности, как карты,
И вот Россия тоже стёрта с карты,
И гаснет, как кремлёвская звезда.
Рисунок: Якуб Куява (Польша)