394 Views
* * *
Что ж, ОК. Раз твой двор лишь одной мелкотой кишит,
то не бойся, грабастай всё то, что не так лежит.
Ведь вчерашние боги — совсем не твои божки.
Выходи за флажки. А потом — переставь флажки.
Раз тебе хорошо, то плевать, что другим кранты.
А в соседском дворе есть такой же бандит, как ты.
Вы — хоть с разных сторон — но берётесь за тот же гуж.
Вы поссоритесь позже. Пока же — единство душ.
В твой запаянный двор опасаются лезть менты.
Там Чикаго тридцатых. Там царствуешь только ты.
Под знамёна свои ты собрал молодых волчат.
Где есть Диллинджер и Капоне, там все молчат.
В королевстве твоём кровь окрасила знаки «Stop!».
— После нас, — говоришь, усмехаясь, — пущай потоп.
И пока ты смеёшься, довольный своей игрой,
где-то щурится Ной, начиная ковчег второй.
* * *
«Как дела?» — ты спросил. Отвечаю: «Да как-то так…»
Да и как же ответишь в наших глухих местах?
А в иных палестинах, я слышал, ещё и хуже.
Относительно счастлив (избушка, друзья, гармонь),
научился за десять минут разводить огонь,
особливо когда выпадает какой-то ужин.
Сын мой старший, тот с первого камня влёт,
не успеешь и пикнуть, бегущего зайца бьёт.
Правда, часто на месте ест, не дождавшись жарки.
После смерти жены я, конечно, взгрустнул слегка.
Ночью ноет и чешется третья моя рука.
Впрочем, это фигня. Прости мне мои помарки.
Ежевика у нас как арбуз, прям сойти с ума —
на сюрпризы сподобилась ядерная зима.
Ну, спасибо на том. Какие-то витамины.
Но зато на войне мы предстали во всей красе.
На других континентах, я слышал, подохли все —
отработал вовсю наш доблестный атом мирный.
Оттого и скажу тебе честно, едрит-гибрид,
что законная гордость во мне костерком горит
за традиции наших отцов, за народ мой древний.
Будь, дружище, здоров! Да и мне тут нельзя болеть.
Заболевших убьют и съедят. Это важно, ведь
нужно досыта есть порою родной деревне.
Завершаю письмишко. Глаза разъедает тьмой.
Прилетит скоро голубь двуглавый почтовый мой,
одиночный свидетель нашей с тобой беседы…
Ну, пошёл я. Услышал, как кличут меня. Пора.
Вся деревня моя собирается у костра
и поёт, и поёт сквозь слёзы про День Победы.
* * *
Привычно воздух свеж в помойной яме.
Будь бдителен, не тратя лишних слов.
Как Нильс падёт, отравленный гусями,
поведай, Сельма нам, Концлагерлёф.
А гордость за страну — как жар под кожей.
И впредь мы будем вместе, я и ты!
Рогожинской укрытые рогожей,
ракеты спят. В них спизжены болты.
Мы разведём руками злые тучи.
Звучи с высот, архангелов хорал!
В приталенной шинели от Шойгуччи
ведёт нас в бой отважный генерал.
Фашисты всюду — в Англии и в Чили.
Пусть каркает зловеще вороньё,
но ведь не зря, не зря нас научили,
как принимать чужое за своё!
Горят дома, и люди, и левкои,
лежат в воронках и роман, и стих…
Поскольку ведь искусство есть такое —
бить по своим и не сдавать своих.
Вострепещи, Америка с Европой,
на камень наш у них нашла коса…
И Русский мир из дымного окопа
блатную фиксу щерит в небеса.
* * *
Есть Бог или нету? Поди-ка измерь
по мерке нестрогой.
Но ломится демон в закрытую дверь
воздушной тревогой.
Верховный, рехнувшись, сменяет штурвал
на голос орудий.
Пытаются спрятаться в тёмный подвал
от нелюдей люди.
И тянется чёрная страшная нить
тоски негасимой…
Ты смог, Мариуполь, в мозгу заменить
Сонгми с Хиросимой.
Разбиты, обрушены в мусор и чад
бетонные плиты.
А музы… Конечно же, музы молчат,
поскольку убиты.
Могли напевать бы свои до-ре-ми
покоя во имя…
Но — нет. Замолчали. Остались с людьми.
И умерли с ними.
* * *
Своё недокричав и недоколобродив,
в азарте не успев нажать на тормоза,
нестройная толпа голосовавших «против»
разгромлена толпой голосовавших «за».
Победен прессы тон. Гудят вотсаппы, скайпы,
а Homo, как всегда, к собратьям lupus est.
Вот доброволец. Он снимает с трупов скальпы
и надевает их на свой тотемный шест.
И, наконец, покой приходит долгой драме,
достойный золотой рифмованной строки…
Усталое Добро (как надо, с кулаками)
пытается отмыть от крови кулаки.
Вот славный журналист — задорная харизма,
знакомый по тиви чарующий оскал…
О, как ты хороша, победа гуманизма
над теми, кто его иначе понимал!
Пойдет отсчет с нуля великим этим годом,
начнется с точки А прекрасный светлый путь…
Как воздух нынче свеж! Он полон кислородом,
поскольку меньше тех, кто б мог его вдохнуть.
* * *
Когда в стране отрублен интернет,
и за плакат, в котором слово «Нет!» —
удар по почкам и билет на нары,
когда запас ракет важней всего,
а теледиктор, резвый и нестарый,
готов дрочить на комплекс ПВО,
и каждый день, с какой ни встань ноги,
кругом враги, кругом одни враги,
что норовят отнять и покуситься,
когда важней прогресса марш-броски,
когда страна берёзового ситца
на белый свет ощерила клыки,
когда от страха даже ветер стих,
а триллион нейронов мозговых
готов привычно жрать бурду всё ту же,
когда в стране — блатной закон двора,
и разрезает и жару, и стужу
безумный, исступлённый крик: «Ура!»,
когда такой огонь да волчья прыть,
и «Всех порвём!», и «Можем повторить!»,
что дым идёт от мартовских проталин,
победа — в двух шагах. Она близка!..
И во дворе сидит, согнувшись, Каин,
кровь Авеля смывая со штыка.
Рисунок: Дима Ребус (США)
Александр Габриэль
Родился в 1961 году в Минске. Окончил факультет промышленной теплоэнергетики Белорусского национального технического университета, в 1988 году защитил кандидатскую диссертацию, работал научным сотрудником в НИИ. После 1992 г. занимался коммерческой и банковской деятельностью, в 1997 году эмигрировал с семьёй в США. Проживает в Бостоне. Всерьез начал заниматься сочинительством в 2004 году. Автор книг «Одним файлом» (США, 2005), «Искусство одиночества» (Москва, 2006), «Планета поэтов 3» (Рига, 2007), «Неразведенные мосты» (Санкт-Петербург/Нью-Йорк, 2007), «Эго-истины» (Санкт-Петербург, 2009), «Эквилибриум. стихоживопись» (совместно с Изей Шлосбергом, США, 2013), «Контурные карты» (Санкт-Петербург, 2013), «По прозванью человеки» (Санкт-Петербург, 2015).