361 Views
* * *
Режим большой идеей одержим,
ведь у него есть свой, особый путь
при правильном общественном зажиме.
Уж коль не время вдарить по чужим —
вдарь по своим, но только не забудь
назвать их инородными. Чужими.
А после — карты, стрелки, БТГ
и мысли о хроническом враге,
злодее из компьютерной стрелялки.
А тот, кто не желает воевать,
забыть про холодильник и кровать,
тот человек — не наш. Изменник жалкий.
Кондуктор не нажал на тормоза,
не сладил с увлекательным враньём,
с разверзшейся внезапно полыньёю —
и девочки кровавые в глазах
у мальчиков, сгорающих живьём
в консервных банках с хрупкою бронёю.
Кричали: «Заработаем деньжат
и плюс добра отсюда навезём!» —
взамен бесследно канули во мраке,
и, словно «сушки», вороны кружат
над теми, кто раскрасил чернозём
мертвящей гаммой бурого и хаки.
* * *
В стране пельмешек и сосисок, где мало диких обезьян,
как на дрожжах, взрастает список всего того, чего нельзя.
Плывёт, в броню одевшись, судно, пугая даже облака.
Пока молчанье неподсудно. Лишь подозрительно слегка.
Молчит и молодость, и старость, и мнутся с пятки на носок…
Учил же вроде Леви Страус, как надо голову — в песок.
Сокрыта Личность в толще карста, недвижен чёрный водоём…
В сакральных высях Государство плюётся ядом и огнём.
Раз голова торчит из строя, то объясняют: «Хайп поймал!».
В любой стране процент героев всегда пренебрежимо мал.
Паршиво и душе, и плоти в потоке выморочных дней:
ведь если ляпнешь что-то против — «ответка» в сотню раз страшней.
Равнение — на тех, кто выше, людей из песен и газет,
на тех, кто упоённо выжег под сердцем буквы V и Z,
на тех, кто чёток, как сберкасса, кто чёрта лысого лютей,
на тех, кто спас детей Донбасса, взамен убив других детей.
Но даже в самой чёрной ночи всё ж не уподобляйтесь им.
Вода порою камень точит и размывает бравый грим.
Непросто, о былом горюя, не доверять поводырю…
«И пусть молчанье» — говорю я.
«И пусть молчанье» — говорю.
* * *
Представилось: я гражданин РФ
и в телевизионном шуме-гаме
я различаю: армия, как лев,
сражается с нацистскими врагами.
Давно как СВО лишилась дат,
повсюду грохот вражеских орудий,
а наш российский трепетный солдат
стрелять не хочет, ибо всюду люди.
Одна Россия. Нет других Расей!
На росгвардейцев мчится, словно волны,
отравленный отряд укрогусей,
пернатости и русофобства полный.
Но этот клин — не самый страшный клин,
не худшее скопленье биомассы…
На нас, в трусах запрятав джавелин,
несутся боевые пидорасы.
Домой солдатам хочется, в Тамбов
и на Байкал, где мошки и туманы…
Но против них, накушавшись грибов,
воюют боевые наркоманы.
От боли искажается строка,
и ёжится в чаду живое слово…
Вот тут-то к пульту тянется рука
и нахер выключает Соловьёва.
И сразу же в потоке летних дней,
в рутине отрезвляющего быта
картина мира чище и ясней
становится, как дождиком промыта.
И где-то там, вдали, войны мотив,
где, полные тупой безликой злобы,
дымящейся Украйны супротив
воюют боевые долбоёбы.
* * *
И они говорят: мы покуда играем в принцесс и фей.
И они говорят: все гражданские трупы — дешёвый фейк.
Голливудские там, говорят, гримёры и режиссёры,
а российский солдат, говорят — он всегда благородный дон,
от нацистов спасает он укромладенцев и их мадонн,
не в его голубином нраве насилие да разоры.
И они говорят: наш солдат в час досуга слагает стих;
в то же самое время в бандеровской сути — палить в своих
и во всём, как всегда, обвинить достойнейшую из армий.
И она, эта армия — антифашистская, видит Бог:
там ведь каждый товарищем Суховым быть бы мог.
Русский праведный Мир охранят от ворога эти парни.
Тех, кто это твердит — невозможно расслышать в другой стране,
истекающей жаркою алою кровью на той войне —
так твердеющим воском в ночи оплавляются свечи…
И глядят, и глядят, как глядеть не могли бы ни ты, ни я,
убиенные люди на тёмной окраине бытия —
на убийц, из которых давно как изгнано человечье.
* * *
Народ любовался на синее небо
в уютной родной тишине.
Не только ведь зрелищ хватало — и хлеба,
и хлеба хватало вполне.
Газеты и «ящик» легко, между делом,
пускали по глади круги,
народу внушая, что всё, чем владел он,
мечтают захапать враги.
Народ брёл в музеи, расслабленно хавал,
насвистывал бойкий куплет…
Но всякий ноу-хау превратился в Да-хау
буквально за несколько лет.
И Личность исчезла в ликующей массе,
другому приходит черёд,
и нынче в народном словарном запасе
одни лишь «Ура!» и «Вперёд!».
Врагов колотя, как боксёрскую грушу,
своих несогласных круша,
народ в эти действия вкладывал душу…
Пока не исчезла душа.
* * *
Маршрутов завершая круговерть —
стерев былые явки и пароли —
любую смерть, почти любую смерть
итожат слёзы памяти и боли.
И эта память — словно визави
ушедшего. По волнам полумрака,
смерть отрицая, лучики любви
спешат, как за хозяином собака.
Пока ещё цела земная твердь
и в чужеродных странах, и в Отчизне,
любая смерть, почти любая смерть,
по сути дела, продолженье жизни.
Уходит время пеплом из горсти,
меняя суть оттенками значений…
Я потому и говорю «почти»,
что правил нет без подлых исключений.
Пусть где-то есть друзья, жена и мать —
по тем, кто, заскучав в родной юдоли,
в чужой предел явился убивать —
не будет слёз.
И памяти.
И боли.
* * *
Сухой прохладой тянет из степи.
Поспи, сынок. Хотя б чуток поспи.
Мы в тесноте, как зэки на этапе.
В подвальном корабле задраен люк.
И темнота. И страшен каждый звук.
Глотни, сынок, водички пару капель.
Никто не ждёт весёлый фейерверк.
Был фильм для взрослых, «Не смотрите вверх» —
боюсь, что это правда. Лгут поэты.
Не слышно здесь угроз про «мир в труху»,
и безразлично, что там наверху —
кровавый Бог? Крылатые ракеты? —
одна упала к югу метрах в ста,
как будто клякса на простор листа —
земля дрожала и трещали стены…
Сынок, нам нужно выжить. В этом суть.
Хотя, конечно, мудрено заснуть,
когда всесильный страх вползает в вены..
И мир, который стал для нас чужим,
так странно, ненормально недвижим,
как детская игрушка без завода…
Там два часа осталось до зари,
и звёзды зреют, словно волдыри
на обожжённой коже небосвода.
Рисунок: Рамона Ринг (Германия)
Александр Габриэль
Родился в 1961 году в Минске. Окончил факультет промышленной теплоэнергетики Белорусского национального технического университета, в 1988 году защитил кандидатскую диссертацию, работал научным сотрудником в НИИ. После 1992 г. занимался коммерческой и банковской деятельностью, в 1997 году эмигрировал с семьёй в США. Проживает в Бостоне. Всерьез начал заниматься сочинительством в 2004 году. Автор книг «Одним файлом» (США, 2005), «Искусство одиночества» (Москва, 2006), «Планета поэтов 3» (Рига, 2007), «Неразведенные мосты» (Санкт-Петербург/Нью-Йорк, 2007), «Эго-истины» (Санкт-Петербург, 2009), «Эквилибриум. стихоживопись» (совместно с Изей Шлосбергом, США, 2013), «Контурные карты» (Санкт-Петербург, 2013), «По прозванью человеки» (Санкт-Петербург, 2015).