533 Views
* * *
Война. Плохая рифма бремя.
К зиме страшней инфинитив.
Я видел, как исчезло время,
себя движеньем заменив.
Мы все негаданно узрели:
и тот, кто сразу же оглох,
и тот, кто в светлой акварели
не мыслил чёрный уголок…
Но лишь одно не исчезает,
меж чувством гнева и стыда,
лицо отца перед глазами.
И не исчезнет никогда.
* * *
Когда закончатся над нами этажи
c их потолками, окнами, дверями,
гостями, перепалками, гульбой,
ремонтами, соседями и свадьбой,
и панихидой, и ночным звонком,
стихами, удивлением, досадой,
рассадой, колыбелью и котом,
собаками, животными вотще,
разбитыми тарелками, ножами,
объятьями, проклятьями, трубой
и скрипками, и скрипами вон там,
повешенными люстрами (реши
поставить ли меж ними запятую),
и прочее, и прочее, тогда
окажется, что лифт стоит открыт,
а лестница, ведущая на крышу,
ближайшее техническое средство,
чтоб посмотреть, была ли эта жизнь
достойнее чем.… Попросту – была ли?
* * *
от последней сигаретки
пахнут пальцы табаком
шевелится в(г)олос редкий
что всегда под колпаком
слабый узел развязамши
кривит губы скалит рот
у болезни старой замши
повышение грядет
и тогда уж огого мол
вот те взятка вот те крест
с каждой стенки смотрит голем
не король и не арес
* * *
Утро, завтрак, новостей блок российский.
Свет фонарный затмевает картину.
Говорят, подорожают сосиски.
Я что вижу, то пою и акыню.
Что ещё? Морозы будут до ора,
потому что Пасха поздняя, в мае,
а точнее, на Матрону, второго.
Потерпи народ, мы все понимаем…
И так далее. Садится зарядка,
как беременная в позу собаки.
Я воткну адаптер в стену порядка.
Может, хватит на полдня этой бяки.
Заряжу и на работу, как ниндзя,
в чёрной маске, в темноте, огородом.
Городской автобус вновь запозднился.
Снег не убран с воскресенья, уроды.
16 фев. 2021
* * *
ветер вечер время бремя
вьётся ворон словно дрон
бродят строки мимо мема
глохнет колокол дин донн
прячет саша в саже чёрной
иронический оскал
плачет маленький учёный
он товарища искал
погоди поёт свобода
лобода вам слобода
рифма просится народа
города и борода
кафка кофе не элитна
мол живи своим умом
чересчур пишите слитно
проповедует омон
терпит ост не остановишь
да наверное нельзя
с книги смотрит бунимович
как страшны его глаза
* * *
Не заставляй меня ровнять
перо к ножу.
Я буду заново ронять
зерно в межу,
чтоб заросла она, смешав
верха, низы.
Не говори: “Ты мне – межа”
Ты мне – язык!
Я буду мирную свою
растить строку…
поёт ракета не воюй
ни другу ни врагу
* * *
Когда придет последняя пора,
ей будет наплевать, что ты не годен.
Заставит выговаривать ура,
забыть простые мысли о свободе.
Ты будешь траком или же звеном.
Скорей всего к столу нежнейшим мясом,
где между хлебом, салом и вином
оно лежит и смотрит мёртвым глазом.
Когда придет та очередь к тебе,
её ты встретишь строчкою великой…
Груба ирония как солнце в октябре.
Цветут наручники из повилики.
* * *
кому на площади ходить
кому идти домой.
сковал решение отит,
вернее, геморрой.
и мнится бредящий дракон
о смрадных головах:
откроет пасти – и огонь,
закроет – тело в швах.
а тени крыльев по земле
от хаты до избы.
вину легко забыть в себе,
но вряд ли всю избыть
* * *
мы разомкнуты что клеммы
спущены на тормозах
исчезающее племя
пламя в наших голосах
гаснет в поисках глагола
потому что нет сердец
и не выскажется слово
и не вырастет рубец
мы раскрашивали стены
вынимали кирпичи
но они росли быстрее
слоя сажи на печи
и осталась только воля
соответственно в кулак
умирать мы будем стоя
к новой жизни ближе так