382 Views
* * *
Будь хоть тысячу раз ты патриций или плебей,
как мычанье, простым, а может, скопленьем тайн —
школа жизни порой краткосрочней, чем Курт Кобейн,
и не более безопасна, чем Колумбайн,
но при этом всегда священна, как скарабей.
А тягучее время, волшебный для душ бальзам,
закипая в реторте на дне перемётных сум,
испарится легко, без остатка, не вняв слезам —
сколько в жизни ни заработай кликбейтных сумм, —
и не станет прощаться с нами, закрыв Сезам.
Это время намного сильнее, чем Псамметих,
так что мы для него незначимей воробья,
вот и нет никаких подмостков, и гул затих…
А ведь кто-то считал, что важно — познать себя.
Остальные вошли во вкус — убивать других.
Сколько разных деяний, сколько трескучих фраз —
всё сойдёт в никуда, провалится в пустоту —
там, где время, брезгливо щурясь, плюёт на нас,
умножая на ноль правоту и неправоту.
* * *
Сигареты, водяра, соседские пацаны…
Говорили про спорт, не про судьбы большой страны.
Дома злилась жена. Ждал и семок большой кулёк.
На вопрос: «Как дела?» — всегдашнее «Нормалёк!».
Он беспечным туристом на чёртовом колесе
ехал так же, как все. Он хотел быть таким, как все.
Он плохого не делал. Хорошего тоже, нет.
Был почти невидимкою, не оставлявшим след.
Он бежал и бежал от потёмок в своей душе;
ведь чего-то хотел. А чего — не узнать уже…
Перемолотый в мясорубке чумной войны,
не услышит он больше говор и смех жены.
Просто лидер державы решился на ход ферзём —
и лежат мужики, вжавшись спинами в чернозём.
Утекают их жизни сквозь окна раскрытых глаз —
а зачем? Для чего?
Вот, по сути, и весь рассказ.
* * *
Летят дождинки, воздух серебря;
сближаются закаты и восходы…
Безликое изгойство октября
в безвизовых границах непогоды
скребётся в душу, как усталый кот —
в родные двери, голодом влекомый…
Мертвящий холодок осенней комы,
как врач в больнице, делает обход.
Заройся в плед, налей себе гляссе,
придумай стих, подсчитывая слоги…
Не лги себе. И ты — такой, как все,
опутанный оковами тревоги.
Как много дум кандальный этот звон
наводит в перегревшемся рассудке!..
А дождь идёт, по сути, третьи сутки,
упрямо, как по плацу солдафон.
А что в итоге? — нецветные сны,
неясный свет, нерадостные ноты…
Здесь нет войны. Пока что нет войны.
А может, дождь смывает все прилёты.
Мы рядом, здесь, судьбе благодаря,
на сером дне небесного колодца…
И всё, что есть, и всё, что остаётся —
безликое изгойство октября.
* * *
В клетках львы дожидались безвкусной баланды,
близ реки возлежал исхудавший кайман,
а в лианах мартышек усталые банды
позабыли, как выглядит сочный банан.
Обуяла питона цинготная вялость,
не осталось на панде обширных телес…
Во дворе совершенно из сил выбивалась
группа бурых медведей, валившая лес.
Hа поляне траву зайцы в полночь косили,
убирали бобры за слонами дерьмо…
А за что?! — все они Президента России
называли словами «подонок» и «чмо».
Это знают давно прокуроры и судьи,
да и ты постарайся понять поскорей,
что когда в государстве закончатся люди —
можно брать и зверей.
Можно брать и зверей.
* * *
Осенний быт, осенний бит,
однообразие коллизий…
Уже слегка в глазах рябит
от Кантемировских дивизий,
и слух устал от воплей: «Пли!»
под низкий гул небесных асов
и стон измученной земли,
который не воспел Некрасов.
А где-то, явно не впервой
себе окоп комфортный вырыв,
вовсю смолит чинарик свой
Рамзан Армагед-Дон Кадыров.
Лихою «мёртвою петлёй»,
неугомонный, как пиранья,
парит над грешною землёй
несытый демон умиранья.
Готовы улетать скворцы
от ветра, холодов и грома…
И — сундуками — мертвецы,
но нет ни «Йо-хо-хо!», ни рома.
А Бог растерян и забыт,
над горним миром тьма повисла…
Осенний бит, осенний быт —
ни сна, ни времени, ни смысла.
* * *
Приснилось мне вчера — внезапно, веско:
стучится в дверь багровый, как томат,
суровый Байден, в чьих руках — повестка.
Он говорит: пора в военкомат.
Он говорит — заученно, умело,
слепя горящим взором из-под век:
Канада, дескать, страшно обнаглела.
Пора вернуть провинцию Квебек.
Звучит он, как размеренная кода,
не жалкий, а совсем наоборот:
провинция Альберта далеко, да,
но там на четверть бывший наш народ.
Он не берёт на понт. Не примет взяток.
Давно привык к таким теченьям драм…
И лопочу я: мне ж седьмой десяток!
Люмбаго, типа, сердце ни к херам…
Но все отмазки ни на грош не катят,
и Байден мне устало говорит:
Пора, мой друг, пора. Пожил и хватит.
Жена твоя получит «Форд-гибрид».
И я проснулся — как среди погоста,
во мраке, весь в поту холодном… Б*я!..
Голосовать за Байдена непросто
такого сновиденья опосля.
* * *
Время слов утекло, сколько б их ни твердили в запале.
Остаётся лишь бой: вот решение, подпись, печать.
Двадцать граммов души в суете испарились. Пропали.
Потерявшие просят нашедшего: не возвращать.
Нужно камень запрятать в рукав, а патроны — в подсумок,
научиться молчать и давить сапогами цветы.
Русский классик Толстой устарел, как наскальный рисунок,
словно мамонтов бивень в глубоких слоях мерзлоты.
И не дашь уже отдых усталым рукам и коленям,
в небе тает закат, рыжей кровью на землю сочась…
Может, мир и вернётся к теории непротивленья.
только в будущем. Где-то. Но точно — не здесь, не сейчас.
И планета летит — неприкаянно и одиноко,
а на ней холода, и давно не восходит заря…
Есть и люди на ней. Но по принципу «Око за око»
большинство их ослепло.
И нет для них поводыря.
* * *
Вот старик. Он — хранилище медленных дум.
Мир давно им осознан и понят.
Он бредет в магазин, покупает костюм —
тот, в котором его похоронят.
Вот мужчина другой. Незначительных лет.
Он под спудом былого не тонет,
но идет покупать себе бронежилет —
тот, в котором его похоронят.
Вездесущий Шопен, безнадежная медь,
воронье над крестами у рощи…
Что роднит тех двоих? Только разве что смерть
и язык, по рождению общий.
Александр Габриэль
Родился в 1961 году в Минске. Окончил факультет промышленной теплоэнергетики Белорусского национального технического университета, в 1988 году защитил кандидатскую диссертацию, работал научным сотрудником в НИИ. После 1992 г. занимался коммерческой и банковской деятельностью, в 1997 году эмигрировал с семьёй в США. Проживает в Бостоне. Всерьез начал заниматься сочинительством в 2004 году. Автор книг «Одним файлом» (США, 2005), «Искусство одиночества» (Москва, 2006), «Планета поэтов 3» (Рига, 2007), «Неразведенные мосты» (Санкт-Петербург/Нью-Йорк, 2007), «Эго-истины» (Санкт-Петербург, 2009), «Эквилибриум. стихоживопись» (совместно с Изей Шлосбергом, США, 2013), «Контурные карты» (Санкт-Петербург, 2013), «По прозванью человеки» (Санкт-Петербург, 2015).