574 Views
* * *
Дышат окраины синим паром,
утекающим в желтизну.
В кухне высокоточным ударом
человек зарезал жену.
По этажам бродил участковый,
красные корки в лица совал.
Пуганый и ко всему готовый,
каждый дверь ему открывал.
После ходили курить к подъезду
и говорили: попал Витёк!
Позавчера получил повестку,
нынче – и вовсе в тюрьму утёк.
Так или сяк – пропадай, братуха.
Так или этак – конец один.
Надьке, шалаве, землица пухом.
Будет пример для других лядин.
И мужика слила за решётку,
и у самой теперь нож в спине.
Витьку жалели.
Вздыхали тётки.
В небе тонули жёлтые лодки.
Тени, корчась,
текли по стене.
* * *
Добро должно быть с кулаками,
ещё – с когтями и клыками.
Оно оскаливает пасть,
чтоб зло не вздумало напасть.
Добро должно ходить с гранатой,
являться миру канонадой,
огнём военных батарей.
Чья сила больше – тот добрей.
А если кто-то пасть не щерит,
то значит, он в добро не верит.
Так пусть предатели добра
познают милость топора.
* * *
Когда друзья, что больше не друзья,
нечаянно, в подземном переходе
встречаются,
как два озёрных карася
на мелководье –
так просто сделать вид, что не узнал,
что в темноте, увы, подводит зрение,
и каждый вспоминает лишь финал
дороги к вечному непримирению,
и каждый по дуге особняком
плывёт, в холодном воздухе качаясь,
идёт, один другого не касаясь
ни взглядом, ни хвостом, ни плавником.
Куда ты плыл, серебряный карась?
Куда я плыл, уже не вспомню сходу.
Гладь расступилась
и опять сошлась.
И больше мы не входим в эту воду.
* * *
Полигимния видит, что время пришло:
все великие войны нуждаются в музах.
Обветшалый мундир неудобен и узок,
и в тяжёлых доспехах дышать тяжело.
Что она разглядит, приоткрывши свои
воспалённые веки – о том и слагает.
Умирающим в лица глядит, не мигает,
пилотируя дрон, наблюдает бои.
Ей сигналы ракет посылают с земли,
к ней ладони вздымают слепые акыны.
Трубачи выпрямляют усталые спины,
и калеки седлают свои костыли.
Ей, двуликой, поющей во имя войны,
безразличны солдаты с любой стороны:
не завяжется бой – не родится легенда.
В волосах её вьётся кровавая лента,
и язык её черен,
и когтистые лапы черны.
* * *
Ничего не осталось
от сияющего стеклянного шара,
в котором взлетали и падали хлопья,
обрывки памяти моего детства,
похожие на чудищ и белых летучих мышей,
серебряных лошадей,
взъерошенных северных сов.
Ничего не осталось от тех, кто жил
внутри прозрачного яблока,
лучшего творения
небесного стеклодува.
Прекрасное искажение, обман,
покойтесь с миром.
Долгие годы
вы охраняли
моё сердце,
пока оно не выросло
размером с кулак взрослого человека,
не научилось бить
сильнее любого камня,
сильнее лома и топора.
Сердце размахивается и целится –
сияющий шар
разлетается вдребезги.
Иногда
я всё ещё вижу обрывки теней,
перья летающих чудищ,
крылья безмолвных существ,
дымные чьи-то хвосты –
сердце не может
до них дотянуться,
но мудрый боженька-мозг
борется с миражами.
Мудрый боженька-мозг
устраняет всё лишнее,
все искажения и обманы,
чтоб сердце не тратило силы
на любование ими.
Если сердцу придётся сражаться,
летучие мыши и совы
ему не помогут ничем.
* * *
Потом захочешь всё переиграть,
вернуть, как прежде было: тишь да гладь,
срастить края, смести в совок осколки,
потом на старый добрый клей «Момент»
их посадить и выждать время. Только
уже ни клея, ни осколков нет.
А есть труха и пыль. Возьми ничто,
и, словно ласточка, слепи гнездо
из грязи и травы, слюны и пота.
Слепи и осторожно в нём живи –
ни отдохнуть и ни согреться.
Но хоть что-то
взамен ушедшей, выжженной любви.
* * *
Живём как раньше. Тянутся гирлянды
за малой Невкой, над Большой Садовой.
Взлетает фейерверк многоголовый.
Смеётся Пушкин, хмурятся атланты.
Гудят шоссе, украшены витрины,
сияют фонари и мандарины,
квадригой правит полуголый грек,
и к каменным ногам Екатерины
молочной пеной липнет сладкий снег.
Проспект поёт, бухает подворотня.
но отчего-то именно сегодня
так страшно пахнет праздничный салют,
так драгоценны бьющиеся вещи,
служители порядка так зловещи,
так беззащитен празднующий люд.
Жуя салат, речам царя внимая,
за стрелками следит страна немая,
секунда, две – мигает маячок
из прошлого, что повторить могли бы –
где Наденькина заливная рыба
такая гадость, что хотим ещё.
Хотим ещё, хотим забыть, напиться.
Стоит, шатаясь, бывшая столица,
возносит к небу медного Петра.
Шары и зайцы в бложиках и твитах.
И благодушно про врагов убитых
нам сообщают новости с утра.
Ольга Аникина
Родилась в 1976 году. Окончила Новосибирский государственный медицинский университет и Литературный Институт им. А.М. Горького. Кандидат медицинских наук, работает врачом в Санкт-Петербурге. Член Союза Писателей Санкт-Петербурга. Автор стихотворных сборников «Первоцвет», «Соло...», «Жители съёмных квартир», «Картография», "Кулунда", двух книг прозы. Автор стихотворных переводов из Боба Дилана (опубликованы в «Новым мире»), и переводов стихов классика американской прозы Шервуда Андерсона «Среднеамериканские песни». Стихи переведены на английский, французский, испанский, корейский, болгарский языки, а также на иврит и фарси. Песни «Молитва» («Мой голубь за окном») и «Фишка» на стихи Ольги Аникиной и музыку Алексея Белова исполняет певица Ольга Кормухина. Песню "Кукольный вальс" на стихи Ольги Аникиной и музыку Алексея Караковского исполняет рок-группа "Происшествие".