324 Views
Место: февраль
Я родилась в стране (стол, ковёр, кровать),
Лучше всего умеющей убивать.
Скольких она убила, им несть числа.
Танки входили в Прагу, а я росла.
Позже училась (по литературе два)
И не училась, если по существу.
Как все войны боялись, да ладно вам.
Харьков уже расстрелян, а я живу.
Как я любила (нет никого, кого),
Как я звонила (нет никого, кому),
Что удержала меньше, чем ничего,
Не удержав (а как? я не знаю) тьму.
Как мы смеялись (вряд ли они прочтут),
Как мы прощались (родина вытолкнет),
Как мы остались (я, по-любому, тут).
Светка сказала б лучше, но Светки нет.
Знаешь, сейчас так сложно: кто нет, кто есть.
Лица, куда ни кинься, искажены.
Дата рождения: двадцать четвёртое.
Место: февраль.
Откуда: язык войны.
* * *
Враги сожгли родные хаты,
Вон там, взгляни через плечо.
Какие ровные ухабы!
Так это ж кладбище, ты че?
И мы туда еще легли бы,
Но не сейчас, не на войне,
Зато, смотри, какие липы,
Где рядом дом, где больше не.
Шестой подъезд считался нашим,
Туда мы бегали курнуть.
Кому мы здесь руками машем,
Как будто видим что-нибудь?
Весь наш район – второго сорта,
До центра где-то полчаса,
Но если что еще не стерто,
То это – наши голоса.
Все что-то хочется ускорить,
То длинный день, то целый год.
Притормози чуток у школы,
Здесь был фасад и главный вход.
Рюкзак на каждом спиногрызе,
И все смурные, ё-моё…
И что такого в этой жизни,
Чтоб умирали за нее?
* * *
А что, если прям здесь выйти нам?
Так больше нельзя, действительно.
Ok, говорят, вали.
Сидишь у экрана – значит, что
Кого-то стирают начисто
С лица не твоей земли.
Начнешь говорить – а некому,
Нет omnia mea mecum’а,
С которым была на ты,
Еще ничего не кончено,
Пока перелом оскольчатый
Распарывает бинты.
Ни спорить, ни плакать нечего,
Что общее было – нет его,
Как юности на двоих.
Зачем друг на друга смотрим мы?
Есть только живые, мертвые –
И те, кто убили их.
Воронки в земле не штопают.
Мы стали чужими – что ж теперь,
Жестокими, вот те на.
И не начинай про родину,
Где не было счастья, вроде бы,
Но лето и тишина.
Где пишут еще (хватает же
Слов, рваную речь латающих,
Как будто слова нужны,
Не ужаса, нет, но мужества)
Иисусу Христу, кому ж еще,
Начальнику тишины.
* * *
Час от Москвы. Ветерок нарядный
Гасит за городом поезда.
– Я без тебя не усну-у…
– Да ладно.
– Я без тебя не просну-усь…
– Ну да.
Памятник ленину заповедный,
Возле ДК – колготня афиш:
Мероприятие «Zа победу»
(Помнишь, Алеша? А че молчишь?).
Дачный сезон щеголяет в летнем,
Пляж переполнен, куда пойдешь.
(Мы же расстреляны в сорок третьем,
– Помнишь, Алеша, скажи?
– А то ж).
Если сирени на всех не хватит,
Значит, жасмин зацветет вот-вот.
Местная дура идет в халате,
Скорчившись, будто болит живот.
Эта… ну там, институт культуры,
Пенье-терпенье, чайковский-бах,
Стала юродкой, карикатурой,
С красной помадою на зубах.
То ли какие права даны им,
Тем, чьи глаза без глазного дна,
– Девки, – она говорит, – родные,
Девки, вы в курсе, у нас война!
Девки, ну кто там, Верун и Надя,
То игнорируют, то щадят,
То на скамейку ее посадят
И переглядываются над.
– Знаешь, она же когда-то пела,
Преподавала свое фоно.
– Что это, пена у ней? – Не пена.
Это же вишня. – Ну, все равно.
66
Ты в поликлинике с крылечком под навесом
Сидишь и думаешь: пошли они все лесом,
«Зову я смерть, мне видеть невтерпеж»
Все эти ваши митинги, салюты.
Был месяц май? А превратился в лютий.
Но доктор говорит: переживешь.
Кивая доктору, конечно, перетерпишь,
По коридорчику сидеть выходишь с теми ж,
Отметив нерушимость этих уз.
Теперь покашляй, у тебя респира…
Покажь глаза, когда сонет Шекспира
Шисят шестой читаешь наизусть.
Флюорография, свечение форели.
Должно быть, лёгкие твои отяжелели
Вдохнуть никак и выдохнуть нельзя.
В окне спешат усталые узбеки
Повесить на фасад библиотеки
Плакат со словом «мы» и словом «zа».
Идет уборщица, вихляя мокрой тряпкой.
«Подвиньтесь, женщина». Подвинься и не тявкай,
Глотая запах хлорки и мочи,
За то, что каждый день в ущерб обеду,
Она таскает сына к логопеду
И плачет: «Васик, сволочь, не молчи».
На что надеешься, пока надсадно дышишь,
На милосердие? Ну нет, на пару тысяч,
На то, что не промокнешь под дождем,
На то, что мент пропустит и не тронет,
На лебедей, пасущихся в истоме,
На лебедином озере своем.
Жизнь кем-то взвешена и почему-то брутто.
Вы убиваете, а мы живём как будто,
Как будто ждём, что что-то может быть,
Как будто мы готовы (не готовы)
За украиносказанное слово…
Скажи, скажи!
А нечем заплатить.