593 Views
* * *
Бабушка, мы тут сидим под обстрелами.
Да, из России ракета легла
Неподалеку. Спасибо, мы целые.
Бабушка, вовремя ты умерла.
Ты б не поверила. Ты б не смогла.
Дедушка, Белгород лупит кассетными.
Окна фанерой забиты давно,
Мы блокпосты затянули масксетками.
Вовремя умер ты, дед. Все равно
Ты не поверил бы в это кино.
Папа, все кладбище взрыто воронками.
Ты там лежишь, ты же знаешь. Война
В ящик почтовый стучит похоронками.
Вовремя умер ты, папа. Страна
Снова воюет с утра дотемна.
Вы б не поверили, вы бы опешили,
Вы бы примерили пулю к стволу,
После бы встали — а ну его к лешему! —
И кто на фронт, кто работать в тылу.
Праздник сегодня. Садитесь к столу.
* * *
А всё-таки жизнь возрождается, да, возрождается,
В любви возрождается и в милосердии, в жалости,
В насмешке над фюрером, в жимолости над воронкою,
В горючих слезах над принесенной в дом похоронкою.
А всё-таки жизнь бесконечная, да, бесконечная,
Святая и грешная, злая, беспечная, вечная,
Случайная, бренная, пьяная, даже убитая,
Гвоздем в эту землю по самую шляпку забитая.
Когда мертвечиной несёт от румяного выродка,
Я помню, как воды несёт через камни и рвы река,
Как дети играют и как приживаются саженцы,
А всё-таки жизнь продолжается, да, продолжается!
* * *
«Успокой меня, — говорит она, —
У меня тут пляж и бокал вина,
Расписная даль заоконная,
Только даль не в кайф, беспокойна я.
Я гляжу в закат, я в закат гляжу,
Ничего не радует на пляжу́,
Все читаю я про твою беду,
Успокой меня, не то пропаду!
А кругом июль как и не июль,
Я на завтрак ем восемьсот пилюль,
И ещё семьсот пью я перед сном,
Запиваю их золотым вином.
Успокой, прошу, в диком стрессе я,
У меня невроз и депрессия,
Я уж всю еду пощу в интернет –
Слышишь, пропаду, счастья нет как нет!»
Отвечаю я между взрывами:
«Ты давай борись с нервов срывами,
Набери стихов, не политику,
И ходи к психо-аналитику!
Съешь креветочку, сделай фоточку,
Скинь-ка в Инстаграм, выпей соточку,
А не то уверую в порчу сам –
Успокойся, блядь, хоть на полчаса!»
Касыда краёв
Людям трудно сойтись краями: тот на небе, а эти в яме,
Люди меряются хуями, даже если сидят в котле,
Даже если рогатый дьявол им диктует свод адских правил,
Кто-то сетует: «Бог оставил! А сосед пусть висит в петле!»
Очень трудно принять соседа: и не там голова лысела,
И штанина не так висела, и не так, вражина, пузат,
То ли дело мое семейство — плешь на правильном, нужном месте,
И в штанах все висит по чести, и честнее в сто раз глаза.
«Это правда, — кивает дьявол. — Начинать надо с крика: я, мол!
Я стоял на реке Каяле и сражался за Древний Рим!
А вот он, гад (какая жалость!), ни за что нигде не сражался,
Он спалился и облажался, мы с ним позже поговорим».
Под котлом разгорелось пламя, энергично дрова пылают,
А в котле кипит драка злая: что нам, грешникам, кипяток?
И пускай нам зады ошпарит, но мы ближнему (лучше паре!)
В глотку вцепимся — правда, парень? Как неправда! Лови, браток!
Пузырями идёт водица, сверху плавает ягодица,
Все, что здесь могло повредиться, уж друг другом повреждено,
Старец с ухом успел проститься, молодицу бьёт молодица,
Очень трудно людя́м сойтитца, вот такое вот, брат, кино.
* * *
Все больше понимаю Одиссея.
Итака оккупирована. Дом
Разграблен. Сын? Он вырвался с трудом,
Но Нестор, Менелай — не панацея.
Ни армий, ни оружия. Одни
Советы. Будь же прокляты они!
Пир женихов бесплатен. И рабыни
Бесплатны и бесправны. И вино
Чужое — сколь же сладостно оно!
Лаэрт? Про старика давно забыли.
И длится спор захватчиков к тому ж,
Кто будет гауляйтер, в смысле, муж.
У Пенелопы паспорт итакийский
Изъяли. Объяснили: ни к чему
А если все устроить по уму,
Так будет кефалленский иль закинфский.
Тебе какой, с Аресом? Есть с орлом.
Идите получайте всем селом.
Вот, говорят, что Одиссей не прав,
Он не вступил сперва в переговоры,
Не вник в нюансы. Что? Конечно, воры.
Захватчики, насильники. Но, брат,
Неужто б он решенья не нашел?
Вон сколько трупов! Нет, нехорошо.
* * *
Медкомиссия. Военкомат. Третий час. Тьма народу.
С недосыпа глаза у врача как горящая хата.
Одиссей третий в очереди. Молодой, безбородый.
Пенелопа ждёт дома, ревёт. Пенелопа брюхата.
В кабинете, по пояс раздеты, стоят два Аякса,
Тот большой, тот не очень. Позируют, ржут, лоботрясы.
Нестор и Филоктет: прошлый век, офицеры запаса.
Понимают, что их на ладью не возьмут. Матерятся.
Входит Гектор, тупит в телефон. Непохож на героя.
Шлет какие-то фотки, писать в Инстаграм обещает.
Наплевать, кто под Трою, а кто защищать должен Трою,
И какая тут Троя, когда на рассвете с вещами?
Возле выхода, хром словно бес, отдыхает дежурный.
Его мысли о водке. Зачем? Чтоб не думать о мести.
В коридоре становится тесно. Заходит Арджуна.
А за ним вся семья, Кауравы с Пандавами. Вместе.
Кто из них возвратится? Кто не возвратится? Кто в воду
Тихо канет с челна? И лишь рябь по воде пробежала.
Медкомиссия. Военкомат. Пятый час. Тьма народу.
В стеклах окон закат догорает далёким пожаром.
* * *
Дождь прошёл, по лужам рябь,
Ветер надувает щёки,
Солнце прячется — ещё бы! —
В туч замшелые трущобы,
Как в начале ноября.
Кот за голубем следит,
Голубь изучает крошки,
Всё не так, всё понарошку,
Мир вмещается в ладошку,
Жжёт, щекочет, бередит.
Быть не может, нет, не может,
Говорю, не может быть —
Кем-то день последний прожит,
Где-то пуля подытожит
Бухгалтерию судьбы.
Далеко, далеко,
И поверить нелегко.
Если бы ещё не зря,
Если б точные расчёты,
Что на пользу, а не к чёрту!
Ладно, хватит, что ты, что ты…
Ветер надувает щёки,
Дождь прошёл, по лужам рябь.
Далеко, далеко
Есть пути без тупиков,
Из ведра зари вечерней
Наземь плещет молоко.
* * *
— Ланселот, не убивай дракона –
Бесполезно.
Говорят, его хребет откован
Из железа,
Говорят, он вспоен жутким зельем —
Жидкой сталью,
Хоть ты вбей его на локоть в землю —
Прорастает…
— Колосится гордым беззаконьем,
Злыми снами?
Оживает вновь и вновь драконом? —
Да, я знаю.
Но и я, хоть брось меня в могилу,
Кинь в болото —
Прорасту из плесени и гнили
Ланселотом…
* * *
У кирпичной разбитой стены
Дышим болью, едим хлеб войны,
Умываемся памятью, солим надежду
Про запас, пьем настойку вины.
На семи оголтелых ветрах,
Как младенца, баюкаем страх,
Греем руки над ненавистью, точим слово,
Носим в сердце огарок костра.
У поганых болот на краю
Все вразброд и в едином строю,
Хоть по росту, хоть так становись, всё едино,
Я об этом полгода пою.
Вот последний куплет, он не спет,
В окнах стекла? Ан нет, ДСП.
Да хоть сталью закрой, завари их вглухую,
Всё равно пробивается свет.
Баллада слабых
Если дыбом твердь, и пирует смерть, и ночами Полынь-звезда
Разрушает город на четверть, на треть, а потом — где те города?
Если вой ракет, и не вдалеке, а над крышей, над головой,
Над душой стоит, смерть в себе таит, и уже он визг, а не вой,
Не ищи добра,
Его негде брать,
Не ищи вокруг,
А бери из рук,
Из своих двоих,
И корми, пои,
Не вокруг ищи,
А кругом плещи,
И услышишь, как время трещит.
Если ночь груба, и гремит труба, и у ангела черный рот,
И танцует бешенство на гробах, и не ведаешь, чья берет,
И друзья в бою гибнут, устают, но стоят бетонной стеной,
И друзья в тылу всех зовут к столу: свой, чужой ли, ешь, всё равно! —
Не пеняй на зло,
Мол, ему, свезло,
Не ищи беды,
А подай воды,
Вот она, вода,
Набери, подай.
Чашки нет? Пустяк!
Подавай в горстях,
И плевать, что бубнят в соцсетях.
Если свой не свой, день глядит совой, этот предал, а тот дурак,
И уже не выехать на кривой, и под ложечкой точит страх,
Если болен, стар, если утром встал, а ещё не понял, что встал,
Что уже идёшь, что сегодня дождь, в ливне — темный контур креста,
Не грызи других,
Не они враги,
Из последних сил
Поддержи, спаси,
Или согласись,
Обопрись, спасись,
Сам прими, как дар,
Дальше передай,
Что, замёрз? Иди-ка сюда.
Олег Ладыженский
Олег Семёнович Ладыженский — украинский писатель-фантаст. Вместе с соавтором Громовым Дмитрием Евгеньевичем известен под псевдонимом Генри Лайон Олди.