538 Views
* * *
Послушал индийские флейты,
Послушал тибетские чаши,
И сразу спокойнее стало,
Спокойнее стало за наших.
Они там тихонько воюют,
А мы тут тихонько бухаем,
На зимнюю форму одежды
Копеечку им собираем.
Они победят и вернутся,
Мы радостно выйдем навстречу,
И чаши чем надо наполним,
И раны залечим.
* * *
Мы скоро все пойдем служить,
Одной большой толпой.
Сегодня Шойгу выступал
И клялся головой.
И даже если я больной,
Глухой столетний дед,
Плевать хотел военкомат
На этот мой дефект.
Страна все больше с каждый днем,
Руками не объять.
И надо весь этот объем
Кому-то охранять.
И я пойду, и ты пойдешь,
Нам вместе веселей.
А кто в Армению сбежит,
Тот либерал и гей.
Дадут нам каску, сапоги,
И танк, и пулемет.
И Шойгу нам помашет вслед,
И может быть, всплакнет.
Послужим родине, стране
И год, и два, и пять.
А дом, работа подождут.
Да им не привыкать.
* * *
Я не смогу вам передать
Всей драмы и специфики.
Тут кто-то начал рисовать
По городу пасифики.
На этажах, на гаражах,
На горадминистрации
Антивоенные свои
Он лепит инсталляции.
Он передвижник, патриот,
Он требует признания.
А следом бегают менты,
Снимают показания.
Никто не видел ничего,
Опрошена вся улица.
А он уже в другом конце
Самореализуется.
И город вышел, город встал,
Закончилось терпение.
Пуская рисует молодежь,
Имеющая мнение.
И я бы вышел и потряс
Засаленными патлами,
Нарисовал бы что-нибудь,
Но я же не талантливый.
* * *
Меня пугает молодежь
Своим здоровьем и отвагой.
Пошлю-ка я их воевать
И вешать знамя над Рейхстагом.
Я им с трибуны помашу
Ручонкой желтой и колючей.
Они вернутся — хорошо,
А не вернутся — даже лучше.
* * *
Растет юань, и это хорошо
Для нашего народного хозяйства.
На улице увидишь — обними
Какого-нибудь встречного китайца.
К китайцу отнесись со всей душой,
Он нам теперь надежда и опора.
Мы за его широкою спиной
Укроемся от мести и позора.
И если он за все свои труды
Попросит пару лишних территорий,
Не жадничай, отдай ему Сибирь.
Пускай хотя бы он ее освоит.
* * *
Надеюсь очень не дожить,
Когда на наши земли
Придут враги все тут крушить
И действовать на нервы.
Индейцы ли сюда придут,
Монголы или мавры,
После меня пусть хоть потоп,
Потоп и динозавры.
* * *
В стакане ложечка звенит,
Портрет верховного висит.
Сидит чиновник в кабинете,
Никак судоку не решит.
А за окном страна большая.
Ее от края и до края
Не перейти, не переплыть.
Он ничего о ней не знает,
Однако это не мешает
Ему страной руководить.
Ему не нужен ваш совет,
Он гений и авторитет.
Вот наконец сошлось судоку,
И в кабинет гаснет свет.
А за окном страна большая
Постанывает, засыпая.
* * *
Дяде Коле жить не просто,
Он и старый, и больной.
Но приветствует и славит
Наш авторитарный строй.
Он грозит нам из окошка,
И с флажками на парад
Ходит, словно на работу,
И любым законам рад.
Потому что все законы,
Это все ради него.
Штуку к пенсии прибавят
Или около того.
Дяде Коле жить не просто,
Но прорвемся, не впервой.
Дядя Коля не сдается,
Дядя Коля рвется в бой.
* * *
Выходит бабушка с плакатом,
С плакатом Сталина стоит.
Товарищ Сталин на плакате
Имеет крайне строгий вид.
Никто старушку не прогорит,
Не уведет под локоток.
Товарищ Сталин на плакате
С надеждой смотрит на восток.
А рядом голуби пасутся,
Гуляют мамочки с детьми.
Товарищ Сталин на плакате
Угрюмо трубочкой дымит.
Девятый час, уже стемнело,
Старушка топает домой.
Товарищ Сталин на плакате
Качает грустно головой.
* * *
Музы молчат, потому что музей закрыт.
В музее дежурный свет и охранник вор,
Фото вождя на фоне гранитных плит,
И кепка его, и браунинг, и топор.
Музы молчат, потому что охранник слеп,
И, шаря в потемках, ищет свое ведро.
А вождь усмиряет толпу и сажает хлеб,
И в усталых глазах его знание и добро.
Музы молчат, потому что охранник сыт
И меняет вождей на раз, не спрося имен.
Замок на воротах и надпись «Музей закрыт»,
На гранитные плиты слетается старый клен.