529 Views
* * *
…последнее стихо творение
никак не даётся вполне.
я знаю, что всё для смирения,
хоть это не нравится мне.
я точно предвижу последствия
своей неспособности жить,
бежать от стихийного бедствия,
держать, догонять, дорожить.
я больше не таю от влажности,
не пью от обид и утрат.
предчувствие собственной важности
старательно чищу с утра.
не выбыл, не вымер – и ладненько.
заросшей тропинкой бреду
в уют театрального задника,
на фото в последнем ряду…
* * *
“…он смешает цвета и наутро напишет рассвет…”
…поэзия сиреневого века –
поросшая сомнением межа –
не делит на “уехал-не уехал”;
не смотрит “поддержал-не поддержал”;
не может ни в болото, ни в дорогу;
не ставит на суму и на тюрьму;
не нравится уверенному Богу,
но искренне сочувствует ему…
* * *
…а смерть заглядывает в дом,
ничем себя не выдавая,
и ждёт. и верится с трудом,
что есть земля прифронтовая.
как неприглядна правота
артиллеристского снаряда!
дом уцелел. и смерть не рада.
она ворчит провалом рта,
лакавшим слезы ленинграда;
грозит отточенной косой,
автоматизм – её обычай.
ребенок – сонный и босой –
едва не стал её добычей:
во тьму глядит, вдыхая дом,
а смерти – нет. потом. потом…
* * *
…город во тьме не похож на город
дождь переходит в дрожь
город потоками зла распорот
город идёт под нож
стынут колонны дрожат колени
с неба беда сползла
в маленьких каплях больших сомнений
нет ни добра ни зла
буквы воюют увязли танки
прячутся кирпичи
каждый охотник кричит до пьянки
после нее молчит
смотрит на место где город вымок
лужи разброд рассвет
сдох телефон не отыщешь симок
и абонентов нет…
* * *
…так ветренно что вздрагивают стёкла
и не уснуть и не сойти на нет
весенняя уверенность подмокла
сомнением забрызгав интернет
теперь вокруг осенние отметки
дурное желто-серое кино
где будущее бьётся словно ветки
в тоскливо дребезжащее окно
где прошлое плюётся напоследок
больным и подозрительным дождём
где истина не более чем слепок
того что мы не видим и не ждём
где в очередь на фото без улыбок
расставлены вдоль призрачной стены
последние противники прививок
и первые поборники войны…
* * *
…однажды полетим и упадём
в листву недружелюбную осеннюю;
замочит неприятельским дождём
все планы по чудесному спасению.
и станет стратегический расчёт
напрасен словно свадебная супница;
и тайна тайн сквозь пальцы протечёт,
и вечное перо вконец затупится.
и грянет гром, и небо заискрит;
сбегут столпы, кумиры опрокинутся;
и ложный плюс под скрежет, стон и скрип –
развалится на два реальных минуса.
парад переродится в карнавал;
смахнув мадонну, явится уборщица;
и скажут нам, что Юра – не летал.
и титры поплывут.
и Бог поморщится.
* * *
“Смерть – это то, что бывает с другими…”
Иосиф Бродский
…смерть – это то, что бывает с другими:
чаще – с хорошими, реже – с плохими;
жизнь – это то, что расскажут о нас:
точно – когда-нибудь, вряд ли – сейчас…
* * *
…по краю по кромке по лезвию
тащу как бесценный улов
цепочку почти бесполезную
сомнением скованных слов
тащу и не знаю а долго ли
тащить предначертано мне
поскольку все звенья оболганы
оборваны связи извне
поскольку ликует уверенность
и с той и с другой стороны
а я продвигаю потерянность
по клеткам великой страны…
* * *
…один ушел, другой – уехал
(поскольку осень и грибы),
но души, призванные веком,
не увернутся от судьбы,
не разбегутся, не откосят,
досмотрят страшный сериал;
ты рано жаловался, осип,
и плечи зябко потирал.
ты, заселившись в пасть эпохи,
пещеру превратил в жильё;
твои серебряные крохи
очеловечили ее.
а мы – послушай слева, справа –
и всё поймешь наверняка.
двадцатый – не был волкодавом.
не клевещи на старика…
* * *
Город смотрит на меня
жёлтыми глазами.
Я его не променял,
выдержал экзамен.
Я себя перековал,
выродил из пепла.
Превращенная в слова –
убежденность крепла.
Жест начальственной руки
подавлял размахом.
Я выцеживал стихи
пополам со страхом.
От войны и от тюрьмы
прикрывался текстом,
И во мне взрастало “мы”
вопреки протестам.
Нас никто не отменял –
отменились сами.
Смотрит город на меня –
жёлтыми глазами…
* * *
…эти листья похожи на флаги
переживших падение стран,
что мечтают о взлёте в гулаге,
проповедуют правильность ран,
разбирают стихи на запчасти,
в межсезонье наводят мосты –
ради страшного прошлого счастья,
ради мёртвой былой красоты…
* * *
Оделся по-дорожному – иди;
Не спрашивай, зачем идти куда-то.
Пространство за порогом прыщевато,
Но привлекает свежестью груди,
Особенно под дулом автомата.
В подушку безопасности клади
Старухой перерезанные нити.
Неправильно – одеться и не выйти.
Оделся по-дорожному – иди
И не пиши оставшимся “простите”…
* * *
…сперва убьют свои, затем убьют чужие.
а мы куда-то шли.
а мы как-будто жили…
* * *
…мои стихи меня переживут;
мои враги меня пережуют;
мои друзья меня переоценят;
и – да – не будет права на уют;
и – нет – не будет права на уют;
все оплюют дежурного по сцене,
но сценариста дружно воспоют…
* * *
Скворчит яичница глазунья;
Распространяется рассвет.
В конце эпохи межцензурья –
Оголодать резона нет.
Всё крайне не необычайно:
Была эпоха и сплыла.
Я жарю хлеб и ставлю чайник,
Забив на прочие дела.
Я не сужу эпоху строго.
Росток был хил и вот – зачах.
И привыкаю видеть Бога
В неочевидных мелочах.
Я привыкаю слышать эхо
Предупреждений и угроз,
Но я поэт, а не помеха,
Я до помехи не дорос.
Я благодарен межцензурью,
В котором довелось пожить.
Прикрою прошлое глазурью
И поклянусь не ворошить.