322 Views
– В Ессентуки едем? – весело поинтересовался румяный лысоватый таксист, закрывая багажник с моим огромным баулом. Ещё три пузатых сумки мы с ним воткнули на заднее сидение. Лишних вещей у меня дома оказалось много, дети уехали за границу ещё в марте, сразу, как началась война. Уехали в неизвестность, но вернуться в ближайшие годы вряд ли получится, а позже – у них будет уже другая жизнь, её тоже так просто не бросишь.
Дочери в первую ночь в эмиграции снилось, что людей опыляют чем–то отупляющим. И они с другом, спасаясь от этого, старались взять с собой как можно больше книг. Во сне. И ещё во снах и наяву бесконечные хлопоты – помочь друзьям, знакомым, родителям, перевезти собаку и кота, помочь приятелям с перевозкой животных, вещей…
…И как же это мы умудрились: вырастить вас такими хорошими, а этот мир – для вас же! – довести до такого ужасного состояния!
*
– Я же не на вокзал.
– Да я в курсе, вам на Воробьёва, 35. А что там, на Воробьёва?
– Там вещи принимают, помощь для беженцев из Мариуполя.
– Да вы что, правда? – с лица водителя сбежала улыбка. – Надо же, есть ещё люди в Ростове… Это ж никому не надо в городе, я сам поражаюсь…
Меня порадовало, что он не спрашивает – а почему Мариуполь, а что случилось – значит, знает. И не из телевизора. Я вообще–то не вполне готова была говорить на эти темы с первым встречным таксистом, это теперь опасно.
Ну да, в тюрьму я не хочу. Даже на несколько дней. У меня очень слабые нервы, я там сломаюсь.
Но по той же причине и врать не могу. Чтобы врать, тоже нужны довольно крепкие нервы.
«Единственное приличное место для человека в России есть тюрьма», сказал ещё Лев Толстой…
*
– Вы молодец – искренне говорил водила тем временем, и мне стало стыдно за свою мнительность.
– Вы же знаете, – говорю, – там в городе ничего сейчас нет, а сюда они приехали вообще в чём были…
– Да ужас, да кошмар… Бедные люди… Война – это страшное дело что… Там же вообще ничего, города уже не осталось…
Он помолчал, петляя между дырами в послеливневом асфальте. Потом спросил:
– А вы их видели, мариупольцев, они уже есть в Ростове? Вы с ними общались?
– Я очень мало, в вотсапе только. А вот одна психолог рассказывала о детях оттуда. Мальчику семилетнему дают стакан воды, а он спрашивает – а водичку всю можно выпить?
– Да вы что… – ахнул. Умолк.
*
Да, это всем рассказала психолог из моей ленты в фейсбуке. Её попросили поработать с двумя мальчиками – семи и десяти лет. Дети больше месяца провели в подвале, очень испуганы, застенчивы, скованы…
Вот с этой–то газировки и началась их встреча. А второй ребёнок на печенье вопросительно взглянул:
– Надо с кем–то ещё поделиться?
У психолога ком в горле, и она поэтому начинает разговор с не самого правильного вопроса:
– Как вы, ребята? Скучаете по Мариуполю?
– А Мариуполя больше нет. Города нет. – бесстрастно отвечает старший.
Психолог испуганно отводит от него глаза – нельзя, чтобы ребёнок видел подступившие слёзы. Но тут вступает младший.
– Но море – есть! Приезжайте, море осталось! – звенит его ясный голосок.
Всё. Женщина рыдает в три ручья, а дети испуганно подскочили со своих мест, подошли к ней, утешают.
– Не надо, не плачьте, почему вы плачете?
– Вас же не бомбят!
*
– Да вы что! – ужасается таксист – что, воды питьевой нет?
– Да, не было. Снег топили.
– Вот кошмар… Всё разбомбили… – Внезапно его интонация меняется, становится жёстче.
– А кто разбомбил? Мы же и разбомбили! Мы же и разбомбили… – повторил грустно и недоумённо. Я снова обрадовалась, что не придётся выслушивать бред про «украинцы обстреливают своих» и про «мы стреляем только по военным объектам».
– Да – поддерживаю – не знаю, зачем это всё нужно было…
Я хочу услышать его версию. И он ею тут же делится.
– А вот – приступает осторожно к трудной, очевидно, для него теме – как ни скажи – а была ж необходимость. Была, все знают, кого ни спроси. Точно знают, что иначе, если бы не мы по ним – так они бы по нам ударили.
И тут я решаю подыграть. Притвориться, сократить дистанцию между нашими позициями. Ведь если я скажу сейчас – ерунда, враньё, бред, пропаганда – человек замкнётся. (А то и настучит на очевидного врага, он ведь уже знает мой адрес. Маловероятно, конечно – но он довольно порывистый…).
И я на голубом глазу восклицаю:
– Ну и пусть бы они первые ударили!
Он прямо аж подпрыгнул –
– Да! Я тоже всем говорю, – пусть бы они первые, чтобы нас не обвиняли, чтобы не был весь мир против нас, как сейчас! Ведь нам всего одни сутки надо было подождать! Хотя… конечно, всё равно бы нас все обвиняли – но хоть мы не первые были бы. А так…
– Но с другой стороны – продолжил он – наверху у нас умные люди, им виднее. Вы же знаете, там украинцы все выстроились, всю армию собрали у себя на Донбассе! Вот–вот бы по нам ударили!
Ага. По Донбассу – это значит, по нам – отметила я про себя. В этом он совершенно уверен. И не сомневается, что и я того же мнения – раз живу тут, в Ростове.
Наша пропаганда зачем–то придумала штамп «народы Донбасса». Кого они имеют в виду? И вообще, почему были созданы отдельно ДНР и ЛНР? «Кто разделил два этих братских народа?» – пошутил кто–то недавно.
*
Так в 2014 году, весной, отчитала меня молодая журналистка в парке, где мы записывали интервью – я тогда прошла в финал большого литконкурса. Среди разных вопросов о любви и дружбе девочка спросила невинно:
– А что вы думаете о событиях на Донбассе? Сейчас некоторые ростовские поэты ездят в Донецк поддержать молодые республики. Вы не ездили?
– Нет, и не поеду. Донбасс – это Украина. – тут оператор встрепенулся и стал меня снимать крупным планом. Хотя потом всё вырезали, конечно.
А девочка уже не «профессиональным», а искренне возмущённым голосом:
– Как вы можете так говорить? Вы же здесь живёте, в Ростове, в России?!
…Вот такие представления о патриотизме… Любишь родину – поддержи агрессию.
– От того, где я живу, очертание границ не зависит. Донбасс – это Украина – повторила я, и дальше интервью пошло уже довольно суховато – с её стороны.
*
– Так ведь и наша армия вся стояла вдоль границы. В пять раз больше украинской! – пытаюсь достучаться.
– Да нет, ну, наши растянуты были, – а они все сконцентрировались, готовились!
– Ну и ударили бы по Донбассу. Зачем бомбить Киев, Харьков, другие города…
– Ну а представьте – если бы они первыми напали, вошли бы в эти города на Донбассе, и что бы там началось? Прямо по людям пришлось бы стрелять?
– Ну а сейчас что, не по людям?
Он тяжело вздохнул.
– Ну да. Это называется упреждающий удар – дидактично пояснил глупой бабе. – Вы знаете, что такое упреждающий удар? – (Ну да, я знаю. Это как мой племянник говорил в детском саду – а я ему первый сдачи дал!) – Это действительно было необходимо. А то ещё не хватало нам тут НАТО, рядом с нами.
– Да не хочет НАТО принимать Украину. Они-то хотят, но им ведь уже отказали.
– Не-е. Это такое дело – сегодня не принимают, а завтра возьмут и примут, на фига нам это надо? – помолчал. Потом продолжил, будто уже не меня, а самого себя убеждая: – Не-не, всё правильно Путин сделал. – Ещё помолчал.
– Путин – он хоть и козёл, но не дурак же! – выдал внезапно.
О как.
*
Это ведь один из стереотипов, удобный для примирения с самим собой – я не виноват, я верю своему правительству, им лучше видно. При этом человек в России вполне отдаёт себе отчёт, что все выборы подтасованы, и сам он давно на выборы поэтому не ходит. Но и не вникает в подробности – почему не зарегистрировали перспективных кандидатов – того, другого, третьего… Просто делает вывод – кроме Путина, выбирать некого, вот, взгляните на этот бюллетень.
Просто плакать хочется. Хожу по городу – невероятно приветливые, предупредительные люди (может быть, мне это кажется – но даже внимательнее к другим, чем до войны). Кем нас выставили перед всем миром наши «элиты»?!
Я смотрю на график в статье современного антрополога. «У Путина выбора не было». «Там тоже сидят не дураки». «Путин знает, что делает». Примерно равное количество ответов. А я даже согласна, что у Путина выбора – не было. Но у нас-то был.
Мы же умнее их, мы честнее, глубже и лучше, и они всей системой власти вынуждают нас жить не свою жизнь, тратить себя на их маразмы.
То есть люди слепо доверяют Путину и какой-то загадочной сверхпричине для начала войны. О которой, может быть, и нельзя нам рассказать. – А я поняла, для чего СВО! – гордо заявляет 25-летняя девочка в Фейсбуке. То есть она разобралась с их людоедской идеологией, они «строят новый мир», и ради этого не жалко уничтожить целую страну – которая мешает. – А теперь попробуйте разобраться, для чего десять заповедей – горько советует ей кто-то постарше. Потом эта девочка рассказывала, что во время войны украинцы сотрудничали с фашистами.
Вот прямо так, ни больше, ни меньше. И с недоверием отнеслась к моему комментарию – о Героях Советского Союза, которых там было больше двух тысяч, о том, как через каждое село немцы проходили дважды, о партизанах, взрывавших эшелоны, о девяти миллионах погибших, о сожжённых сёлах, о концлагерях и гетто…
Собеседница меня слушала, как сквозь воду. Ну не могут же по телевизору настолько врать, думала она.
«Жираф большой, ему видней».
Антрополог, кстати, проводит аналогию с вторжением в Ирак в 2009 году – на которую уже американцы реагировали по точно такой же инфантильной схеме.
Есть даже более аргументированная позиция – ну да, каждый занимается своей работой, я не знаю всех подробностей, я ведь своей работой занят – а они, там, наверху, знают.
Но – когда у тебя нет времени на демократию, у делегированных лиц появляется время построить авторитарное государство. Особенно в стране, где выборы по сути отменили.
Я думаю, гораздо больше людей ещё в начале войны верили в какую–то «особую причину». Но бред по первому каналу всё же заставил определённый процент образованных людей искать дополнительные источники информации. А большинство просто вытеснило мысли о войне из своей жизни. Аж до начала мобилизации. Хотя у меня такое хладнокровие в голове не умещается, а вот – смогли отстраниться.
Демократия не ограничивается киданием бумажки в урну раз в несколько лет. Это постоянный общественный контроль и обратная связь, митинги, петиции, да, вплоть до досрочного снятия с должности. Многим удобнее считать себя «маленьким человеком» – и власть всячески в нас эти тенденции поддерживает, по понятным причинам. И очень удобно заглушить голос своей совести вот этим вздохом: «да правды никто не знает, кто же нам правду расскажет, везде фейки…» – и просто перестать интересоваться происходящим. Если тебе или твоему сыну не грозит мобилизация.
Как старательно проработала это с молодёжью та же самая пропаганда – «политика это грязь, культурные люди ею не интересуются»! Ты выше политики? Политика – грязь? Но эта грязь – неизбежная или нет? Кто-то должен мыть в доме полы и выносить мусор? В твоём собственном доме – не твоя ли это обязанность? И что будет с твоим домом, если ты будешь «выше»?
Это непорядочно – быть выше политики. Нельзя «не интересоваться» поддержанием чистоты. Сами видите, что из этого вышло.
Они ведь и запугали общество с этой же целью, чтобы мы им не мешали. «Нет Путина – нет России», «Не раскачивайте лодку». «Придут новые – всё развалят, начнётся гражданская война». Даже сейчас, во время Армагеддона у ближайших соседей – нашими руками – нам здесь рассказывают об этой «опасности».
Кончился золотой век. Мы слишком долго жили без войны. Родились без неё, жили без неё, думали, её никогда не будет. Ругали своё время. Позже вздыхать о нём будем.
А может быть, так и есть? Демократический строй в обществе, в стране, не готовой к демократии – неизменно приводит к узурпации власти, а следом – к фашизму?
*
– Ему, конечно, людей не жалко. Никому из них людей не жалко – ни наших, ни украинцев. Но это было необходимо. – я молчала, поэтому непуганый мой таксист стал развивать свою картину мира:
– А когда они людей жалели? Кто, Сталин жалел? Вспомните, сколько он погубил… Раскулачивание…
– Ну да, а депортации… – подливаю я масла в огонь.
– О, там вообще… А при раскулачивании – районами вымирали, представляете? Целый район – и в нём ни одного живого человека не осталось.
А кто, Петя жалел людей? И Петя не жалел. Да никогда у нас людей не жалели. Нигде не жалели никогда – а на Руси особенно…
– Постгуманизм – вертелось слово у меня на языке. Человек стал крупицей в огромных направляемых потоках. Но это слово значит, что у нас раньше был гуманизм. Так когда же он был в России?
Мы ехали по утопающему в зелени и цветах солнечному июньскому южному городу, оба – мрачнее тучи. Водитель включил зачем-то радио. Там был русский военный обозреватель с украинской фамилией… Риторика такая: «Эти обезьяны с автоматами…» – про украинцев. «Теперь стало совершенно очевидно, что никакой Украины нет и не было…» – на этом водитель переключил, наконец, на какую-то лёгкую музыку.
«Захвати кофе – а потом захватишь мир» – приглашала реклама у кофейни.
– Мы для них – ресурс – продолжал он философствовать. – О нас они вообще не думают. У них там свои задачи. Мы для них так, расходный материал. Помолчали. Проворчал что-то по поводу вынырнувшей под знак дорогой «вольво».
*
– А вы молодец, да! У меня дома тоже много вещей ненужных, теперь буду знать, куда везти!
Я рассказала ему расписание работы волонтёров. Не стала спрашивать, есть ли у него телеграм – там-то в группе помощи беженцам всё очень подробно и очевидно. Но иметь в телефоне телеграм – сегодня тоже криминал, а значит, спрашивать неловко.
Строго говоря, это не беженцы, а депортированные. Это мариупольцы, которым оккупанты не позволили выехать в Украину, пропускали только в сторону России, и срочно, пока есть автобус. Здесь, в России, очень многим из них волонтёрские группы, работающие на свой страх и риск, помогли добраться до границы – финской или эстонской. Помогали деньгами, встречали больных, поселяли тех, кто нуждался в ночлеге, покупали билеты и налаживали связи с волонтёрами в Питере, распечатывали для людей всю необходимую им информацию. Но многие мариупольцы решили переждать войну здесь, поближе к дому. Во-первых, легче будет вернуться – а они только об этом и мечтают. А во-вторых, люди боятся заграницы. Те, кто ни разу там не бывал. Они не знают языка и не представляют, как работать где-либо без языка. И у них ведь совсем ничего нет, они просто стесняются самих себя – там, в Европе.
А здесь ведь им никто не собирается оплачивать жильё, как в Германии, или медстраховку, или пособие выдавать… Нет, одноразово десять тысяч – и всё, и чтобы их получить, нужна пачка документов, которых у них часто и нет с собой, и куда идти для оформления – они не знают, и дают эту десятку не всем и не сразу.
Водителю я рассказала об этом пособии – в ответ на его вопрос. А он другое вспомнил:
– У меня был тут знакомый беженец из Сирии. Ему сказали – надо оформить какую-то специальную карту для пособия. А уже в банке ему объяснили, что оформление карты будет стоить больше пособия.
И помогать им, бежавшим из-под обстрелов, очень нужно, я не могу назвать этих девочек-волонтёров, организовавших мощную группу в телеграме, «участниками депортации». Власть им не помогает. Власть делает вид, что не знает о них – и это к лучшему. У них склад в подвальном помещении, и они боятся, чтобы местные жители не начали на это жаловаться – а как же, они ведь так рискуют, к их дому постоянно приходят «страшные украинцы»… Наверное, из этих же соображений жильцы дома припарковали машину поперёк дворового проезда – чтобы мы не могли подвезти вещи к самым дверям склада. Водитель помог мне их перетащить. Ещё по дороге он вспоминал, как взрывали в Москве дома. Я подбросила:
– И в Волгодонске. – для меня это события из одного кейса, почти фразеологический оборот.
– Нет – отмахнулся он. – В Волгодонске правда был теракт. А вот в Москве – это органы подстроили! А потом же помните, когда мешки нашли…
– Да, с сахаром, кажется…
– Так если бы с сахаром! В том-то и дело – с настоящим гексогеном! А потом сказали, что проверяли бдительность. Для проверки бдительности действительно и сахар бы сошёл! То есть – ещё бы один дом взорвали, если бы люди не заметили! А помните, кто тогда об этом вслух сказал? Лебедь и Жириновский. И Лебедя сразу убили!
– А Жирику всё можно.
– А, Жирик… Жирику можно всё, он же клоун, он как, знаете, раньше были шуты? При царях, да. И вот, он же много прикалывался по разным поводам, а на самом деле это не просто хиханьки были.
– Ну да, шутки политические.
– Да-а, ему можно было говорить такое, что никому нельзя… И он нам всё говорил, как вроде случайно проговаривался. Знаете же, как он – с полоборота заводился, его несло. Так вот, это всё была игра, он на самом деле вовсе не был такой психованный. Знаете, мне одно время по ночам не спалось, и я смотрел частенько ночью какую-то передачу с Жириновским. Её вели молодые журналисты, и они его так дразнили – раскручивали–провоцировали, буквально подначивали и оскорбляли – в общем, пытались вывести его из себя. А он спокоен, как удав. Совсем почти без эмоций отвечает на все их вопросы. Мы такого Жирика даже и не знали – что он способен такое тереть и не возмущаться. Потому что он был очень хорошим артистом. Они все с нами играют.
Я слушала, поддакивала – и всё же удивлялась. Человек принял такую картину мира, согласился с ней. С нами играют, нас взрывают, нас убивают, – а всё-таки раз эти же самые люди развязали войну с Украиной – значит, так для России лучше…
*
Но ведь и я приняла их правила – если не уезжаю?
…Как будто это так просто – уехать. Те, кто кричит, обвиняя, в соцсетях – эмигранты в основном, уехавшие сто лет назад – они как это представляют? Разве они уезжали за три дня? Они-то готовились годами и хорошо представляли, что их ждёт. А главное – сами захотели уехать, а не сбегали. Не хочу сбегать. Не понимаю, почему я должна оставить всё, что я люблю – этим зомбированным, оголтелым? Чтобы они ещё и кричали мне вслед, какие они настоящие патриоты, в отличие от меня…
Я не знаю, что такое ностальгия, мне больно уже сейчас. Я очень хочу вернуться в мою Россию – хотя бы в предвоенную. В сегодняшней я не нахожу себе места – и всё же очень хочется остаться. Я так люблю мой дом и мой язык.
Как это вынести – когда ты ошарашен войною, её болью и стыдом, а тут на тебя сваливается ещё и крах собственной твоей маленькой устроенной твоими же усилиями жизни… У тебя украли родину, твой язык в опале, а там, куда ты летишь, его почти не знают – а ты незнаком с их языком…
Но не могу больше проходить через все эти унижения. Моё поколение там уже было.
Но как только… Я сразу же вернусь! Если всё–таки решусь уехать…
…Как сказал кто–то гениальный в фейсбуке – «жизнь отымела смысл».
*
Потом мой таксист излагал свою версию 11 сентября 2001 года. Говорит, в башнях–близнецах тогда погибли только пожарные. На верхних этажах никого не было, вынесли даже компьютеры – то есть готовились к этому удару. Зачем? А чтобы своровать какие-то слитки золота, которые принадлежали Китаю, а после пожара их просто списали.
– Но ведь золото могло просто расплавиться, что ему пожар?
– Вот именно! Вот ради чего всё и затеяли!
Я представляю, какими страхами, сплетнями и слухами обрастёт с годами эта страшная война. Как правда утонет и запутается окончательно в этом многоголосом хоре – так же, как утонула правда о сбитом Боинге… Кто услышал это решение суда? Оно прозвучало так поздно и так беспомощно, что о нём забыли на второй день.
*
Ведь одни и те же внешние факторы могут сложиться в совсем разные картинки в головах у разных людей. Вспомнила своего собеседника в очереди к хирургу (я тогда руку сломала) год назад, во время эпидемии. Так вот, довольно молодой парень, около тридцати, горячо мне объяснял, что никакого коронавируса нет на самом деле – а есть мировая закулиса, которая хочет запереть людей по домам, не давать им ездить и летать по миру, хочет всех чипировать и через чипы управлять.
Он действительно в это верил. Он правда жил в этом чудовищном мире. Я-то боялась заразиться, боялась вируса. А он верил, что множество людей задыхаются и умирают – потому что врачи в заговоре с закулисой…
*
– Но ведь они же правду говорят, по телевизору, что все эти южные и восточные земли Украины – русские? – уточнял он. – Это же была Российская Федерация? – в голосе звучало сомнение, чего только не наговорили об Украине по телевизору.
– Нет – возразила я – это была Российская империя.
Оговорка по Фрейду. Ибо так они её и воспринимали, наверное, с детства. Однажды я поняла, почему некоторые россияне настолько тяжело пережили девяносто первый год. Да, и мне было жаль многого хорошего, исчезнувшего вместе с Союзом. Но только в России люди считали – что они потеряли империю! Они утратили свою воображаемую власть над остальными советскими республиками. Вот этого чувства у меня, выросшей на (тогда ещё на!) Украине – не было и быть не могло. У нас была уверенность в равенстве всех республик. И только в России я слышала иногда о девяностых – «когда мы потеряли Прибалтику» или «мы потеряли Закавказье»… Невозможно представить такую фразу от беларуса, например.
– А, ну да, империя. – согласился таксист.
– Так в империи и Грузия, например, была.
– Ну, Грузия… Грузия – это совсем другое. Это Кавказ.
– Да. А это – Украина, семнадцатый век, Богдан Хмельницкий, гетьманщина… Переяславская рада, объединение Украины с Россией.
– Ну да, в школе проходили. А чего ж он говорит, что Украину Ленин придумал?
– Я там бываю, под Херсоном, довольно часто. Все сёла там говорят по-украински. Просто со времён Екатерины туда приезжали русские специалисты из столиц – строить города, верфи, фабрики… Поэтому города стали русскоязычными, так и при Советской власти оставалось. Большие города уже почти полностью говорили по-русски, а вот райцентры – всё ещё по-украински. И в донбасских сёлах так же. У меня в Ростове знакомый оттуда приехал, сорок лет уже тут живёт, а дома, в семье – по-украински говорят.
– А я думал, – говорит, – что это и правда русские земли, раз там говорят по-русски.
– Так и в Киеве говорят по-русски.
– Ну нет, – твёрдо ответил – Киев – это уже украинская территория.
Ну слава богу, и на том спасибо…
Потом он вдруг развеселился, говорит, поди сейчас разбери, столько переселенцев. Вон и в Краснодарском крае, и в Ростовской области есть сёла, где говорят по-украински. Круглое, Маргаритовка, Кагальник…
*
Без самого неубиваемого аргумента, конечно, тоже не обошлось.
– Говорите – не было причины для войны. А «москаляку на гiлляку“ – это что, нормально?!
– Я никогда ничего подобного в Украине не слышала. Где это вообще было, в каком городе?
– Как?! По телевизору вы разве такого не слышали?
Слышала. Один и тот же ролик, замаскированный каким-то цветным дымом, вставленный тысячи раз в разные нарезки под невнятную музыку… На какой киностудии его сняли? Где это всё происходило? И не слишком ли несимметричный ответ на это – ракеты по городам?
«Мы к этой войне двадцать лет готовились» – разоткровенничался недавно в интервью один зет-поэт…
– А затеял-то это кто? Кто первый начал? Ну Киев же затеял?
– Что, Майдан? Так они же у себя дома это затеяли, не у нас.
– Как у себя? Украина единая, а затеяли западники.
– Но к нам-то, в Россию, никто не совался? А мы зачем вмешались в их дела?
– Конечно, вмешались, иначе НАТО будет возле нас…
– Да их в НАТО не берут, а в четырнадцатом году они и сами туда ещё не хотели.
…И опять сказка про белого бычка. Или – опять за рыбу гроши, как говорит наш русский южный город.
Кстати, ещё об одной украинской пословице. «Гуртом i батька бити добре». Мне она всегда казалась какой–то сомнительной, с подвохом. Я слышала её от бабушки, и она её употребляла в том смысле, что толпой любое дело по плечу. Я так понимала – что маленьким детям под силу избить отца. Но разум противился – да как же так можно??
И только недавно вдруг осенило – это же совсем о другом, это о коллективной морали. Она бывает часто уродлива, вывернута наизнанку. То, что человек – один – считает для себя постыдным, он же делает иногда с энтузиазмом, если так же делают все… Какая мудрая, тонкая и горькая пословица.
*
Чтобы поднять настроение волонтёрам на складе, рассказала им о реакции водителя такси – «есть же ещё люди в Ростове!». Одна девушка поделилась в ответ:
– А мне все говорят – «Да что вы им помогаете! Зачем вам это? Им государство достаточно помогает!».
Мариупольцам. Помогает. Наше государство.
*
А в середине августа обожгло вот это сообщение – во всех местных газетах и на сайтах. На набережной военный убил таксиста. Рано утром, возле кафе рядом с Парамоновскими складами. Тридцатитрёхлетний капитан из Подмосковья. Ракетчик. Бывал в нескольких горячих точках.
А водиле был пятьдесят один год.
Капитан объяснял, что он доказывал таксисту свою позицию по поводу Украины – а тот никак не хотел с ним соглашаться. Тогда капитан попросил остановиться у кафе, вышел – и стал стрелять. Из пистолета Макарова. Он выстрелил четыре раза, но таксист был ещё жив, когда подбежали люди и вызвали скорую. Умер он уже на руках у врачей.
…Мне вспомнилась школа под окнами нашего офиса. Хорошая англоязычная гимназия. Нам с седьмого этажа отлично была видна – и слышна – их спортплощадка. Уроки физкультуры у старшеклассников больше напоминали незабвенную мою школьную НВП. Выстроив мальчиков (девочки, очевидно, занимались в спортзале), тренер кричал им разные вдохновляющие речёвки, заставлял повторять их хором – чётче! Злее! Отрывистее! Он явно копировал «Цельнометаллическую оболочку», да и мальчишки с удовольствием втягивались в роль.
Таким образом у детей вырабатывали здоровую патриотическую агрессию.
Я в такие минуты напрасно пыталась сосредоточиться на работе.
…Вчитываясь в подробности произошедшего на набережной, я выяснила, что погибший был уроженцем Азербайджана. Но с русским именем. И жил не в Ростове, а в области.
Подсознательно я искала подтверждений, что это не тот же самый, не мой таксист.
Хотя – а какая разница…