348 Views
* * *
уже не страшно. думала сломить ты
державу, разрубить на острова?
но там, где все любимые убиты,
осталось только жить и воевать.
и больше не отступим ни на пядь мы,
вы разбудили всякого юнца,
младенца, дочь и мать, старуху. бляди,
отныне не видать уже конца
страданьям вашим. мы пойдем по трупам
и всякую запрятанную тварь
мы вытащим и подведем под рупор,
что огласит вам приговор в январь.
и мы придем по вас страшнее тени
отправив всех в родной кремлевский ад,
народом прозревая воскресенье
и обнулив кровавый циферблат.
* * *
проснешься вовсе не с желанья
«хлебнуть бы меда ли, вина?»,
а только с одного стенанья:
скорей бы кончилась война.
ужасен выбор мысли первой
с утра, когда прекрасен быт.
но лишь тревога каждым нервом
и изнывает, и болит.
пойдешь на улицу, посмотришь,
как было все здесь до того.
теперь чего ты в жизни хочешь?
лишь выжить. только и всего.
чтоб загуляли люди снова,
и дети засмеялись в такт.
не нужно ничего другого.
пускай никто не виноват
не будет, только мира нам бы
на этой подступи земной.
все это — песенка о главном
в молитве истовой, ночной.
* * *
если тьма вокруг, если ком во рту
и никто на плечо не положит руку,
будь одним только парусником в порту
среди тысяч расставленных в чаще «буков».
будь свечой, где разбиты все фонари,
скрипачом, где за музыку пулю в череп
выпускают уроды. играй, гори,
вырастай, совершенствуйся в полной мере.
так, на вырост эпоха для тех, кто в ней
понимает: за ночью настанет утро.
будь же первым бегущим в пучине дней —
так, земля и не шар бесконечный будто,
а прямая с обрывом. беги в обрыв
и не бойся шагнуть в него, отдавая
жизнь за всех, кто с тобою был вместе жив
на планете, что так, как и ты, живая.
* * *
поспишь немного, сменит жизнь картинку:
все заново, и целый мир, и ты.
но вдруг заметишь на губе кровинку,
и вспомнишь: харьков, крымские мосты.
все так, как было. нового не будет.
иначе не придумали вверху.
идут толпой в обрыв благие люди,
а государство гнет себе соху.
тоска-тоска. на что мы были в мире,
в котором так легко попрать мораль.
и по телам, как бы паркет в квартире,
прокладывают чудо-магистраль.
слезы не нужно. в зеркало одно лишь
ты погляди — увидишь там творца.
а что реальность? — нолик. крестик. нолик.
зачеркнуто. с начала до конца.
* * *
когда ты знаешь: жизнь висит на нитке,
а прошлое проходит пред глазами
в десятый раз, то нет уже попытки
спасаться и молить пред образами.
так, хочется взять виски и сигару,
усесться в кресло, ждать своей юдоли.
или в окно шагнуть каким икаром,
пока душа стенает алкоголем.
нет, ничего уже совсем не страшно:
война, цунами, сифилис, циклоны.
ты потерял себя во дне вчерашнем —
как тенью отлепился от иконы
и бродишь в пустоте старинных храмов.
и ничего не будет: ни победы,
ни хлеба, ни заживших новых шрамов,
ни правильных от боженьки ответов.
а просто — пустота. в ней залогинься,
извечный персонаж игры богатых,
и на кресте легонько отодвинься,
пока иной прощается пилатом.
* * *
на улице темно. каких-то семь часов.
история творит свой поворот по дикой.
вот был вчера я сам поэтом без усов.
и вот теперь я есть — поэт войны великой.
вот были семь часов простыми «семь часов» —
теперь на них висит обязанность по дате
быть частью этих дней и телеголосов,
что двести тридцать пять, как держимся мы, братья.
и все так сплетено в контекст великих дат,
то красных, то пустых, то черных, словно копоть.
никто не друг нам здесь, никто не виноват —
не стоило, видать, заигрывать с европой.
история — у нас. а северный поток —
у них, и разберись, кто прав в таком раздоре,
когда один из них пускает нефть в роток,
а у другого — кровь из горла в разговоре
о родине, о нас, о тех, что стали вдруг
энциклопедий всех великие частицы,
что пишет, впрочем, он — наш европейский друг.
а гибнем мы — но лишь совсем не на страницах.
* * *
когда закончится все это
и флаг вновь взреет над страной,
мы упадем при блеске света
под звон церквей очередной.
и так стоять мы долго будем,
припоминая во христе,
что все мы люди, просто люди —
и те, и эти, и вот те.
и слезы, словно ливни с крыши,
прольются с ревностью минут
о том, что с нами есть всевышний,
когда спасения не ждут.
когда твердит мир: все пропало,
спасенья нет, мертвы дела,
он надевает одеяло
на наши души и тела.
и на руках несет убогих,
хромых и раненых — таких,
для коих мир и создан в боге,
под их размер и счастье их.
и все начнется как с начала —
прекрасна жизнь, уютен быт.
и под господним одеялом
ничто не ноет, не болит.
* * *
я не покинул родину мою,
на коей все известно и знакомо.
я мог бы пасть здесь воином в бою
и посадить здесь дерево у дома,
повесившись на нем же. только нет —
дорога к богу — слишком пошлый выход.
я сделаю из древа табурет
и сяду, перечитывая книгу.
пусть впереди не видно ничего —
сплошная тьма, подсвеченная взрывом.
я, видимо, живу для одного:
чтоб возвратиться в город с перерыва
из головы, где прячешься, когда
снаружи не найти себе приюта.
ведь в голове — мадам, что молода,
победа там, наличие салюта.
а здесь ты корку черствую грызешь
и вздрагиваешь ночью с каждым шумом.
когда прольется дождь, то слышишь — дождь
в двойной экран. с когито эрго сумом.
раздвоенность пространства, что внутри
и что снаружи, множит беспокойство,
где выбор «бей, беги, или умри»
не очень адекватное геройство.
а потому на стуле посижу,
и в голове исчезнет дым империй.
а коль в зрачке я гибель отражу —
то на своем одре, по крайней мере.
* * *
И не уехать, бля,
Куда-нибудь на дачу.
Они средь бела дня
Ракетами херачат.
На даче все — ван лав,
Рыбалка и малина.
Не чтоб себе анклав,
А тоже Украина.
А значит, как пить дать
Они способны ёбнуть.
Сказать б на все «пизда»
И лечь себе во гроб, но
Так жить охота. Так,
Особенно в за тридцать.
Когда идёт пятак
И стелется девица.
Ты только начинал,
Мечтал о классной тачке.
Одесский маргинал,
Что мыслит об удаче.
А тут тебе — оно:
Батальное искусство.
И тяжко, и темно,
И с непривычки грустно.
Закончится когда,
Никто не разумеет.
Повиснут города
С петлей на алой шее.
И нас тогда — туда ж.
Но я не буду плакать.
Покину свой этаж,
Подохну, как собака.
Уставлюсь на луну
И истово завою,
Что больше не кляну
Идущих за собою.
Александр Щедринский
Родился в 1992 году в Одессе, где и проживает. Автор поэтических сборников «Четверть комнаты» (2017), «Коды» (2017), «Хронос» (2018).