460 Views
* * *
Ах, русская классическая проза! —
больнее не придумала вопроса:
рай невозможен по соседству с адом,
преступно быть счастливым, если рядом…
Потом нас умирать учил тиран
во имя пролетариев всех стран.
Борису Чичибабину
Есть в Крыму Коктебель,
Б.Чичибабин. «Кириллу Ковальджи»
там была наша жизнь хороша —
Сном развеялся Крым с Коктебелем.
Говорить по душам все трудней в наши душные дни.
Доверяю стихам, но приходят к поэтам они
С каждым годом все реже и реже.
Пусть ползет полосой за волной серой гальки накат,
Как подаренный грош, за щекой — сердолик и агат
Все еще бережет побережье.
Я охотно отдам за хохлацкий купон по рублю,
Лишь бы встретиться нам — вдалеке я молюсь и молю
О всевышне дарованном часе,
Долгожданном, когда кипарис заволнуется весь,
Тиражируя весть, что Борис Алексеевич здесь,
С Лилей он на заветной террасе.
Те же розы, кусты тамариска и россыпи звезд…
Море, знаешь ли ты, что Россия — за тысячу верст,
Что твой берег — уже зарубежье?
Думал ли Коктебель, дом Волошина и Карадаг,
Что граница, кромсая страну так и сяк,
Побережье на ломти нарежет?
Катастрофа, державный склероз, но не верится мне.
Как и Вы, я прирос к этой вечно несчастной стране.
Не согласен я с горем, хоть режьте.
И пока я живу и дышу — наяву и во сне
Неустанно ищу у расколотой чаши на дне
Я последнюю каплю надежды.
Как нам быть, дорогой, с разделенной и горькой страной?
А у ней на большой глубине есть запас золотой,
С оскуденьем нельзя примириться.
А во мгле у поэтов есть свой нерушимый союз,
Потому на земле никаких я границ не боюсь,
Как велят нам бессмертные птицы.
Москва-93
1.
На бывшей площади Дзержинского
(прощай, чекист! прощай, чекист!)
играет полонез Огинского
(подайте рублики!) флейтист.
А я иду и тихо думаю,
что снова — быть или не быть:
неволю выдюжив угрюмую,
теперь бы волю пережить!
2.
…и Москва стала призрачной,
нереальной и странной,
большевицкой и рыночной,
русской и иностранной,
офисной и палаточной,
нищенской и роскошной,
набожной и припадочной,
выморочной и киношной,
с цоколем без Дзержинского,
с митингами и без оных,
с долларами и джинсами,
в звездах, рекламах, иконах, —
для сыновей и пасынков
стала мудреной и муторной,
но бережет за пазухой
завтрашний день компьютерный.
3. На Малой Грузинской
У лестницы костела,
что превратился в склад,
среди бобин тяжелых,
где провода висят,
стареющий католик
под взмахи птичьих крыл
поставил шаткий столик
и Библию раскрыл…
4.
Осень свинцовая эта
невыносимого года,
горе с Садовым кольцом —
улица без перехода,
красные знаки запрета,
бред с безысходным концом.
Этим Кольцом неразорванным
бродим в поисках брода
снова по разные стороны
улицы без перехода,
это московская мука —
щуриться близоруко,
маяться друг без друга,
не разрывая кольцо:
прочность порочного круга,
бешеная центрифуга,
чертово колесо…
5.
Садовое Кольцо
носить обречена
Москва — обручена
с придумавшим дорогу,
что из себя в себя,
течет собой полна
и целиком видна
лишь летчикам да Богу.
Садовое Кольцо,
вращенье колеса,
зовет зеленый свет,
а красный — пахнет адом.
В одном конце Кольца
сияют небеса,
в другом конце Кольца
холодный ливень с градом.
Садовое Кольцо,
качели колдуна,
бетонный хулахуп,
кружение в капкане…
В одном конце Кольца —
гражданская война,
в другом конце Кольца —
народное гулянье.
* * *
Бродяги, пророки, врали…
Страна моя, странное здание.
Весенний вокзал. Расписание.
А рельсы со снегом сошли…
Страна моя, зал ожидания,
тупик посредине Земли.
Моление
Спаси меня от нищенской любви,
от дурачка, от немощи, от хама,
от текстов деревянных, как рубли
и от молчанья черного, как яма.
Спаси от карамазовской глуши,
от слова, истолкованного криво,
от нашей перекрученной души,
не соглашающейся быть счастливой.
Спаси меня от жалости к себе,
от злобы на того, кто невменяем,
спаси родных, живущих в скорлупе
и горько дорожащих этим раем.
Спаси друзей, забившихся в тупик
детей несчастных всероссийской порчи…
Зачем он мне, разумный мой язык,
когда пристало рыкать, выть по-волчьи?
* * *
Чтобы жить, как положено издавна,
не повеситься сдуру в тоске,
всяк торопится выкроить истину —
кто по выгоде, кто по ноге.
Потребители в каждой обители,
по размеру им вынь да положь,
и настаивают потребители,
чтобы истиной их не обидели:
неприятная истина — ложь!
Все себя поделили, условясь,
и отмеряна каждому часть:
дуракам полагается совесть,
чтоб досталась бессовестным власть.
Все продумано четко и ловко:
с нами Бог, остальные — враги,
и юнец, получая винтовку,
отдает на храненье мозги.
Кирилл Ковальджи
Кирилл Ковальджи - поэт, прозаик, критик, переводчик, наставник молодежи, Кирилл Ковальджи родился в Бессарабии в 1930 году. Он принес в русскую словесность своеобразный отзвук романской культуры. В 1954 году окончил Литературный институт имени А. М. Горького. Работал журналистом в Кишинёве (1954—1959), консультантом в правлении Союза писателей СССР (1959—1970), зам. главного редактора журнала «Советская литература» (на иностранных языках) (1970—1972), зав. отделом журнала «Литературное обозрение» (1972—1977), зав. отделом критики журнала «Юность» (1977—1990), главным редактором издательства «Московский рабочий» (1992—2000), с 2001 по 2013 — руководитель программы интернет-журнал «Пролог» (Фонд СЭИП), с марта 2013 года — гл. редактор журнала СПМ «Кольцо А». Член Союза писателей СССР с 1956 года, секретарь Союза писателей Москвы с 1992 года. Член Русского ПЕН-центра. Член редколлегии альманахов «Муза», журнала «Юность». Лауреат литературной премии Союза писателей Москвы «Венец» (2000), премии еженедельника «Поэтоград» (2010), премии журнала «Дети Ра» (2014), Заслуженный работник культуры РФ (2006). Умер в 2017 году. Похоронен на Ваганьковском кладбище.