516 Views
От автора
В 2015 году я жила в России, и меня регулярно нахлобучивало неизбывной политической скорбью (ну а хуле, я ж в России жила). В качестве самотерапии я выдумала город Чурд, где всё гораздо хуже, и лениво писала про него мелкие прозаические зарисовки от лица горожанина. Но постепенно я стала замечать, что новостные заголовки в каких-то мелочах едва заметно зеркалят Чурд, а мне от этого не по себе. Потом я написала главку, в которой сгорел некий «культурный центр» — а через несколько дней в физической реальности сгорел ИНИОН рядом с моим тогдашним домом. Это была чистая случайность, но до меня дошло, что Чурд — худшее утешение из возможных: он, как ни крути, писался с натуры, а воображение моё ограничено — и значит, натура была почти обречена зеркалить Чурд всё больше и больше… какое уж тут утешение. Тогда я убила почти всех героев и бросила тему на четырнадцатой главке.
К чему я это. В городе Чурде ловили иностранцев, отводили на площадь и разрывали на части. В реальности тогда не было закона о физлицах-иноагентах, да и за юрлицами охотились гораздо менее рьяно. Хорошо, что я забыла про Чурд раньше, чем реальность подтянулась.
«Мемориал» — важен и нужен. Мемориальцы — молодцы. Им и всем поддерживающим — сил. Закон об иноагентах — на помойку.
1.
В помойках нашего города живут крысы и бывшие астрофизики. Раньше тут был институт, но теперь института нет, а где ещё могут понадобиться астрофизики? Как-то ночью я пошёл выкинуть мусор и увидел два неподвижных силуэта. На крышке мусорного бака сидели крупная крыса и астрофизик. Мной овладело нездоровое любопытство, и мне захотелось поговорить с этим существом. Поборов отвращение, я подошёл ближе и спросил:
— О чём ты думаешь?
Астрофизик криво улыбнулся мне, почесал крысу за ухом и продолжил смотреть на луну, никак не ответив на мой вопрос. Тогда я осознал, что с крысами у этих существ больше взаимопонимания, чем с нами.
2.
Однажды я узнал, что клумбы возле нашей детской больницы удобряют младенцами-отказниками.
— Вы должны понять, — объясняла толстая медсестра с глазами растерянной пингвинихи, — это, конечно, незаконно, но вы же только посмотрите на них! У них, которые к нам попадают, нет ни единого шанса, ни единого! А так хоть цветочки. По закону ими нужно удобрять цветочки на кладбище, но кому от этого польза? А тут дети смотрят. Между прочим, дети, когда на цветочки смотрят, чаще выздоравливают! Вы вот знали, что они от этого чаще выздоравливают?
Я выглянул в окно. Возле клумбы стояла, опираясь на костыли, девочка с недоразвитой ножкой, едва достающей до колена. Она смотрела на цветочки и улыбалась. И я подумал, что медсестра с глазами растерянной пингвинихи в чём-то права.
3.
Недавно в заброшенном здании института накрыли незаконную школу. Организаторы собирали там подростков по субботам и воскресеньям, отвлекая многих от работы, и учили чему попало. Они даже договорились с парой бывших астрофизиков. Толпа горожан собралась посмотреть, как тощих озлобленных учителей выводят из здания и распихивают по автозакам. Некоторые кричали “Позор!”, а некоторые даже швыряли в учителей специально прихваченные с собой объедки. Лично меня больше всего шокирует и возмущает, что эти гады пригласили астрофизиков. Вы только представьте себе: дети – и помоечные астрофизики! Есть всё-таки вещи, о которых детям лучше не задумываться.
4.
Сегодня в городе случился неофициальный выходной. Все, кто мог, взяли отгул и прилипли к экранам. В столице поймали проститутку-чурдянку, которая убивала своих клиентов, забирала у них кошельки, а деньги спускала на наркотики. У нас в Чурде к этой истории двоякое отношение. С одной стороны, убивать людей нехорошо. А с другой стороны, очень всё-таки приятно, когда про твой город говорят по телевизору! В конце концов, наш главный повод для гордости – это как раз то, что мы существуем.
5.
Племянник рассказал мне по секрету, что некоторое время ходил в ту самую незаконную школу, учился там иностранному и даже недели две переписывался с настоящим иностранцем, живущим не здесь. Я не стал выяснять, как они технически это устроили, мне было слишком противно. Почитав письма моего племянника о Чурде, иностранец написал, что мы живёт в двадцать первом веке, в котором место вроде Чурда просто не может существовать. После такого оскорбления племянник, разумеется, прекратил участвовать во всём этом безобразии, а когда школу закрывали, он даже попал своему бывшему учителю рыбьей головой в лоб.
6.
У племянницы появилась цель. Она хочет работать проституткой. Когда она сказала мне о своём решении, это вызвало у меня странное неприятное чувство, но я сдержался и не сказал ей о нём. Всё-таки пример её брата очень наглядно показывает, до чего может довести безделье. А любая приличная утомительная работа – это какая-никакая защита для подростка, поскольку выбивает из головы всякую дурь. Поэтому я просто напомнил племяннице, что убивать людей нехорошо. Мы ведь все понимаем, откуда сейчас у девочек берутся такие мечты.
7.
Изредка в Чурде появляются иностранцы. Наши бдительные полицейские ловят их, отводят на главную площадь, и там горожане разрывают иностранцев на части. У нас есть примета, что тот, кому удастся оторвать себе кусок иностранца, много заработает. Лично я после каждого такого мероприятия чувствую, что мир страшен и удивителен. Вы не представляете, какие неожиданные существа порой оказываются иностранцами! На вид – ну вылитые люди. В последний раз иностранцами оказались добродушный продавец консервов, одна некрасивая проститутка и девочка-дурочка из детдома. Никогда б ни на кого из них не подумал, особенно на дурочку. Участвовать в разрывании я не стал, но посмотрел, конечно. Возвращаясь с площади, я увидел около помойки грязного бородатого астрофизика, который плакал, как ребёнок. Загадочные они всё-таки, эти астрофизики.
8.
Мне всегда интересно читать, что люди пишут в предсмертных записках. На днях покончила с собой моя бывшая девушка. Записка у неё слегка странная. “Ад существует”, — написала она, — “И он находится в Чурде”. Вот ведь нелепица! Очевидно же: если бы Чурд хоть чем-нибудь выделялся, нас бы гораздо чаще показывали по телевизору. Чего только не придёт человеку в голову, когда больше не нужно работать…
9.
Ужинал с семьёй брата – мы отмечали первого клиента моей племянницы. Она была уставшая, но не отказалась с нами выпить. Я очень ей горжусь – совсем ещё девчонка ведь, а уже работает, уже выполняет свой женский долг. Брат говорит, что хорошо бы ей как-нибудь исхитриться и оторвать себе кусок иностранца, чтобы больше везло с клиентами – хотя это непросто, она же, дескать, малышка, руки ещё слабые, да и толкаются там ого-го как. Я не очень верю в приметы, но спорить не стал – неприлично признаваться, что ты не очень веришь в приметы. К тому же, если вдруг сможет и оторвёт – вреда не будет.
10.
Пьяный водитель автобуса сбил девочку и съехал затем в кювет. Друзья бедной девочки не смогли достойно принять её смерть и начали требовать, чтобы водителям было запрещено пить, когда они работают. Ходили по улицам с глупыми бумажками. В этом есть какой-то такой эгоизм, на который способны только подростки: сожалея о своей подруге, они вообще не задумываются о том, что водители тоже люди, которым тоже нужно как-то снимать стресс. Ну и к тому же, мы же не в деревне, чтобы интересы пешеходов ставить выше интересов транспорта. В общем, полицейские отвели ребят с их глупыми бумажками на главную площадь, и там чурдяне поучили малолетних дурачков уму-разуму своими натруженными кулаками.
11.
Сгорела жилая шестиэтажка. Все трезвые, впрочем, успели выбежать до обрушения, поэтому жертв было немного, человек двадцать, наверное. У пожарных была какая-то путаница с дежурствами, получилось неудачно. История этого пожара ужасно обидная и поучительная. В шестиэтажке где-то полгода назад поломалось электричество, а у городских электриков никак не было времени с этим разобраться. Ну чего ж делать, жильцы приспособились как-то. Режим дня у них стал более здоровый, в конце концов. И тут вдруг одному парню приспичило! Надо, говорит, электричество починить. Полез в провода, напутал чего-то, всё коротнуло, загорелось. Три часа – и шестиэтажка дотла практически. И вот чего ему, спрашивается, не терпелось? Это всем нам урок: не стоит лезть, куда не просят. Всякий же согласится, что лучше жить без света, чем без дома. Мы же не астрофизики какие-то.
12.
Племянница пришла пьяная, в рваных колготках — и не домой к родителям, а ко мне. Скинула туфли на шпильке в разные стороны и заявляет:
— Это вообще мерзкая работа просто! Мерзко вообще спать с этими всеми, когда не нравятся даже – и они не хорошие даже, понимаешь меня?
Я усадил её на диван, дал чая, успокаиваю:
— Это же работа, ты чего. Она и не должна нравится, просто надо работать. Ты большая уже, это жизнь.
А она на меня смотрит с недобрым таким хмельным вызовом и сообщает:
— Зато я к астрофизикам ходила вот!
Я бы так и сел, если б уже на диване не сидел.
— Когда? — спрашиваю, — зачем?
— Сейчас! Мне страшно было, я взяла водки бутылку, выпила половину. Пришла на помойку большую, рубашку расстегнула… ору им — “Берите меня, денег не надо, просто так берите”. А они смотрят, молчат. Подхожу к высокому такому, кричу — “Да чего ты молчишь, вот ты, ты разве не умеешь?” — а он тогда посадил меня с собой рядом, усмехнулся так, типа жалко ему, и… крысу…
Глаза у племянницы наполнились слезами, и она замолчала. У меня в голове образы один другого страшнее, я её тормошу:
— Что — крысу? Что?
— Крысу… погладил… ладошкой моей, — закончила племянница едва разборчиво и откинула голову на спинку дивана.
Я отнёс её в кровать, а потом позвонил брату – сказать, что его дочка ночует у меня.
13.
При институте был культурный центр. Он закрылся вместе с институтом, но его здание, в отличие от главного корпуса, так и простояло закрытым много лет — кому, казалось бы, могут понадобиться рояли, книжки и скрипки? А вот понадобились. Понадобились подросткам, которые разломали ржавые замки, забрались в здание бывшего культурного центра и развели внутри весёлый костерок. Костерок, разумеется, быстро перерос в огромный пожар, видимый из любой точки Чурда. Был зимний вечер, и уставшие горожане стали стягиваться к зданию центра – погреться и послушать треск огня. Никто и не заметил, как с другой стороны горящего здания собрались астрофизики. Какое-то время они молча толпились, а потом одно из этих тёмных, неопрятных существ дёрнулось, выпрямилось и кинулось в пламя. Потом другое. Потом третье. Мне показалось, что я почувствовал запах жареного мяса, хотя, вероятно, только показалось. Это немного испортило мне нежданный праздник.
14.
Иностранной оказалась вся семья моего брата – он, жена, двое детей. Я ушёл с площади раньше, чем всё закончилось. Ноги сами принесли меня к помойке, где сидел печальный астрофизик; крупные слёзы стекали в его всклокоченную бороду. Я просто сел на асфальт с ним рядом и ничего не сказал, и он тоже мне ничего не сказал, только похлопал по плечу грязной рукой. А я сидел с ним рядом и не понимал, ничего не понимал. Как мой брат мог быть иностранцем? Как его жена могла быть иностранкой? Как могли быть иностранцами их дети? Может быть, мы вообще все в Чурде – иностранцы? Может быть, и сам я – иностранец?