280 Views
19…
Это небо густое, как серый творог,
Это солнце — кольцо с сердоликом.
И выводят весну на кабацкий порог
Покурить о простом и великом.
И выводят весну, как их боя — сестру,
Как мелодию перед расстрелом.
Мы когда-то играли в простую игру:
Отмечали предателей мелом.
Это было весной ( всё бывает весной)
В перспективе сиреневых далей.
Увозили предателя вместе в женой,
И они лишь немного страдали.
А потом уходили вдвоём под страну
По ступенькам — Орфей с Эвридикой.
И Медведица шла по небесному дну,
Обвивала кресты повилика.
* * *
Зимний дождь — как решётка на окнах
Кельи, бара, простого жилья.
Юг, мой юг, загрустив и промокнув,
Разжигает камин и кальян.
Запах трассы, земли и Ночино,
Танец аиста над пустырём.
И зима, это тоже причина,
Почему мы однажды умрём.
Со стаканчиком снега и крови
Вперемешку у сомкнутых губ.
Синий лес, колокольни и кровли,
Позвоночники вышек и труб.
* * *
В этот год каждый месяц ложился плитой
На поля и придавливал грудь.
Умирая, земля становилась святой,
Приходили её обернуть
В чистый саван стихи. Или это снега?
Всё одно, что метель, что сонет.
И над прорубью пар, как дыханье врага,
Даже если врага больше нет.
Даже если он год как сиреневый куст,
Даже если он год как ветла.
И распишет потомкам Иван Златоуст
Все оттенки печали и зла.
И напишется блюз (пусть не пишется блюз)
О степи, о снегах, о корчме.
О, какая же тишь — это я не молюсь,
Только слово мерцает во мне.
* * *
Из уральского цикла
Это щёточка елей вдали за рекой,
Это памятник с вскинутой в небо рукой,
Это снежный кирпич на карнизе.
Это купленный предками вечный покой,
И уральский поэт с рассечённой щекой,
Ледяные драконы Кхалиси.
Этот снег как из прачечной — чуть голубой,
Это парень убогий в «Пельменной» с губой,
Перепачканной красной сметаной.
Это сказочный джинн над фабричной трубой,
Это катышки вербы и вечный прибой
Остановки, дымящей Montaной.
Indulgentia
Из равенского цикла
Это Дантова могила —
Плющ, красивые слова.
Выше, плотники, стропила,
Чтоб кружилась голова.
Чтоб пропели по-латыни
Над Равенной петухи,
Чтоб платили золотыми
За позорные грехи.
Чтобы знать, что это точно,
Точно будем прощены!
Чтобы крест стоял, не точка
На надгробьях прощелыг.
Она сожрёт тебя, крошка
Подражая Буковски
Она сожрёт тебя, крошка,
Эта чёртова литература.
Она спряталась между истёртых
Клавиш твоей винтажной печатной машинки.
Нечего было рыться в магазине
старьёвщика!
Что ты ещё могла там найти?
Кроме пыли, чужих страданий, проданного
с молотка фарфора?
Если бы ты любила блюз,
Точнее родилась в стране, где его понимают,
То купила бы винил и слушала на досуге.
И ничего бы не случилось!
Но ты выбрала печатную машинку
И теперь сидишь в мансарде
В какой-то странной компании оборванцев-
Незаконченных строчек, сонетов в
лавровых веночках,
ещё верлибров, несвойственных русскому
языку. Эти оборванцы давно бы
прикончили тебя.
Однако боятся, что ты сделаешь первый
шаг —
Допишешь и поставишь жирную точку
Под их трепещущем сердцем.
Поэтому они не шевелятся. Тише мышек,
тише осеннего листка, прилипшего к
окошку на крыше. Тише запавшей
намертво клавиши. Сидите тихо,
но не оставляйте меня, оборванцы,
не оставляйте меня
Одну.
Александра Скребкова-Тирелли
Родилась в Уфе в 1980 году. С 2000 живёт в Италии. Печаталась в журналах "Фабрика литературы", "Prosodia" , "45 Параллель", "Московский Bazar" и т.д. Лауреат конкурса "45-й Калибр" (2021).