338 Views
Хроники смутного времени
Сюжеты стали все похожи на январь:
короткий слог, но долгое сомненье
в необходимости заканчивать строку.
Ты трудно отвыкаешь от багряных
коней. Вокруг слышны тревожные звонки.
Снежинки забывают пасть на землю,
и солнце забывает о Земле. Смотри,
как изумлённые деревья дышат
с тобою воздухом одним. “Вначале бы”
подхватывает “ло” – ты здесь не первый.
Воздеть бы сучья – у тебя их нет. Возьми
стило и напиши, что кони
ещё несутся и ещё багряны.
Эта история не моя
Мне довелось оказаться в месте, где меня не знают:
не в Гефсиманском саду, а в простом райцентре,
где гипсовый ленин мирно стоит у церкви,
и мюллера всегда побеждает исаев.
Я бродил по улицам кривым и в ямах,
покрытым снегом или какой-то кашей,
а холодными ночами всё казалось краше
в руках любимой, в руках упрямых.
Однажды утром в город пришли люди;
обычные — не зомби, не йети.
Их женщины выли, их гибли дети;
им было всё равно, что теперь будет.
Я видел их лица — преддверие ада,
смутно понимая, что они уже трупы,
в небо голубое глядел тупо,
всё пытался сказать: “Не сюда, не надо”.
Эта история не моя, но подобна кори:
не даёт мне уснуть, не даёт забыться…
Шарики взмывают туда, где птицы
не теряют способность летать от горя…
Апдейт
I.
Когда немного отпускает,
то о любви, то о стихах:
не всё же смерть, когда такая
возможность жить… для пустяка,
для жилки боговой дрожащей,
для звездопада невпопад,
не в будущем, а в настоящем,
не силясь сделать раем ад.
II.
Не от Синая по пустыне,
не сорок лет, а только год…
Какими кажутся простыми
слова: “За Родину! Вперёд!”
Поднялся кто-то, словно в тире:
“За нами правда, я же во…” —
ни Моисея на фронтире,
ни даже тени от него.
Война ведь где-то там
Над пропастью во лжи с поникшей головою…
Ну что б не жить, как все, складируя годки?
Война ведь где-то там, а здесь и зверь не взвоет,
Когда долбят гробы сырой земли комки.
Что в имени твоём? Чело рябое века,
Полки зашитых ртов, глазниц поротный марш;
Иль ясность на пути, пути потомков веха,
Отечества тепло — не сказка, не мираж?
Эпитеты вставлять да воспевать сирени —
Что к делу не пришьёшь — пустое баловство.
Палаческой руки не тяготиться рвеньем,
Когда твоё лицо вдруг озарит родство.
Не падать, не всходить спиралью света длинной —
Нет пустоте ствола и щёлканью рожка! —
Дыханием весны, кантатой соловьиной
До страха, до вранья, до идола-божка
Добраться бы… О, ширь экранного оскала:
То Киев, то Дамаск, а люди, что жнивьё…
Война вернулась в дом, который не искала —
Привычен путь туда, где ты давно живёшь.
„Отечество“ — Слово отечество, в древнерусском и средне-великорусском языке до XVII в. значило не только «страна отцов», но также «род».
Вопросы
Где-то Гамлет глаголет свой вечный вопрос на засыпку
храбрецам милосердным, которым не нужен король.
Здесь вопросы, как сети. Не чает, как вырваться рыбка:
плавники золотые, а толку от этого ноль.
“Вот же дура хвостатая, — ноют старик со старухой, —
ни дворца в одночасье, ни даже хрущёвки гнилой”.
Дует в ту же дуду, привирая, метель-завируха
и другой, девяносто четвёртый, с гуртом и гурьбой,
от Чечни до Чечни, от Абхазии до Украины
нас несёт и всё некогда выяснить, кто виноват.
Хромосомой машу, приникаю к берёзке, но стыну,
оттого что берёзка велит оглянуться назад.
Ну так что же мне делать? До одури водки напиться?
Над загадочной, русской душою уныло блевать?
Или просто умыться, побриться, одеться и влиться..?
И начать от жидов и шпионов Россию спасать?
Рыбка выскользнет вмиг, позабыв окаянные сети,
уходя в глубину, где и в бурю покой и уют,
на вопросы замшелые жизнью разбитой ответив.
Остальные слова соловьи на рассвете споют.
Дело
Звёзды — щепоткой золы.
Сон утекает сквозь пальцы:
машем руками, но после,
ложь не имеет предела.
Скольким идти на стволы?
Сколько не пялься,
ты не узнаешь, пока будешь возле
этого дела.
Паром
Использованы стихи Есенина, Пушкина и Пастернака.
Нам осталось кружево фраз
И размеренность серых буден,
Будут строить дворцы для нас
Наподобие конуры.
Легче памятью торговать,
Если понял, что неподсуден,
И свободу дал выбирать
Лишь ошейника контуры.
Есть и Божий суд, только нет
Исполнителей приговора,
Ведь у времени свой ответ
На безумство временщиков,
А пока что пируют там,
У кормила, жульё и воры,
На закуску оставив нам,
Бормотание “ящика”.
Мне бы в зиму, где ты стоишь,
Недоступная всем наветам,
Белокурая прядь и тишь,
Снега вмиг пройдёт полоса
Правды вечной паром неси
Переправу к былым поэтам
Только гениям хватит сил
В достижении полюса
Это я
Это я, это я, посмотри на себя
со стороны…
Мы себе верны, рядом нет войны,
вольно…
Бьют часы напольно:
ты-я! Бум-бум! Сколько осталось?
Старость…
Люди, говорят, мудреют с годами,
только бы не осторожность, да и
не к чему…
Крошится времени печево;
где-то главное, главное — славное —
в скобках державное —
перекликается:
каины те, кто не каются.
Разговорное
Говорит “вчера”, что “сегодня” было.
Нынче говорят, что вчера постыло.
Говорит уха: о судьбе лопочет.
Голубь во дворе гулит всё, что кочет.
Говорят дома, говорят деревья,
с городом ещё говорит деревня.
Водка говорит, догоняясь пивом,
с дядькой — бузина, с резедой — крапива.
Разговор идёт о делах насущных:
крейсеру не стать авианесущим,
подковать блоху не удастся правой.
Кулачками в грудь бьёт себя неправда,
хилое “вчера” приручить пытаясь;
к волку лезет в пасть, вразумляя, заяц.
Где-то в тишине затерялось “завтра”.
Повторяет речь о молчанье мантру.
Не вернуться, так сгинуть
В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
Иосиф Бродский
стены тюрем, пальто; туалеты невест — белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей —
деревянные грелки.
Деревянные грелки до срока рассыпались в прах
и остались в руках грифы скрипок, что шеи нерях:
то ль обмылки ловить, то ль обломки искать на погостах
средь неясных теней и страны миражей,
где количество лет — лишь довесок к числу этажей,
проштампованных ГОСТом…
Не вернуться, так сгинуть хоть “пробкою” в рыхлый бетон
иль струёй молока в мой эмалевый, белый бидон
(подвезли в шесть утра, я последним успел на раздачу);
за овальным столом ни толкнуться, ни глазом моргнуть,
но не рыцари там — белоглазая чудь
ставит бодро задачу…
Что? Где? Когда?
Лети, лети, хрустальная сова,
над черноземьем и нечерноземьем,
где общий звук разрывами рассеян,
где обелиски собраны в слова.
Пришёл черёд войны для дураков.
О, чудо-птица, сколько лоб не морщи,
Экран – залог спокойствия и мощи
родных углов, бараков, бардаков.
Хватает крови. Крутится волчок.
Собесы заполняют ветераны.
Так воспари в офшор Альдебарана,
подставь ворам хрустальное плечо.
Лети, лети, всезнающая тварь.
На небе звёзд, как девок на танцполе.
И бродит бестолково в чистом поле
толковый, значит, правильный словарь.
Деградация
Наступает деградация
тех, кому за восемнадцать.
Мы вступили в говно.
Это не то, что вы подумали.
Дерьмо разливается ютубами
и превращается в зерно.
Зерно даёт всходы. Спины уже окрепшие
гнутся к земле орешником:
так возвращается страх.
От преступления к преступлению
топает поколение —
не при делах.
Соэль Карцев
Родился в 1966 году, в Ленинграде. Окончил педагогический институт имени Герцена. C 1997 года постоянно проживает в Германии, где работает учителем. Женат, трое детей. Стихи пишет достаточно давно, но более-менее постоянно с 2014 года.