682 Views
Дезертир
Подгорает на огне чайник
Пляшет, бьется в кипятке накипь
Расстрелял бы ты меня, начальник
Пока некому по мне плакать
А в Крыму, поди, цветут вишни,
Мне ж, прости, в любом раю тошно
Есть же у тебя патрон лишний
И не ври, я знаю, есть, точно
Не в бессмертие шагать маршем
Не под обелиск серый
Мне понять бы, где мои «наши»
Отыскать бы где моя «вера»
А в Крыму красным-красно – маки
Бьется море возле скал в пену
Наградные не болят знаки
Не скрепляются свинцом стены
Выкипает на огне чайник,
пар из носика вовсю долбит
Расстрелял бы ты меня, начальник
Без обид, а просто в счет долга
письмо
дорогая моя
я приеду к тебе на танке
на щите приеду
на рыжей, ржавой броне
собственно, буду
даже не я, а останки
чтобы ты смогла
красиво рыдать обо мне
красиво заламывать руки
под вязанной чёрной шалью
красиво клясться
помнить меня всегда
а я безымянный, я умер
я не мешаю
только креста не надо
пусть всё-таки будет звезда
она ближе к небу
небу нашему, жестяному
и я не хочу
не ставь и ты крест на мне
слишком много крестов
стоит вдоль дороги к дому
в этой
(а я другую не знаю) стране
дорогая моя
я приеду к тебе наутро
с новым красивым мечом
и другим лицом
и начнётся у нас
голый траур
как это мудро
чтобы в сказке всё обрывалось
счастливым концом
жили долго счастливо
умерли по порядку
Сталинград отстроили
подняли целину
дорогая моя
ты не представляешь
как гадко
когда о любви хотелось
а получается про войну
Не оставь
мы по круглому по кругу
мы чужие, мы друг другу
мы по ровному по полю
по параду шагом в шаг
выстрели в затылок другу
перережь судьбе подпругу
будешь отдыхать на юге
сир, убог, паскуден, наг
нагасаки-нагасаки
отскребай со стенок накипь
хиросима-хиросима
туки-луки за войну
вновь состав на скользком склоне
перемелет в фарш любимых
лошади умеют плавать
и плывут навстречу дну
точка, точка, человечек
огуречик, палка, гвоздик
поутру одеколоном
разговеется конвой
не стреляй в меня, братишка
звёзд мороженные грозди
если смерти, то мгновенной
если раны – небольшой
туго доктор забинтует
золотого солнца лучик
две шеренги кибальчишей
новый Скрябин – время вспять
и ещё одна девчонка
похоронку не получит
вероятно, это лучше
закрывать глаза и ждать
о любви
большой брат не смотрится даже в зеркало
ходит в халате, проверяет заклепки на броневой двери
думает, пойди всё иначе
жил бы в Липецке, Караганде, Твери
возделывал огород, картофанчик, укроп, морковка
пил, и по пьянке порой залетал в трезвяк
а теперь – над головой бетон, впереди беспросветный мрак
точнее, конечная остановка
большой брат не говорит даже с самим собой
любой звук кажется иерихонской трубой
способной стены в песок, а снаружи кипит весна
листики зеленеют, подростки и кошки лишаются сна
думает, так ли уж хорошо дорастать до таких размеров
мысли стучатся в череп поступью легионеров
даже руки не вымыть, никто не кричит «распни»
паучок над его головой из брюшка мотает нить
паучку хорошо, он слеп на все свои восемь глаз
бог раньше давал ему мух и сегодня даст
большой брат садится в кресло и засыпает
в сон, где никакого завтра не наступает
пока оно наступает железной пятой
на большую часть территорий одной шестой
так что трескаются от ужаса стеклопакеты
из пустоты раздаётся голос – братишка, где ты
беги скорей к нам, здесь легко заблудиться в лесу
а потом
сильные руки его обнимают
и к свету несут
диптих
1.
и я не сторож
аду моему
и раю не
молчу-молчу
не то не так поймут
на нашем дне
а день то ясный
тянутся флажки
вдоль волчьих троп
теперь за даже
тихое «апчхи»
жаканом в лоб
а утро красит
шарик голубой
весь в маков цвет
а ты послушай
как поет конвой
и спой в ответ
на новом
безъязычии своем
на пальцах, на
не бойся, все теперь
мы так поем
на наших днах
не думай
травы тучные взойдут
косе навстречь
а мне так жаль
что Он оставил тут
не мир
но меч
2.
и снова гений
чистой пустоты
и паства вся его
и вслед за ними
бабы и скоты
и пёсий вой
и дворники
чья длинная метла
на всех одна
и буквы две не те
встают у нас
в слове весна
но все забыли
приняли забыв
и ты прими
когда из репродуктора
призыв
один гремит
и сердце
начинает пропускать
на третий счет
о Господи
как хочется не знать
что там ещё
чистописание
чем копоть жирнее
тем лучше чернила
вот сядем все в белом
напишем, как было
вот сядем вповалку
и под промокашку
закурим куришку
закусим бухашку
как было, что стало
как опер попросит
как дружно орали
«последнюю осень»
«по плану» орали
мол, при коммунизме…
всё было отлично
всё было при жизни
а сели все в белом
по полкам, по веткам
все в красных
учительской ручкой, отметках
но не под копирку
под дёрн, под железо
с клеёнчатой биркой
в стигматах, в разрезах
пьета не отмоет
Ассоль не отплачет
читаем другое
считаем без сдачи
и лучик ползёт
это пулей пробита
последняя буква
конец алфавита
исход
Ордена Трудового Красного
и прочих наград
победитель социалистического
и прочих – завод
вышел в едином порыве
на всенародный парад
и с тех пор куда-то
без остановки идет
транспаранты сжимают
мозолистые кулаки
рты распялены песней
устремлены глаза
в светлое послезавтра
позорные вы волки
только посмейте против
что-нибудь нам сказать
части не победившие
ни в единой войне
носители мирного атома
заместо сердца в груди
печатают по брусчатке
и их не волнует, нет
что это уже прошлое
значит и им уходить
тащится по тротуарам
радостная толпа
теряет шарики в небо
ролики об асфальт
шарашат аудиосистемы
трам, тара-рам, там-там
лишь тени в опрятном штатском
продолжают мелькать
продолжают считывать
чистить скрижали стен
тащат по венам города
многоголовый ток
дробится, множится эхо
полицейских сирен
и уходят столыпинские
по ночам на восток
светлое послезавтра
поставленное на поток
в каждую дверь стучатся
разносчики календарей
единение и согласие
сцепленные в замок
оставляют следы
на запястьях людей
море не расступается
не расступится никогда
молча уходим в волны
в колонну по одному
и на груди у каждого
матерчатая звезда
не то по национальному
не то никак не пойму
* * *
Сумгаит, Осетия
Абхазия, Чечня
Заберут на небо
Тебя, потом меня
Братские народы
Колосья и серпы
Все уйдет под воду
Все сотрется в пыль
В новом Карабахе
В новой Астане
Мы живем на плахе
Мы живем к войне
Мы опять двуглавы
Ибо наплевать
Скипетр и держава
Любят убивать
Жизнь всегда копейка
Я всегда бреду
Крымским перешейком
В проклятом году
* * *
и земля еще вертится
и небо живо пока
зеленая лампочка светится
помаргивает в облаках
колет зрачок лучиком
манит и бередит
дурак с золотым ключиком
вовсю на нее глядит
нищий в коробке-домике
чужая вдова в окне
кошка на подоконнике
мальчик на красном коне
а мне просто думать хочется
что есть где-то там маяк
бродягам в разношенных шлепанцах
прохожим во все края
* * *
во что превращается родина
с картинки в моём букваре
ни смысла, ни краски, ни чёрточки
чтоб было, за что умереть
и вовсе в ничто превращается
когда мы уходим ни с чем
надеемся, в смысле прощаемся
до лучшего, в смысле, совсем
с чего начинается прошлое
по сути, с любого угла
нитроглицерина горошины
прозрачны, как сохнущий лак
и неба застираны лоскуты
и медь ильичей зелена
и не прощено, и не спрошено
и вовсе другая страна
глаза протираешь растерянно
не в силах принять и понять
во что превращается родина
из песни, что пела нам мать
Андрей Мансветов
Андрей Александрович Мансветов родился в 1975 году в городе Ванино на Дальнем Востоке. Детство и юность провел в Перми. Окончил художественное училище. Служил на Северном Кавказе, работал внештатным и штатным корреспондентом СМИ, врачом. Автор поэтических книг «Фантомные боли», «Туки-луки за себя», «Дюралевые ласточки» и «Инструкция по применению родины», магнитоальбома песен «Колесо» (1999). Стихи опубликованы в журналах «Москва», «Белый ворон», «Знамя», «Плавучий мост», «Вещь» и др. Член жюри и ведущий ряда региональных и федеральных литературных и литературно-музыкальных фестивалей. Живёт в Перми.