281 Views
* * *
Я проснулся в четыре утра от дождя.
Он шуршал, барабанил. Однако
так, негромко, практически шелестя,
и во сне завозилась собака.
Означал этот звук шелестения что?
Из кармана достали пятерку?
Прошептала, очнувшись: «що тобi, милий, що?» —
и скорей разрывали обертку?
Иль особенно был бесконечно тягуч
этот шорох далекий, поскольку
аккуратно снимали с бечевки сургуч,
разворачивали бандерольку?
Долго звук шел оттуда, где ровно за век
до того появился на свет
дед мой, а ныне в «дубке» человек
открывает со смертью пакет.
24.02.2022
* * *
Не оттого, что нефть иссякнет
и вздорожает доширак, —
а оттого, что в рифму крякнет
словоохотливый дурак?
Да брось. Мир не логоцентричен,
как ты ни езди по ушам
русскоязычной Беатриче.
Какой ты, нафиг, Мандельштам.
Срач прибери, отмой квартиру,
и зуд утихомирь, и зыбь,
купи какого-нибудь сыру,
свари спагетти, им посыпь.
* * *
В какую-то синюю вечность,
как пьяный поэт написал,
все кануло: музыка, нежность,
и все превратилось в спортзал.
А впрочем, была ведь надежда,
как трезвый поэт написал,
была ведь? Конечно, конечно.
В вонючий безумный спортзал.
Да что было? Небо другое?
Другие на нем облака?
Да что же там было такое?
Другая в граните река?
Какое-то синее небо
иное над этой рекой?
Надежда, пусть это нелепо,
а нынче вообще никакой.
* * *
Человек с лицом официанта,
тускл и жаден, злобен и бескрыл,
с надписью на роже: пропаганда
о войне и мире говорил.
У России заболели люди,
перелейте обществу кефир,
принесите полсвободы в клюве,
вырежите нам телеэфир.
Мы хотим боржома и в Минводы,
сериал и новое кольцо.
Бедный ангел света и свободы
закрывает лапами лицо.
* * *
На заре тревожной юности
продавал рекламу я
и стремался легкой мутности
ласкового бытия.
А сейчас смотрю известия,
обретаю статус-кво:
в человеческой профессии
стыдного нет ничего.
Можно выть в конторах сбыточных,
мыть машины, торговать,
главное, чтобы не в пыточных
им бутылки подавать.
Хоть подмучивать психологом,
хоть в пиар — страдать фигней,
даже горе-маркетологом,
главное, чтоб не судьей.
Нет, не стыдно бычить писарем,
на каршеринге гонять.
Стыдно врать по телевизору,
стыдно митинг разгонять.
2020
Вышел с собакой
Тем равнодушней, чем больней,
тем эти рожи здоровей,
чем больше проливают крови,
нет смысла их ловить на слове.
Сегодня небосвод как клей.
Мать ест на завтрак сыновей,
и есть еще на ужин пицца,
и врет профессор Соловей:
он все хитрей и веселей.
И не из чего застрелиться.
* * *
Понимаю, что с помощью слов
продолжаю витийство,
но война не ресурс для стихов,
а кошмар и убийство.
Что, как ты, дотянувшись до звезд,
извлекаючи звуки,
производишь причины для слез,
материал для разлуки?
Что, как ты — резонатор и Блок,
предвещавший все это,
и теперь тянешь новый кусок
на потребу куплета?
* * *
Когда темно во всей природе,
презрительна и молода,
на воспаленном небосводе
восходит черная звезда.
Она на все дает ответы,
и с ней совсем не тяжело,
и с ней одной не надо света,
поскольку больше не светло.
* * *
Как перестать быть человеком?
Я сам пытался столько раз,
писал стихи уральским снегом,
но не о том сейчас рассказ.
Рассказ о том, что темной ночью,
когда все мрак, когда ни зги,
он появляется воочью
переворачивать мозги.
Он говорит: такое дело,
ты человека отпусти,
пусть медленно и неумело,
и я сожму тебя в горсти,
в холодный прах перемешаю,
в мельчайший порошок сотру,
как книжечку переверстаю
и перевыпущу к утру.
Заманчивую перспективу
он мне слегка обрисовал —
все будет просто и красиво.
Не помню, что ему сказал.
Лежу распластанный в постели,
звезда мерцает из-под век.
Ну что, друзья, на самом деле
я более не человек.
* * *
Не только сочиняю,
над вымыслом парю,
еще я вспоминаю
и фоточки смотрю.
Какие фестивали,
какие города!
О, как нас принимали,
платили иногда.
Все резко изменилось,
как объявили блиц,
как будто расчехлилось
их выраженье лиц.
Понаблюдай за трендом,
узнаешь что почем:
вот этот стал поэтом,
а этот — стукачом.
Фотки в ленте
Мармарис. На берег море накатило.
Перцы запеклись.
Котик на окошке, хорошо и мило.
Боже мой, проснись.
К черту эти фотки, почитаем сводки.
Ужас и кошмар.
Нет, уж лучше снова у причала лодки.
В небе солнца шар.
Странно, непонятно человек устроен.
Хочется ему
быть как можно дальше от тревог и войн.
Не понять уму.
И одновременно хочет человечек
виртуально там
быть, где поминальных не хватает свечек,
счета нет гробам.
* * *
Иногда мне кажется: бесполезно
все, поскольку оно железно
сварено, что чугун твой в печах Мартена,
и кровью с болью пущено нам по венам.
Но ведь есть здесь место без зверства и без имперства,
на земле этой, страшно любимой с детства,
откуда не видно ни «Городка чекистов», ни Военторга,
а только небо и на небе звезды только.
* * *
— Черный дрозд, чемпион меланхолии,
ты хорошую песню припас?
— Безнадежную, злую. — Тем более.
Ты пропой её прямо сейчас.
Я все ждал, что случится хорошее,
что счастливое произойдет,
что об этом (наивная рожа я)
бессердечная птица споет.
* * *
Наевшемуся поутру
снится сон моему коту:
он шериф в штате Мышиган,
у него звезда есть и gun.
Как щедр кошачий бог!
Велик кошачий господь!
На пажитях злачных, ох,
«Роял Конина» — горсть, не щепоть.
На стезях не убоюсь зла,
в коридоре темном пройду,
Он со мной — такие дела,
миску полной всегда найду.
Рай — это о том, что сон
все, что было, проснувшись, знать.
Господь — щит мой, и я спасен,
буду руки его лизать.
Благость, милость в жизни моей,
и проснуться я не готов.
Пока люди стреляют в людей,
я буду писать про котов.
Олег Дозморов
Олег Дозморов родился в 1974 году в Свердловске. Окончил филфак и аспирантуру Уральского государственного университета, а также факультет журналистики МГУ. Работал преподавателем и журналистом в Екатеринбурге и в Москве. С начала девяностых регулярно публикуется в «толстых» литературных журналах. Автор шести книг стихотворений, среди которых «Смотреть на бегемота» (М., 2012), «Уральский акцент» (М., 2019), «Хорошие песни» (М./СПб, 2022). Лауреат «Русской премии» (2012) и премии «Московский счет». С 2009 года живет в Великобритании.