743 Views
[dulce et decorum]
окошко “справочная”.
– скажите,
а за родину можно
работать,
учиться,
выращивать овощи,
делать открытия,
исполнять музыку,
писать стихи,
петь,
молиться, в конце концов?
– ответ:
нет, за родину
можно делать
только две вещи:
убивать
и умирать.
вот бланк.
с вас
восемьсот
рублей.
* * *
я
открываю окно
город
делает вид
что это москва
солнце
делает вид
что светит
здания
что стоят
время
что движется
люди
делают вид
что ничего
не происходит
* * *
утро
всё ближе звуки разрывов ткани
бытия
самое страшное – привыканье
музыку
и так уже предал –
продал в дни паники
остались книги
никому не нужные
милые книги
вот висят как вериги
на власянице
не писать –
так читать по строчке
не придуматься –
так присниться
* * *
разрушены дома, и грянул срок.
и далеко на запад и восток
по гоголеву слову видно стало.
стучит копытом по хребту карпат
огромный конь, что чёрен и крылат,
и всадник опустил своё забрало.
не спрятаться, дрожа, под одеяло.
лишь прорасти сквозь бесконечный ад.
я в умани. не знаю ничего.
у цадика. я на дворе его
по пояс врыт в расплавленную землю,
и слову заскорузлому не внемлю.
* * *
кому суждено быть помешанным, тот не упомнит,
как жили в пыли по углам недоприбранных комнат,.
как книжкина мяса поевши, катались-валялись,
и было одно по плечу – беспощадный анализ.
кому суждено бесконечно вращаться по кругу,
тот смотрит на север, едва перебравшийся к югу,
и ждет переходов – неважно, надземных, подземных,
боясь этих чудищ, огромных, озОрных, стозевных.
кому суждено, тот, возможно, не будет судимым,
а будет скитаться по римам и ерусалимам,
и то, что другим поставляется с помощью грамма,
ему предоставит короткая радиограмма.
кому прощено – наблюдает за ним, бедолагой.
закрывший окно, защищённый надежной бумагой,
под слабые отсветы гулких, но дальних разрывов,
на тихих как сон берегах отдалённых заливов.
* * *
серафиме орловой
несвятые святые
в нероссийской россии
не по-русски – нерусски
говорили со мной:
– почитай из псалтыри
– наливай по одной
незаконный оконный
на неречку-неполе
вид невидный сначала
а потом ничего
– посади его в поезд
– отбери у него:
все ножи и заточки
все тупые предметы
все взрывные устройства
все патроны-картечь
– застегни ему землю
– положи ему речь
* * *
дело редактора
стряпать обед
связывать нить
выделив вымарать
слово на “зед”
и заменить
земство и занятость
зеркало зыбь
зуд западня
звонко и медленно
каплют часы
судного дня
* * *
иван оставил мне патрон
а сам прилёг убит
и вижу ангел метатрон
на бруствере сидит
поёт как нищие в метро
и заслоняет вид
а вид был в общем-то неплох
в квадрате сорок два
дома как кучка чёрных блох
и бледная листва
и бог покуда я не сдох
мне говорил слова
зачем в беспамятстве таком
с кровавым рукавом
питаясь всяческим гамном
под крики ом-ном-ном
лишь нынче я его узрел
в ничтожестве своём?
я ипотеку бы не брал
и член не мял в горсти
и не скандалил бы капрал
что водку не спасти
прости что я с тобой играл
о родина прости
* * *
ходишь по комнате, а за спиною – море.
моря отливы, приливы – при поворотах.
крылья его нелепые за плечами
больно о мебель бьются.
как мы жили прежде на этой суше,
на шестой её части, покрытой сеткой
трещин, в садах извёстки, в законах пыли?
кем мы там были?
нет, мы и здесь никто, но за нами море.
в перспективе всех улиц, в конце всех лестниц.
смерть придёт – мы лицом к нему повернёмся
и улыбнёмся.
Геннадий Каневский
Геннадий Каневский (р. 1965) — московский поэт и эссеист. Окончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. Автор восьми поэтических книг, выходивших в издательствах Санкт-Петербурга, Москвы и Нью-Йорка, и книги избранных стихотворений «Сеанс». Публикуется во многих российских и зарубежных изданиях. Лауреат премии «Московский наблюдатель» за заметки о литературной жизни (2013), премии журнала «Октябрь» (2015), спецпремий «Московский счет» за книгу «Сеанс» (2016) и за книгу «Всем бортам» (2019).