689 Views
Катастрофические события последнего времени, когда в одночасье были смяты и раздавлены планы и чаяния огромного числа людей из двух ближайших народов, каждый изживает по-своему. Но есть и общее: в этой рефлексии изматывающее страдание подобно лейтмотиву в симфонии.
Предположу, что в тяжелые минуты немало людей обращаются к стихам близких им по духу поэтов. В этом случае ты как бы уже не один на один с миром, твоя рефлексия приобретает новое качество. Внутренний камертон настраивается на поэта как на доброго собеседника. Особенность лишь в том, что он говорит с тобой посредством стихов.
В эти дни я ощутил потребность перечитать стихи советских поэтов военной поры и, в первую очередь, — Бориса Слуцкого. И вскоре тяга к собственному высказыванию стала очерчиваться все явственней. Но к написанию этого текста подтолкнуло меня еще одно обстоятельство.
Подруга детства, дружеская связь с которой никогда не прерывалась, дала мне возможность ознакомиться с фронтовыми письмами Слуцкого, бережно сохраненными в семейном архиве. Адресатом этих писем была ее родственница Слава Владимировна Щирина. Она была секретарем партийной организации Литературного института имени А.М. Горького, преподавала в нем основы марксизма-ленинизма. Ей принадлежит авторство обширной монографии о Марии Андреевой.
Студенты предвоенного времени, среди которых немало значимых для русской литературы имен, уходя на фронт добровольцами, отзывались о Славе с добрым чувством, а для некоторых она стала кем-то вроде заботливой и умной сестры. Среди них был и Борис Слуцкий.
В одном из писем к ней он писал:
Дорогая Слава! Твое письмо получил. Очень прошу тебя напиши подробно все о Борисе Лебском. Точно ли известно, что он умер от ран?
У него в Москве на Цветном бульваре (кажется №25) живет мать. Заходила ли она к тебе. Еще одно соображение. У Бориса нет печатных произведений. А ведь это замечательный поэт, умный и лаконичный, профессионально писавший несколько лет подряд. Если сейчас не собрать его стихов (также, как стихов Павла Майорова, Полякова, Траубе и тех, быть может многих, о которых ты мне пишешь) — они не будут собраны никогда. Нужно поднять на это дело нашу партийную орг-ию и всех ребят. Почему ты мне ничего не пишешь о новых «именах» института? Неужели 3 набора ничего существенного не дали? Все равно существование ин-та необходимо и в этом случае, у него слишком беспризорное прошлое. Пока необходимы традиции высшего литературного образования. И еще необходимо, чтобы вернувшиеся с войны нашли все готовым для их учебы и работы. То, что Сельвинский и Брик работают в ин-те — это очень хорошо. Это значит, что не так уж плохо обстоит дело с талантами. Кого из писателей вы думаете пригласить?
Насчет Белинкова — очень гадко. Очень стыдно для нас всех, что этот случай — не первый и может быть даже не случай. Молодой человек, особенно поэт, учащийся у вас сейчас, обязательно должен чувствовать ложность своего положения (в призывном отношении). Эту ложность моральную можно устранить совершенно четко только переведя 4-ый курс на подготовку военкоров и вообще работников фронтовой печати. Илье Львовичу и Осипу Максимычу от меня передавай привет. Привет также Лиле Юрьевне Брик, если ты ее видишь. Напрасно ты все-таки мне многого не пишешь. Как живет Толя Медников? Что слышно о Кульчицком? Борис.
Из письма отчетливо видно, как важно было для Слуцкого сохранить наследие своих собратьев поэтов, ушедших на войну. Каждый талантливый голос должен был быть услышан и найти своего читателя. Ведь жизнь любого из товарищей могла оборваться в любой момент.
В стихотворении «Памяти товарища» поэт говорит о сакральности человеческой жизни, отданной на войне за соотечественников. Вначале он резюмирует свое мнение о «книжице поэта-ленинградца», на которую написал «подвал» перед войной, словами: «Певец довольно скучно напевал».
А дальше все переворачивается:
Я сдал статью и позабыл об
этом,
За новую статью был взяться
рад.Но через день бомбили
Ленинград
и автор книжки сделался
поэтом.Все то, что он в балладах
обещал,
чему в стихах своих трескучих
клялся,
он выполнил— боролся и
сражался,
и смертью храбрых,
как предвидел, пал.Как хорошо, что был редактор
зол
и мой подвал крестами
переметил
и что товарищ,
павший, перед смертью
его,
скрипя зубами,
не прочел.
Простыми ясными словами поэт выстраивает свою иерархию ценностей, а стихотворение в целом становится метафорой судьбы истинного поэта с его готовностью к самоотдаче вплоть до гибели.
Удивительная созвучность темы стихотворения «Уже не любят слушать про войну» психологии значительной части нынешнего российского обывателя, гонящего от себя мысли крайне болезненные и даже травматичные для души, прослеживается в этом произведении:
Уже не любят слушать про
войну
прошедшую,
и как я ни взгляну
с эстрады в зал,
томятся в зале:
мол, что-нибудь бы новое
сказали.Еще боятся слушать про войну
грядущую,
ее голубизну
небесную,
с грибами убивающего цвета.
Она еще не родила поэта.Она не закусила удила.
Ее пришествия еще неясны
сроки.
Она писателей не родила,
а ныне не рождаются пророки.
А стихотворение «Объявленье войны», рисующее ядерную катастрофу на нашей планете вследствие безумных амбиций правителей, сегодня смотрится как никогда актуально:
Вручая войны объявленье,
посол понимал:
ракета в полете, накроют его и
министра
и город и мир уничтожат
надежно и быстро,
но формулы ноты твердил, как
глухой пономарь.Министр, генералом
уведомленный за полчаса:
ракета в полете, — внимал с
независимым видом,
но знал: он — трава и уже
заблестела коса,
хотя и словечком своих размышлений не выдал.Но не был закончен размен
громыхающих слов,
и небо в окне засияло,
зажглось, заблистало,
и сразу не стало министров, а
также послов
и всех и всего, даже время идти
перестало.Разрыв отношений повлек за
собою разрыв
молекул на атомы, атомов на
электроны,
и все обратилось в ничто,
разложив и разрыв
пространство и время, и бунты,
и троны.
Какие образы в этом тексте! Слепо исполняющего злую волю власти поэт уподобляет глухому пономарю, который «формулы ноты твердил». Эта слепая рассудочность — залог того, что «город и мир уничтожат надежно и быстро.» Как страшно звучат эти два последних слова! А сравнение человека с травой, над которой занесена «и уже заблестела коса», становится образом чрезвычайной хрупкости и уязвимости жизни на планете перед угрозой войны на всеобщее уничтожение.
Стихотворение «Песня» — плач поэта о покалеченных на войне людях:
Ползет обрубок по асфальту,
какой-то шар,
какой-то ком.
Поет он чем-то вроде альта,
простуженнейшим голоском.Что он поет,
к кому взывает
и обращается к кому,
покуда улица зевает?
Она привыкла ко всему.Сам — инвалид.
Сам — второй группы.
Сам — только год пришел с
войны. —
Но с ним решили слишком
грубо,
с людьми так делать не
должны.Поет он мысли основные
и чувства главные поет,
о том, что времена иные,
другая эра настает.Поет калека, что эпоха
такая новая пришла,
что никому не будет плохо,
и не оставят в мире зла,
и обижать не будут снохи,
и больше пенсию дадут,
и все отрубленные ноги
сами собою прирастут.
Тут описание человека, получившего увечья на страшной войне, с трагической интонацией и глубоким сочувствием к своему персонажу вырывается из конкретики времени в область экзистенциального, а две последние строчки с редкостной силой передают мечту о лучшей доле в лучшем и более справедливом мире.
Полон скорби диссонанс этой мечты с действительностью, а стихотворение обретает религиозное измерение. Ведь изъять из мира зло человеку не по силам. Это прерогатива Бога.
Поэт, писавший на родном для него русском языке, политработник и интернационалист Борис Слуцкий никогда не терял глубинной связи с трагической судьбой еврейского народа, к которому принадлежал по крови.
В стихотворении «Пророки и прогнозисты» поэт причисляет себя к прогнозистам:
Пророк — про Рок, меж
тем как прогнозист —
про испещренный
формулами лист,
но с вервием на шее те и
эти
живут (пока живут) на
белом свете.Пророк — на славе.
Прогнозист — на ставке.
Пророки — лава.
Прогнозисты — танки.
Но оба задевают за
живое
и отвечают только
головою.Пророки -в устарелых
власяницах.
У прогнозистов-рукава
лоснятся,
но сны им одинаковые
снятся,
конец, финал — один и тот
же мнится.В отчете для инстанций
директивных
вдруг ямбы просыпаются
хромые,
и прогнозист времен
радиоактивных
подписывается так:
Иеремия.
Этот великий пророк еврейского народа, как видно, имел для автора особое значение. Иеремия, как и Слуцкий, яркий поэт своего времени. Достаточно обратиться к короткой книге «Плач Иеремии», чтобы убедиться в этом.
Пророк вышел на служение совсем молодым человеком, а его проповедь продолжалась четыре десятилетия вплоть до 586 года до н.э. Именно тогда Иерусалим был уничтожен, Иерусалимский храм — разрушен, а жители города угнаны в вавилонское рабство. Все, о чем предупреждал пророк свой народ, свершилось. Его проповедь закончилась провалом. Но это испытание поражением, опыт поражения крайне важны и ценность их непреходяща. Это в полной мере справедливо и для настоящих поэтов. Совершенно естественно приходят на ум всем известные строки:
«Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.»
В стихотворении «История над нами пролилась» поэт сравнивает выпавшую на его жизнь эпоху с «ревущим ливнем»:
Эпоха разражалась надо мной,
как ливень над притихшею
долиной,
то справедливой длительной
войной,
а то несправедливостью
недлинной
Аллитерация в третьей строфе усиливает динамику стиха:
Хотел наш возраст или не хотел,
наш век учел, учил, и мчал, и
мучил
громаду наших душ и тел,
да, наших душ, не просто
косных чучел.
Теснейшее сплетение индивидуальной истории человека с историей страны и мира и формирует судьбу, «ее порывы и длинноты»:
Клеймом судьбы помечены
столбцы
анкет, что мы поспешно
заполняли.
Судьба вцепилась, словно дуб,
корнями
в начала, середины и концы.
В стихотворении «Как убивали мою бабку» поэт в ярких, исполненных боли душевной картинах осмысливает трагическую историю Холокоста, показывает несломленную волю к сопротивлению в лице своей бесстрашной бабки:
Как убивали мою бабку!
Мою бабку убивали так:
Утром к зданию горбанка
Подошел танк.
Сто пятьдесят евреев города,
Легкие
от годовалого голода,
Бледные
от предсмертной тоски
Пришли туда, неся узелки.Юные немцы и полицаи
Бодро теснили старух, стариковИ повели, котелками бряцая,
За город повели,
далеко.А бабка, маленькая, словно
атом,
Семидесятилетняя бабка моя
Крыла немцев,
Ругала матом,
Кричала немцам о том, где я.
Она кричала: «Мой внук на
фронте.
Вы только посмейте,
Только троньте!
Слышите,
наша пальба слышна!»Бабка плакала и кричала.
Шла. Опять начинала сначала
Кричать.
Из каждого окна
Шумели Ивановны, Андреевны,
Плакали Сидоровны, Петровны:
«Держись, Полина Матвеевна!Кричи на них! Иди ровно!»
Они шумели: «Ой, що робыть
З отым нимцем, нашим
ворогом!»
И немцам
бабку
пришлось убить
Досрочно,
пока еще шли городом.
Пуля взметнула волоса,
Выпала седенькая коса,
И бабка наземь упала.
Так она и пропала.
В стихах Бориса Слуцкого о Великой Отечественной войне, войне оборонительной, а потому справедливой, мы находим для себя точку опоры в виде правды, отвоеванной для нас неисчислимыми жертвами и лишениями. А ныне правда об идущей на наших глазах войне с Украиной в нашем Отечестве попрана, и тяжкое бремя ответственности лежит на тех, кто ее попирает.
июнь 2022 года