454 Views
На крах империи (письмо генерала)
Повелитель, враг слишком силен, и его не сдержать,
Проигравши войну, ни к чему торговаться за битву.
И чужие войска уж на наших стоят рубежах,
Рубежи же, признаться, сегодня предельно размыты.
Где свое, где чужое, ну кто же сейчас разберет?
Полыхает земля там, где раньше лежали границы.
Да, конечно, у нас, как всегда, терпеливый народ,
Только даже такой за царя умирать не стремится.
Повелитель, к чему нам искать, кто теперь виноват,
Кто стрелял, кто поверил, кто лгал в бесконечных отчетах?
Ведь приказ убивать – это, в сущности, просто слова,
Ведь по людям стрелять – это, в сущности, просто работа.
Только вот в чем беда: пораженье – всегда сирота,
И расплата близка, и теряется смысл в оправданьях.
Бесполезно твердить, что мы поняли что-то не так,
Бесполезно просить откупиться оброком и данью.
Повелитель, не верьте боярам, они предадут,
И опричники лгут, и интриги плетут царедворцы.
А враги нам желают открытый и праведный суд,
Я надеюсь, что нам и дожить до него не придется.
Вот уже полыхают мосты, судный день на кону,
Кто-то верит словам, ну а кто-то стыдится, что верил.
Но в какой-то момент вы не сможете их обмануть,
Мы закончим наш путь лишь одной из погибших империй.
Сыну Ирины Славиной
«Позор» благородства и честности
Смывается только кровью –
В красивых словах про отечество,
Про долг, про судьбу героя.
На что мы сердца растратили,
Что даже мальчишкам нашим
Важнее горящей матери
Картинки мостов горящих?!
А ты говоришь про Белгород:
Смотрите, война все ближе!
Чужие огни победные
Горящие танки лижут…
Мой мальчик, пойми, пожалуйста,
Пред тем, как судьбу сломать:
Все это – лишь часть пожарища,
В котором погибла мать.
И в этой машине проклятой,
Стирающей мир катком,
Ты станешь удобным топливом,
А должен был стать песком –
Назойливым, разбивающим
Убийств равномерный ритм.
Ведь сколько еще, не знаешь ты,
Чужих матерей горит…
Мальчишки
Он вчера играл на сцене,
А другой писал рассказы.
На войну идут мальчишки
Четким шагом строевым.
И летят за ними тени:
Незаконченные фразы,
Недописанные книжки
И мольба: «Вернись живым!».
Бой последний, как и первый –
Он, поверь, ничуть не легче.
Словно море, под ногами
Расступается земля.
И не слушается тело,
И огонь обхватит плечи,
И броня не помогает,
И бессмысленно стрелять.
Снова смерть бросает жребий
И мелькает рядом где-то,
И взлетают чьи-то души,
Растворяются вдали.
А мальчишки смотрят в небо,
Чтобы в нем сбивать ракеты,
Чтоб прикрыть щитом воздушным
Хоть бы пядь родной земли.
Не досняты наши фильмы,
Не доиграны аккорды,
Наше прошлое туманом
Растворилось средь травы.
Снова смерть проходит мимо,
Невзначай задев кого-то,
А мальчишки пишут мамам:
«Я вернусь, вернусь живым».
Претерпевшие до конца
Да, победа – еще не конец,
Лишь надежда, что он достижим,
Что до точки последней в войне
Мы с тобою сумеем дожить;
Дотерпеть, доползти, доболеть
И дождаться, что даже сложней,
Чтоб коснуться росы на земле,
Пробежавши без страха по ней.
Да, неправеден милости суд –
Он не верит слезам и делам.
Кто приходит в последнем часу,
Получает, как все, пополам.
Ад страданий, потерь и смертей –
Он, увы, не лежит на весах.
А спасутся немногие те,
Кто себя перестанет спасать.
Дотерпи, ведь темнее всего
Пред рассветом становится ночь.
Только как же дождаться его,
Если сердце дотла сожжено;
Если бьется, как пепел в груди,
Память всех испытаний и жертв?
Может, лучше и правда уйти,
Не дождавшись победных торжеств?
Раствориться в тумане и снах,
Сделать вид, что тебе все равно –
Даже если продлится война,
Даже если не кончится ночь.
Но и ночью восходит луна,
Млечный путь продолжает мерцать,
И победа наступит сполна,
Если мы доживем до конца.
Бессловесность
Закрываешь посты в соцсетях,
Закрываешь и сердце, как ставнями.
Нет, они ничего не простят –
Им задача прощать не поставлена.
Мы привыкли, что царствует страх,
Что борьба – это вещь бесполезная,
Но из всех безвоздушных пространств
Нет пространства страшней бессловесного.
Задыхаясь в его пустоте,
Где звучат только крики и лозунги,
Ты стираешь следы соцсетей
И все время боишься: не поздно ли?
Но однажды, не выдержав гнет
Бессловесной невидимой пропасти,
Ты найдешь свой заветный аккорд,
Что еще называется совестью.
И доверчиво дрогнет струна,
Ни угроз, ни советов не слушая;
И запретное слово «война»
Разорвет тишину безвоздушную.
В каждом слове – и вызов, и риск,
В каждой строчке опасность запаяна.
Не пытайся найти компромисс –
Им задачи такой не поставлено.
Тьма и холод
Сердце сломано, обесточено,
Словно дикое поле, выжжено,
Как воронка удара точного
По жилому. Живому. Жившему.
Не пробить черноты безжалостной,
Тьма и холод – уют растоптанный.
Дотерпи до утра, пожалуйста,
Скоро свет задрожит за стеклами.
Утро хмурое, небо серое,
Тьма упрямая не расступится,
И старушка прошепчет: «Верую»,
В одеяло пытаясь кутаться.
Снег спускается сказкой зимнею
И кружит пеленой воздушною
Над пожарами, над руинами,
Над свечами, уже потухшими.
Нету связи, а впрочем, надо ли?
Ведь словами всего не выразить.
Помнишь, Кай слово «вечность» складывал?
Мы же «верность» сумели выложить.
И горит в царстве тьмы и холода
Этой верности свет негаснущий
В обесточенном сердце города,
Посреди ледяного кладбища.
Мемориал
Давай мы построим из строчек мемориал
Всем тем, кто страдал, кто жертвовал, кто терял,
И всем недожившим, кого уже с нами нет,
Мы свой неуклюжий выстроим монумент.
Подвальную сырость, и холод квартир, и тьму
Давай не забудем сегодня упомянуть;
Как окна звенели, осколками пол покрыв,
Как в бездну летели обломки горящих крыш.
И тех, кто в подвалах был заживо погребён,
Мы включим в особый реквием без имён.
А впрочем, кого мы пытаемся обмануть?
С каких это пор побеждали слова войну?
И разве бывают буквы прочнее стен,
Разломанных офисов, судеб, домов, костей;
Тех песен, что рядом звучали ещё на днях,
Девчонок, что так и не выбрались из огня;
Младенцев, сумевших родиться себе на смерть,
Врачей, что творили чудо в кромешной тьме;
Детей, что играли в воронке в родном дворе
И воду сливали из кухонных батарей…
Они объяснят доходчиво, на словах,
О том, почему им так нравится убивать.
Расскажут про вечный зов, про великий дух,
Про то, что иначе нацисты сюда придут;
Про то, что иначе не сбросить коварный гнёт,
Про то, что неважно, что кто-то ещё умрёт;
Что детям нужны герои, народу – цель,
А значит, неважно, кто там попадет в прицел…
А впрочем, дуэль словесная – шелуха,
А звук канонады упрямо не затихал,
А люди всё гибли, и смерти терялся счёт,
А стая вампиров просила: «Ещё, ещё!».
А может, нам просто осиновый кол воткнуть
В вампирскую гущу, в холодную эту тьму?
Ну что им поможет: иконы, кресты, чеснок
Увидеть дома без крыши, детей без ног?
Каким заклинаньем заставить их сострадать?
А снег опускался на тихие города,
Где в центре, среди темноты, как звезда, сиял
Невидимый тем вампирам мемориал.
Ахиллесова пята
Не жалей ни о чём, что было бы,
Позабудь о «если бы не…».
Прорастает земля могилами
И в своей, и в чужой стране.
Ни к чему грустить о непрожитом,
О вселенной, которой нет.
Панихидой звучит по прошлому
Несмолкающий вой ракет.
«До» и «после» душа разрезана,
И пора бы уже забыть,
Но пята твоя Ахиллесова –
Это вечное «если бы…».
Не сбылось, и уже не сбудется,
Да и люди уже не те.
Но, как прежде, знакомы улицы,
Перекрестки домов и стен.
И казалось бы, неизменное,
А коснешься – рука в песке.
Это просто обманы зрения,
Что мерещатся вдалеке.
Уроки бесчеловечности
Зима наступает ранняя,
На совесть – ни сил, ни времени.
Уроки незамечания
Проходят весьма уверенно.
И, в общем-то, не со зла они
Взорвали мосты последние,
Закрывшись стеной незнания,
Невиденья и неведенья.
Незнание – вещь несложная,
Естественная практически.
Всю боль, что тобой не прожита,
Легко превратить в статистику.
Пестрит фронтовыми сводками
Предпраздничное веселие.
А память, увы, короткая
Сегодня у населения.
Они за отчизну гордые –
Не зря за нее страдали.
И едут назад двухсотые
Уверенными рядами.
Непризнанные, не знавшие
Клейма своего позорного,
Пропащие и пропавшие –
Навечно мобилизованы.
Опустятся в землю твердую –
Она поглотит безропотно,
И снова гробы потертые
Отправятся за двухсотыми.
И радость царит беспечная –
Предпраздничная, спокойная.
Уроки бесчеловечности
Уже до конца усвоены.
Новогоднее
Мы все для счастья созданы,
И даже в эти дни
Свежа хвоя морозная
И радостны огни.
Нет, нас не уничтожили
В безумный этот век.
Мы выжили, мы дожили
До новой смены вех!
Мы дожили, мы выжили
В обстрелах на пути;
Под рухнувшими крышами
Разгромленных квартир.
Успели дети вырасти,
До боли зубы сжав,
В ночной подвальной сырости,
В холодных блиндажах.
Мы выжили, мы дожили
Без света и тепла.
Мы доказали: всё же мы
Сильней любого зла.
И в эту дату светлую
На новом стыке лет
Мы живы: до последнего,
Для будущих побед.
Ксения Кириллова
Ксения Кириллова – журналист, писатель, поэт, эксперт ведущих американских аналитических центров, специализирующийся на анализе политических и социальных процессов в современной России и международной политики. Родилась в Екатеринбурге, последние 9 лет проживает в США. Автор нескольких романов, изданных в России, Украине и Америке, включая роман «В паутине безумства» – первое художественное произведение, отражающее подлинные реалии советской карательной психиатрии и противоракетной обороны. Книга была издана на трех языках и дважды попадала в несколько перечней рекомендуемой литературы известных украинских изданий. Другие подробности биографии - в интервью на Точке.Зрения.