350 Views
Рецепт
Самый простой рецепт
Дан был давным-давно:
Как не утратить цель,
Как совладать с войной,
Как по кускам собрать
То, что болит в груди,
То, что еще вчера
Было не победить.
Просто люби – люби,
Это верней всего.
Если ты не убит,
Если еще живой.
Пусть – только парой жил,
Сердца живым куском,
Там, в глубине души,
Вспоротой, как штыком.
Слышишь, оно стучит
Там, вопреки войне?
Слышится сладкий ритм,
Бьется заветный нерв.
Нет, ты не стал слабей,
Если живет – болит.
Сердце стучит в тебе –
Отзвук твоей земли;
Даже в ее горсти
Может пробиться сад.
Если дано спастись –
Значит, дано спасать,
Не обманув судьбы,
Не называя цен.
Просто люби. Люби –
Жизни простой рецепт.
Днепр
Не о чем тут жалеть,
Плакать и хмурить лица.
Яблоки на столе –
Признак гостеприимства.
Счастье почти сбылось,
Нужно делиться счастьем.
Здравствуй, незваный гость!
Что же ты? Угощайся!
Чаю тебе нальём
Так по-девичьи щедро,
Будем сидеть вдвоём,
Ждать у плиты обеда.
Кухни простой уют,
Пыль залегла местами…
Правда, что нас убьют?
Правда, что нас не станет?
Глупости, ерунда!
В праздник нет места злобе.
Если не хочешь ждать,
Яблочек хоть попробуй.
Как же они вкусны –
Сочные, наливные,
Словно нигде войны
Нет на земле отныне;
Только зима и свет
Долгой январской ночи.
Ну заходи, сосед –
Вечный сосед восточный!
Помнишь, весна цвела,
Почки уже набухли,
Мама тебя ждала
Вот на такой же кухне
Несколько лет назад.
Было вчера как будто:
Яблочный аромат,
В вазе намыты фрукты,
Лестницы и дома,
Дворик, полоски света…
Так не в свою ли мать
Ты направлял ракеты?
В то, что еще вчера
Верило и мечтало,
В кухонный теплый рай –
Храм из плиты и чая;
В то, что цвело, росло,
В детский снежок в сугробе…
Яблоки над столом
Высятся, как надгробье.
Цветы
А люди несут цветы под взглядами полицаев –
Добавить бы им забор и проволоки шипы!
Овчарок на поводках мучительно не хватает,
Что могут одним прыжком втоптать человека в пыль.
Несбыточная мечта – по зоне во всех районах,
А впрочем, коль цель стоит – приблизим ее, друзья!
Нельзя позволять топить победу в трусливых стонах,
Не стоит жалеть врагов, и думать о них нельзя!
Коль что-то еще живет – каленым железом выжги,
Коль что-то еще болит – пусть в боли своей сгниет!
Пусть слышится залп ракет с извечной барачной вышки!..
Но люди несут цветы, упрямо идя вперед…
Монолог Шиндлера
Не стоит о гибели всуе,
Не стоит о жизни – не сглазь.
Уже никого не спасу я:
Ни новых, ни прежних из вас.
Под гогот кабацкого смеха,
Как прежде, ликует народ,
Но поезд великого Рейха
Упрямо несется вперед.
Мы пишем колонки фамилий –
Ряды равнодушных столбцов.
Но те, кого мы сохранили,
С надеждой нам смотрят в лицо.
Вагоны проносятся мимо,
Дрожит раскаленная медь.
Мы вносим последнее имя,
Мы пишем, боясь не успеть.
Дрожат, растекаясь, чернила,
Торгуется вновь полицай.
Вагоны проносятся мимо,
Едва не касаясь лица.
Все ближе Освенцим и Плашов,
Рейхсмарки считает конвой.
Ну что ты? Мне вовсе не страшно,
Ты скоро вернешься живой.
И вот закорючку рисует
Конвойный на белом листе…
Не стоит о гибели всуе,
И так слишком много смертей.
Посвящение белогвардейцам
Есть же память – о чем беспокоиться?
И ее не отнять никому.
Так тоскует вдовец по покойнице
И смакует чужую вину.
Пусть другие влюбляются заново,
Вновь и вновь начиная с нуля.
У него лишь она – несказанная
И залитая кровью земля.
Ничего с той тоской не поделаешь,
Как ты с прошлым теперь ни воюй.
Но вчерашняя Гвардия белая
Не забыла Россию свою –
Ту, что стерта, разбита, разломана,
Что давно на корню сожжена,
И на месте ее – незнакомая
И навеки чужая страна.
Ту, былую, родную, любимую
На планете уже не найти.
Как вдовец над плитою могильною,
Ты ее наконец отпусти.
Только верность не знает условностей,
Только память не знает границ,
Только сердце, разбитое полностью,
В глубине ее образ хранит.
Так грустит, не ища понимания,
Не боясь ностальгии своей,
По родной довоенной Германии
В эмиграции старый еврей.
Так грустят неизбывно по прошлому
Поколенья приютских сирот.
И по счастью – тому, что не прожито,
И по боли, что в сердце живет.
Пропагандисту
Я думаю порой, как ты живешь –
Ведь ты в быту похож на человека.
Ты что-то в кухне по утрам жуешь,
Машину чистишь щеточкой от снега;
Смеешься, рассуждаешь про кино.
Ты любишь жизнь – к чему того стесняться?
Хорошие сигары и вино,
И даже трупы, видимо, не снятся.
С иголочки костюм, холеный вид,
Манеры так отточено спокойны.
И ничего под сердцем не болит,
Когда ты призываешь к новой бойне:
Так вдохновенно, с чувством, от души,
Советуешь изыскано, негрубо,
Как запугать, сломить и сокрушить
Весь этот мир – наивный и беззубый…
Я думаю о том, что мы слабы,
Что зло непознаваемо по сути,
Что люди могут с легкостью забыть
О том, что были созданы, как люди.
Посвящение друзьям
Мы твердим, что победа скоро,
Нужно лишь потерпеть пока.
Мы держали войну за горло,
Мы пытались не отпускать.
Небо мирное, день вчерашний –
Как нам время вернуть назад?
Нам казалось, что только нашим
Будет этот военный ад.
Словно шифры, звучали фразы,
Что сегодня не все поймут:
Провокации на Донбассе
Или новый арест в Крыму.
Что Европа? Они поддержат?
Неспокоен опять Белград…
Мы считались с ценой издержек,
Мы держали стальной захват,
Мы душили ее на взлете,
Мы ей резали нити вен.
«Вы – счастливые. Вы – живете».
«Как на фронте?» – «Без перемен».
Но проснулся кровавый монстр
И, стальной разорвав зажим,
Он ворвался легко и просто
В сокровенную нашу жизнь,
Все снося, разрывая в клочья:
Жизни, судьбы, обломки стен,
Словно холод подвальной ночи,
Обесточенной до костей;
Словно бывших домов завалы,
Где надежды погребены…
Мы, конечно, ее не знали,
Мы не ведали вкус войны.
Мы не знали ее оскала,
Озверевшего на крови.
Нам казалось – ценою малой
Мы сумеем остановить.
А потом, замерев в бессилье,
Мы смотрели со стороны,
Как под корень дома сносили
Злые щупальцы той войны;
Как ошметки игрушек детских
Находили на месте мин;
Как на улицах деревенских
Крест топорщился из руин;
Как искали в огне и саже
Крохи спрятанного пайка…
Это горе – уже не наше.
Это общее, на века.
13-й год
Мой прекрасный тринадцатый год –
Он сегодня почти что сакрален,
Хоть бессмысленной злобой народ
Уже был незаметно отравлен.
Но, припрятав ее до звонка,
До сигнала, до первой отмашки,
Мы счастливыми были пока –
Так наивно, беспечно, бесстрашно.
Как легко расцветала весна
В море запахов, звуков, вибраций…
О, великое счастье не знать,
Не предвидеть и не опасаться!
И гулять в украинских полях
Так беспечно, невинно, бескровно!
И надеждой дышала земля
От Урала до самого Львова…
Десять лет, словно десять веков,
Сотни тысяч невинно убитых.
Как вы приняли это легко
Или просто не подали вида!
Да и кто вас теперь разберет,
Если день подменяется ночью.
Где же ты, мой тринадцатый год?
Даже память – и та кровоточит.
Стихи о войне
Люди пишут стихи о войне,
О далекой тревоге воздушной –
Изливают горящую душу
И косятся на блики в окне.
И рождается, словно живой,
Как ребенок в больничном подвале,
Новый звук, что мы раньше не знали,
Не умели услышать его.
Напечатать? Но вот ведь напасть –
Электричество снова пропало,
И бумаги предательски мало,
И опять обрывается связь.
Но рождаются вновь, вопреки,
На столе, как в родильной палате,
На измятом листе из тетради,
Из-под чьей-то дрожащей руки
Обагренные кровью слова,
Как признанье в бессилье и боли,
Как молитва в забытом костёле,
Как единственный путь выживать…
* * *
Тьма подвальная давит и корчится,
Опаленная светом свечи.
Глупо плакать: «Когда это кончится?!»
Небо слушает. Небо молчит,
Чтоб потом, от разрывов расхлёстано,
Разродиться потоком ракет.
Глупо спрашивать: «Где же ты, Господи?
Вдруг тебя и на свете-то нет?»
Где таишься ты в отблеске, в отсвете,
В дымке утренней, в первых цветах?
Чем тебя мы разгневали, Господи,
Что мы в жизни прожили не так?
Недоверили, недолюбили ли –
Не исправить уже ничего,
Коль земля прорастает могилами
Этим летом быстрей, чем травой.
Только смерти горячие россыпи
Опускаются с неба к земле.
Небо слушает. Небо безмолвствует,
О земном не умея жалеть.
Ксения Кириллова
Ксения Кириллова – журналист, писатель, поэт, эксперт ведущих американских аналитических центров, специализирующийся на анализе политических и социальных процессов в современной России и международной политики. Родилась в Екатеринбурге, последние 9 лет проживает в США. Автор нескольких романов, изданных в России, Украине и Америке, включая роман «В паутине безумства» – первое художественное произведение, отражающее подлинные реалии советской карательной психиатрии и противоракетной обороны. Книга была издана на трех языках и дважды попадала в несколько перечней рекомендуемой литературы известных украинских изданий. Другие подробности биографии - в интервью на Точке.Зрения.