331 Views
* * *
В убийства претворяется воинственный приказ,
в людьми набитый дом летит ракета.
Но если верить мнениям людей постарше нас,
то были времена подлей, чем это.
Не то чтоб нам не верилось, но верится с трудом.
Ни света нет, ни нравов голубиных.
Поверхность вод покрыта беспощадным толстым льдом.
А мы внизу, в саргассовых глубинах.
Идёт война преступная, похабная война
во имя злой амбициозной хрени.
И дно пробито так, что в черноте не видно дна —
дна, где залёг плешивый шизофреник.
Разорванного времени угрюмые черты.
Оратор нагловат, напорист, ловок…
А фактор справедливости и фактор правоты
сводимы лишь к числу боеголовок.
И метит красным смерть подряд все дни в календаре
по ей одной известному резону…
Кровавый ручеёк, почти невидимый в Днепре,
от Запорожья тянется к Херсону.
Ш.Х. Минута откровенности
Доктор, Вам хорошо. Вы достойно ушли на покой,
заслужив уваженье военно-врачебной карьерой.
Ну, а мне-то что делать? Скрипач из меня никакой.
Не служил я британской короне ни правдой, ни верой.
Доктор, Вам хорошо. Вы солидны. Женаты притом.
Вечно слову верны и к высокому склонны поступку.
А по мне тихо плачет дешёвый китайский притон,
где нечистую дурь забивают в потёртую трубку.
Никогда не дождаться мне веянья ангельских крыл,
никогда пред высокой идеей не пасть на колени…
Соглашусь: пару-тройку убийств я, пожалуй, раскрыл.
Так ведь это от лени. Единственно только от лени.
Доктор, Вы — гражданин. Молодёжи достойный пример.
Вам на завтрак готовит жена аппетитные гренки.
Ну а я — одинок. Завсегдатай грошовых таверн.
Вечерами, напившись, палю по мишеням на стенке.
Побоксируем, доктор? Покурим табак в тишине,
дыма сонными кольцами лондонский вечер тушуя?..
Зря Вы все-таки, Ватсон, решили писать обо мне,
не дождавшись того, что однажды о Вас напишу я.
* * *
Победы нынче только пирровы.
— Как жизнь?
— Да так, комси комса…
А ведь когда-то демонстрировал
он джигитовки чудеса.
Открывшийся житейским трещинам
и возрастной пройдя портал,
к пяти своим любимым женщинам
он в окна лазить перестал.
Нет, он в любовь не разуверовал,
но наступили времена,
когда в диаметре размер его
стал больше, чем размер окна.
Он меж тремя блуждает соснами,
сдав рубежи за пядью пядь.
И скрип своих суставов собственных
ему в ночи мешает спать.
Всё скучно на земле и на небе,
постылы дни и вечера…
«Нам рано жить воспоминаньями» —
звучит романс.
Ан нет. Пора.
* * *
Снова взрывы. И опять:
ночью — в два, и в три, и в пять.
Неспокойно, как всегда, в незакрывшемся Сезаме.
Есть на свете города, разучившиеся спать.
И живут сегодня в них люди с красными глазами.
Где-то гранты жрёт ООН, дипломаты морщат лбы,
в небо рвётся орков ор от Хабаровска к Рязани…
Тупо смотрят в небеса придорожные столбы.
С болью смотрят в небеса люди с красными глазами.
Мирной жизни нет и нет. Здесь редут и там редут.
Враг давно как сдал на «два» по гуманности экзамен…
Но страны — не отдадут,
городов — не отдадут,
своего — не отдадут люди с красными глазами.
* * *
Ты был пойман женой на случайной нелепой измене.
Позвонил мне. Дыша через раз, простонал: «Я пропал!»
Я сказал: «Ерунда!». Я сказал: «Забегай на пельмени.
А себя загрызать на корню — кабала из кабал.
Ты пропал? Это чушь. Из башки её попросту выкинь!
Всё равно ты загладишь вину и забудешь беду…
Ты отнюдь не пропал. А пропал генерал Суровикин.
Коль отыщут его — то на зоне со шваброй в заду.
Вытри слёзы, дурак. Нам, мужчинам, так плакать негоже.
Психиатрам оставь депрессивный нервический тон…
Если кто-то пропал, то, скорее, Евгений Пригожин —
бедолагу того и гляди закатают в бетон.
Всё супруга простит. Ведь она добродушная леди.
Пусть денёк погрустит. Пусть часок порыдает взахлёб.
Но ведь ты не пропал! А пропал алкоголик Медведев.
Почему-то он в Твиттер писать перестал, долбоёб.
Выше нос, дорогой! Не вверяйся сомненьям и смуте
и обильных волосьев не рви на могучей груди!
Лажанулся чуток. Но не так обосрался, как Путин.
Правда, тот не пропал, хоть и пропадом он пропади.
Лучше хлопнем по двести, а если покажется мало —
мы ещё доберём, седовласой тряхнув стариной…
Ты отнюдь не пропал. И отнюдь ничего не пропало.
Я с судьбою тебя примирил? Помирю и с женой».
* * *
Однажды на тропе нехоженой,
повергнув правоведов в шок,
менты отняли у Пригожина
заветный белый порошок.
Жыстока Родина посконная
на историческом пути:
у ней деянья беззаконные
и в прошлом, и сейчас в чести.
Уж не слыхать блатного говора,
жисть лысая проходит зря…
Весь шарм, который был у повара —
был порошку благодаря.
Как дурь его харизму красила!
Шальной, как будто курс рубля,
как он орал: «Шойгу!!!! Герррррасимов!
Снаряды — где?! Снаряды, б*я!»
О нем немало песен сложено
средь ковылей родной земли…
Всё зря. Придется Е. Пригожину
лететь в Мали и Сомали.
Ему плевать на курс биткоина
и даже на дворцы свои.
Ему бы порошка, без коего
не будет счастья в житии.
Неважно, что Фортуна пела вам,
каких сулила вам щедрот —
без порошка не сделать белого
нормальный госпереворот.
* * *
То ли Бог замолчал, то ли чёрт зубоскалит,
то ли землю грызёт монотонная боль…
Вот весёлый старлей «Искандер» запускает
по подобным себе, но не схожим с собой.
Он из самой обычной материи соткан,
и привычек людских не чурается он:
пара славных дочурок, супруга-красотка.
Для жилья — криминально спокойный район.
Ну а в точке прицела — одышливый ужас,
и бесцветны, как смог, межобстрельные сны…
И народ, как несчастный Иона, пригнувшись,
заполняет китовое чрево войны.
* * *
Тяжело похваляться отменным настроем:
мир устроен не так, как он мог быть устроен.
То, что есть, не оценит никто. Не поймёт.
Дайте глобус другой. Отбракованный, странный.
Пусть его начертанья душевные раны
мне излечат, как горло саднящее — мёд.
Там чукотские чумы лозою увиты,
там меж парой Корей — океан Ледовитый,
и повис над Колумбией лондонский смог.
Там соседи Израиля — Мальта да Чили,
там пингвины живут на заснеженном Ниле
и касается Анд апеннинский сапог.
Новый мир раскрывается в сочном коллаже:
к Сахалину близки марокканские пляжи,
с Мыса Доброй Надежды Биг-Бен различим.
Этот глобус куплю — и он станет всесилен.
Не граничат на нём Украина с Россией
ни на грош, ни одним миллиметром своим.
Этот глобус примите. А прежний — отбросьте,
пусть торчит он в чулане, как куст на погосте,
беспощадного в нас не оставив следа…
И сдадутся властям гималайские йети
и не сгинут, не сгинут под бомбами дети
никогда, никогда, никогда.
* * *
Александр Габриэль
Родился в 1961 году в Минске. Окончил факультет промышленной теплоэнергетики Белорусского национального технического университета, в 1988 году защитил кандидатскую диссертацию, работал научным сотрудником в НИИ. После 1992 г. занимался коммерческой и банковской деятельностью, в 1997 году эмигрировал с семьёй в США. Проживает в Бостоне. Всерьез начал заниматься сочинительством в 2004 году. Автор книг «Одним файлом» (США, 2005), «Искусство одиночества» (Москва, 2006), «Планета поэтов 3» (Рига, 2007), «Неразведенные мосты» (Санкт-Петербург/Нью-Йорк, 2007), «Эго-истины» (Санкт-Петербург, 2009), «Эквилибриум. стихоживопись» (совместно с Изей Шлосбергом, США, 2013), «Контурные карты» (Санкт-Петербург, 2013), «По прозванью человеки» (Санкт-Петербург, 2015).