227 Views
На круги своя
1.
…Ты много потерял, друг мой, не приехав в город на прошлой неделе. Легат довел до конца следствие по делу секты безбожников, которые оскорбляют наших богов и поклоняются своему, полагая, что он – единственный. Какой вздор, не правда ли? Всем известно, что свои боги есть у греков, свои – у египтян, свои – у сирийцев… Наши боги, конечно, сильнее прочих, но это не значит, что мы не относимся к чужим богам с надлежащим уважением.
Так вот, легат окончил следствие и признал их всех виновными. Он милосердно дал им возможность сохранить свои жизни, отказавшись от нелепых суеверий – но, как ни странно, лишь немногие согласились. Честно говоря, это упрямство нас всех сильно разозлило, поэтому весь город с удовольствием смотрел, как этих безбожников вывели на арену.
Ты знаешь, я не жесток. Но тут и я получил некоторое удовлетворение. Прямо на арене их в последний раз спрашивали, отрекаются ли они от своих суеверий и признают ли нащих богов. Немногих отрекшихся помиловали. Остальных отдали палачам.
Тех из них, кто имел права римского гражданства, милосердно и быстро лишили их презренных голов (какой позор, даже на римских граждан распространилась эта зараза из восточных провинций). На других выпустили зверей. Некоторых же оставили на следующие дни, когда палачи применили все свои умения – ломали руки и ноги, вырывали куски мяса, усаживали на раскаленные докрасна железные сидения.
Жестоко, скажешь ты? Возможно. Зато действенно. Теперь, надеюсь, наш славный город Лугдун надолго освобожден от этой проказы.
Вот такие у нас здесь развлечения. Да, совсем забыл – недавно в городе появился новый лупанарий. Я уже побывал там на днях – и советую тебе не пренебречь им, когда приедешь в город.
2.
… затем тогда граф Симон, при котором находился и твой недостойный слуга, осадил город еретиков Минерв. Мощь армии графа Симона устрашила защитников города, и после семи недель осады они согласились на переговоры, которые граф поручил вести мне. Я пообещал жизнь и свободу всем, кроме еретиков, которые откажутся отречься от своих заблуждений.
Какова же злокозненность этой безбожной ереси, если после длительных убеждений и увещеваний только трое из ста пятидесяти еретиков согласились вернуться в лоно истинной церкви. Остальные упорствовали, называя себя «добрыми христианами» и исповедуя свою мерзкую ересь.
Посему сто сорок семь еретиков я передал в руки графа Симона со словами Евангелия от Иоанна: «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают». И граф выполнил свой долг христианского государя, казнив еретиков огнем.
Теперь же мы покинули Минерв и направляемся к Тулузе, чтобы победить в ней ересь. Во имя Господа.
Жрица
“…жрица, Постум. И общается с богами…” (с)
Рада была получить твое письмо, мой Постум. Давно не приходилось ни видеть тебя, ни получать от тебя вестей. И лишь по разговорам наших общих друзей узнавала о твоей жизни.
Мне понятно твое удивление, Постум. Уж кто-кто, а ты хорошо знал мои привычки в прежние времена. Это ведь ты пустил про меня шутку, которая так разгневала моего брата, что он велел претору найти и выпороть автора… Вся провинция тогда повторяла твои слова, что я тем похожа на Божественного Юлия, что, как и он, хочу быть женой каждому мужчине и мужем каждой женщине.
Шутка была удачна, потому я и не выдала тебя брату.
Ты пишешь о том, что я, должно быть, раскаиваюсь в прежних грехах, оттого и предпочла богов мужчинам и женщинам. Нет, Постум, это не так. Ни одного дня прежней жизни не считаю я греховным, ни одного поступка, о котором бы сожалела сейчас, не могу вспомнить и поставить себе в укор. И ни на мгновение не раскаиваюсь ни в том, что так щедро давала, ни в том, что так жадно брала.
А то, что я отказалась от прежних страстей… видимо, так угодно богам. Кто мы, чтобы спрашивать у богов, зачем им это нужно.
Я буду рада увидеть тебя вновь, мой Постум. Приезжай в мой дом, когда пожелаешь. Мы сможем говорить с тобой обо всем с утра до вечера. А для ночей в моем доме достаточно служанок, которые будут рады ублажить твое жадное тело.
Vale et me amare perge