260 Views
Зная, что Иуда размышляет о величественном, Иисус сказал ему: Отойди от остальных, и Я поведаю тебе тайны царства. И ты можешь постигнуть царство это, но страдания твои будут велики. Ибо кто-то другой придет на твоё место, чтобы двенадцать [Учеников] могли вновь прийти к единству с Богом своим.
Евангелие от Иуды. Перевод Андрея Владимирского с английского текста Родольфе Кассера, Марвина Мейера, Грегора Вурста и Франсуа Годара.
И спросил Иуда: Когда же Ты расскажешь мне тайны эти, и когда снизайдет свет на род человеческий?
Но как только произнес Иуда слова эти, Иисус оставил его.
Детство моё было полно тягот и лишений. Мои родители были небогатыми людьми, и мне часто приходилось голодать, а вместо игр заниматься тяжёлым физическим трудом, чтобы помогать им зарабатывать. Я ходил в обносках и, бывало, по нескольку дней не держал ни крошки во рту. Несмотря на то, что я каждый вечер молился Богу, положение наше по-прежнему оставалось печальным.
Когда я повзрослел и покинул отчий дом, ничего не изменилось. Вокруг я видел всю ту же беспросветную бедность, не было ни любви, ни надежды. Иногда я бродяжничал и просил милостыню, а иногда мне удавалось найти временный заработок. Случалось так, что негде было переночевать и приходилось трястись от холода на улице. Я почти смирился со своей участью, как вдруг в один прекрасный летний вечер моя жизнь перевернулась с ног на голову.
Я встретил странника. Он имел такой доброжелательный и жизнерадостный вид, что мне невольно захотелось подойти и завести разговор. Мы довольно легко нашли общий язык, и уже скоро шли рядом, ведя непринуждённую беседу, как будто были знакомы сто лет.
Его звали Иисус. Знакомство с ним изменило все мои прежние взгляды и убеждения. Прежде я считал, что в мире нет счастья и надежды, и что все люди злые и корыстные. Теперь я понял, что это не так. У Иисуса была идея о всепрощении и безусловной любви ко всему живому. Раньше я бы наверняка засмеялся, если бы кто-нибудь сказал мне о чём-то подобном, но Иисус был настолько убедителен и настолько уверен в том, что говорил, что я поверил ему и «заразился» его учением. Иисус сказал, что я — хороший человек, и у меня добрая душа. Он предложил отправиться странствовать вместе с ним, чтобы помогать в благородной миссии. Я согласился. Оказывается, раньше Господь только испытывал меня, ради того, чтобы в назначенный час вознаградить за все страдания.
Я был не один. Были и другие последователи. С того дня, как я присоединился к Иисусу и его ученикам, я не то чтобы ни в чём себе не отказывал, но уже никогда не испытывал нужды. У нас всегда были в достатке хлеб и вино, мне больше не приходилось ночевать под открытым небом. Благодаря своему обаянию и красноречию Иисус легко заводил дружбу с богатыми и влиятельными людьми, и они нам покровительствовали. После стольких лет мытарств и скитаний это был верх счастья для меня.
Для того, чтобы простые люди лучше верили словам Иисуса, для того, чтобы привить им тягу к добрым делам, Иисус использовал старую легенду, в которой говорится, что на Землю должен сойти Сын Божий. Он объявил себя этим самым Мессией. В доказательство приводились рассказы о якобы творимых им чудесах, например, что Иисус превращал воду в вино. Мы все подыгрывали ему и утверждали, будто видели чудо собственными глазами. Это делалось не просто чтобы запудрить мозги, а во имя благой цели, для того, чтобы больше людей принимали учение Иисуса и охотнее приносили пожертвования. Если же кто-нибудь сомневался и просил Иисуса показать, что он может, но во время демонстрации ничего не происходило, вода не превращалась в вино, то мы уверяли сомневающегося, что на самом деле вода стала красной и мы все это видим, просто он пока не может увидеть чудо, потому что душа его блуждает в потёмках, а сам он погряз во грехе. Люди из толпы в основном соглашались с нами и утверждали, что тоже видят вино вместо воды.
Необходимо было дать людям веру, как однажды её обрёл я. Да, Иисус принёс в мою жизнь надежду, и я не мог передать словами всю благодарность, которую испытывал к этому Человеку. Однажды, когда мы лежали на покрытой росой утренней траве лицом друг к другу, я не выдержал и поцеловал его в губы, чтобы как-то выразить свою любовь…
Шли недели и месяцы. Мы странствовали, и учение наше привлекало всё новых и новых последователей. Я стал замечать то, чего не замечал раньше. Об этом не принято было говорить, но не все из нас, тех самых первых двенадцати учеников, всегда соглашались с Иисусом. Иисус же часто уходил от ответа на чужие доводы, пускаясь в умозрительные рассуждения о добре и всеобщем благе. В итоге всё сводилось к тому, что Иисус прав потому, что он самый добрый, а другой думает иначе только потому, что недостаточно добрый и недостаточно «верит», и его сердце ещё не готово принять Свет. Остальные ученики обычно принимали такое объяснение и больше не перечили. Если учитель изредка и уступал кому-то, то только после того, как человек уже согласился с ним; и уступал Иисус не потому что действительно изменял своё отношение к предмету спора, а как бы из одолжения, чтобы лишний раз подчеркнуть превосходство.
Также я заметил, что некоторые поступки Иисуса на деле расходились с тем, что он проповедовал на словах. К примеру, одним из постулатов было, что нельзя смотреть на женщину с вожделением. Однако среди его поклонниц было немало молодых девушек, и я слышал, как с некоторыми из них он по ночам предавался плотским утехам.
Остальные из нас делали вид, как будто ничего не замечают. Да и у меня поначалу если и зарождались какие-то сомнения, то при виде Иисуса и его лучезарной улыбки сразу же пропадали. Я вспоминал, как сильно люблю его, и он уверял меня, что это взаимно.
Однако чем дальше, тем больше Иисус менялся. Он всё чаще уединялся по ночам с девушками и стал обделять меня вниманием. Я старался убеждать себя, что всё хорошо, но внутри росла обида. Раньше Иисус был для меня всем, а теперь он стал говорить, мол, когда мужчина целуется с мужчиной — это ненормально, мужчина должен любить только женщин. Ему легко было так говорить, он буквально купался в женском внимании, а меня, часто угрюмого и задумчивого, они редко награждали лаской. Я был интересен им только как спутник Иисуса, они не видели во мне отдельного человека. Мне хотелось заплакать от досады.
Однажды вечером я таки набрался смелости откровенно всё ему высказать. Наутро, увидев его, опять едва не растаял перед его ласковым взглядом и обезоруживающей улыбкой. Но, вспомнив вчерашнее решение, выпалил в сердцах то, что накипело за долгое время.
В первый раз Иисус позволил себе открыто нанести мне оскорбление. Он напомнил, какую жизнь я вёл до встречи с ним — убогое существование уличного бродяги, мечтавшего о крошке хлеба.
И добавил, что я всегда буду отвергаемым, потому что нечист сердцем и душой, и поэтому не обладаю даром убеждения, как Иисус, которому всегда сопутствуют природное обаяние и удача.
Я потупил глаза и не мог вымолвить ни слова. Его слова поразили меня, словно гром, в самое сердце. Над моей жизнью нависла огромная чёрная туча.
Я, конечно, не мог отвернуться от Христа. Но с глаз моих словно спала пелена. Иисус так долго притворялся Сыном Бога, что и сам в это поверил. Я понял, что он стремится к безграничной власти над людьми, над их мыслями. И с каждым днём всё больше приближается к своей цели, его обаяние привлекает новых и новых адептов. Если так пойдёт дальше, Иисус сможет править миром. Но будет ли он строить Царство Божие? Или будет строить Царство Дьявола под видом Рая, потакая своим тёмным страстям? Он похоже и сам не различает, где заканчивается Царство Истины и начинаются его низменные желания. Возможно, что он искренне руководствуется благими намерениями. Но получив власть над миром, может распорядиться ей во вред тем, кто ему не по нраву. И хуже всего то, что я долгое время помогал Иисусу в достижении власти.
Нет, самое худшее, что, вопреки всему, в душе я продолжаю любить Иисуса!..
И не могу просто покинуть его.
Боже, как же я был слеп!
Почему я раньше ничего не замечал?
И всё равно люблю, люблю его…
Да, меня мучили непростые мысли. Я надеялся, что со временем всё наладится и станет как прежде, но Иисус только больше гордился собой. С одной стороны, я обожал его и был всем сердцем благодарен за то, что Христос пришёл в мою жизнь, а с другой, я не хотел позволить ему навредить другим людям. Однако кто стал бы меня слушать? Остальные одиннадцать апостолов, как только прошёл слух, что у Иуды есть какие-то разногласия с Иисусом, стали относиться ко мне холодно и даже избегать меня. Я чувствовал себя одиноким и потерянным.
Однажды ночью, это словно был не я, будто мной что-то двигало со стороны, я тихо покинул место, где все спали, и отправился к старейшинам. Я выдал им местонахождение Иисуса. Он объявил себя Сыном Божьим, что считалось смертным грехом. Но вряд ли бы кто-то осмелился донести на самого Иисуса Христа и поставить на себе клеймо предателя.
Кроме меня.
Я Иуда Искариот, предатель.
На следующее утро всё изменилось. Иисус, узнав о произошедшем, пустил слух, будто я продал его за 30 серебренников, и другие апостолы слух тут же подхватили. Это была неправда, хотя за донос мне и дали в награду деньги, я сделал то, что сделал, не ради них. Я поступил так ради самого Иисуса. Но людям легче поверить в простое объяснение.
Конечно, моё имя теперь навеки запятнано. Наверняка про меня будут думать, что я был одержим сатаной, что я был человеком крайне низких моральных качеств, а может, даже скажут, что мои родители бросили меня новорождённого в ковчежце в море, потому что видели сон, что их сын станет погибелью для родителей, и что через много лет, проведённых на острове, я вернулся, убил отца и совершил кровосмешение с матерью.
Пусть так.
Лучше остаться злодеем в памяти людей, чем своим бездействием допустить, чтобы этим людям был причинён вред.
Скоро Иисуса схватили. Я не ощущал никакого удовлетворения, а лишь опустошение и холод. Даже, казалось бы, из такого безвыходного положения Иисус едва не выкрутился, он своим очарованием почти сумел охмурить прокуратора Иудеи Понтия Пилата, по словам свидетелей, после общения с ним Пилат впервые за долгое время почувствовал облегчение от головной боли.
Однако старейшины были непреклонны. Их вера была очень твёрдой, и они сразу поняли, что Иисус никакой не Сын Божий. Под давлением старейшин Пилату пришлось уступить. Казнь Иисуса была неизбежна.
В день, когда это случилось, меня захлестнуло нестерпимое, чудовищное отчаяние.
После распятия Иисуса апостолы распустят слух о его якобы чудесном воскрешении, но я-то знал, что это неправда.
Мёртвые не возвращаются.
А раз Иисуса нет, то и меня тоже нет.
Ведь он на самом деле и был моей жизнью. Поняв это, я решил без промедления покончить со всем. У меня даже мелькнула надежда, что я смогу воссоединиться с ним там, после смерти.
Я достал где-то верёвку и ринулся прочь из города. Разыскав подходящее дерево, решил здесь же и повеситься. Однако, когда я карабкался по стволу, чтобы привязать верёвку к ветке, луч закатного солнца попал мне прямо в глаза и ослепил. Я упал обратно на землю.
Хорошо, если б убился, но к несчастью, было не так высоко. Я лежал на спине, совсем выбившись из сил. В глазах моих отражалось небо. И вдруг я почувствовал покой и умиротворение. Ветер ласково обдувал лицо, и трава гладила меня кончиками стеблей. Я просто лежал и смотрел, как зажигаются первые звёзды, и незаметно уснул…
— …Ну что, добился своего? — спросил Иисус.
— Прости, я не мог поступить иначе… — ответил я.
— Ну ничего, я перед смертью повернул всё, как будто так и было задумано, что меня должны казнить, и что я мучился во имя искупления грехов человечества. Чувство вины сильный стимул. Теперь уже распространение моего учения не остановить. Будут сотни и тысячи продолжателей. Я, можно сказать, обратил своё поражение в победу… как воду в вино… сотворил чудо… — Он улыбнулся.
— И, всё-таки, ты был не прав в том, что присвоил себе полномочия единолично решать, что добро, а что нет…
— Ладно, под конец я действительно немного заигрался… Перестал видеть то, что у меня перед глазами. Сплоховал, так сказать… В чём-то ты был прав. Ну ничего, надеюсь, что следующие поколения моих последователей будут лучше, чем я, и не повторят моих ошибок…
Мы шли рука об руку по дорожке из лунного света и ещё долго разговаривали. Наконец, я почувствовал, что мне дальше нельзя, и здесь мы должны расстаться.
— Слушай, — спросил я напоследок, — так всё-таки, ты меня простил?..
— Конечно, — сказал он. — Только боюсь, что люди не простят, а будут ещё спустя столетия поминать недобрым словом. Люди они злопамятные.
— Ну и к чёрту их!..
Иисус уходил, постепенно исчезая в лучах света, а я смотрел ему вслед и плакал от счастья.
Когда я проснулся, мои глаза ещё были мокрыми от слёз. Стояло утро, ярко светило солнце и пели чудесные птицы. Желание покончить с собой ушло, я чувствовал освобождение. Но только я думал было встать и уйти отсюда куда-нибудь подальше, как меня обступила толпа разгневанных горожан. Они жаждали возмездия. Один из них недвусмысленно указал на верёвку, которая лежала на земле у меня под ногами. Намекая, чтобы я сделал то, что собирался вчера. Я категорически замотал головой, показывая, что делать этого не буду.
Тогда они сами схватили меня, накинули верёвку на шею и стали завязывать. Я не выдержал и горько рассмеялся. Ещё немного, и верёвка сдавит горло, а рассудок канет во мрак.
Но на моих губах застынет посмертная улыбка.
Он простил меня…
9 апреля 2020;
15 декабря 2023
Николаев — Москва
Макар Авдеев
Пишет под псевдонимом Макар Авдеев (настоящее имя – Макар Костюк). Автор романа «Пора выбирать» (2020). Стихи публиковались в журналах и сборниках, в том числе 45-я параллель, ROAR, Эмигрантская лира, Антракт. Родился в 1999 году во Владивостоке. В 2022 году окончил Черноморский университет им. Петра Могилы по специальности «иностранная филология» в Николаеве, Украина. Из-за боевых действий был вынужден уехать. На данный момент проживает в городе Бар в Черногории.