298 Views
После перекура ребята принялись загружать сосновые, пахнущие смолой доски в грузовик. Меня попросили постоять на стрёме. Без проблем, сказал я, посидел в тени ореха минут десять, докурил окурок, плюнул на свои обязанности и пошёл бродить по селу. Я рассчитывал найти здесь хоть какую-то сносную обувь, мои «саламандры» никуда не годились, пора было менять, но тратиться на новую пару не хотелось, надеясь, что случай подкинет мне трофейные. Да и деньги, что иногда перепадали мне, почти все уходили на покупку патронов. Я и мамину пенсию воровал, а потом вообще совершил преступление: спёр золотые кольца умирающей от рака тётки и выменял их в сапёрной части на гранаты. Словом, всё мало-мальски ценное уходило на оружие и боеприпасы, потому и одежда на мне была сплошная рвань, зато пулемёт мой сверкал. Но с оружием к девчонке на свидание не попрёшь, ей подавай чувака в модных джинсах-пирамидах, которые стоят безумных денег.
Я толкнул ногой ржавые ворота и вошёл во двор небольшого кирпичного дома. Здесь, как и во всём селе М., никто не жил, в комнатах мебель была перевёрнута, посуда перебита, нечем было поживиться, матрасы и те утащили ‒ страшное дело. Вдруг до слуха моего донёсся шорох. Я вскинул пулемёт, прицелился в дверь и грозно спросил: вина хар? (кто ты ‒ груз.)? Мне не ответили. Я выждал пару секунд и бабахнул, хотя прекрасно знал, что за дверью никого быть не могло, врагами тут и не пахло. Просто мне стало скучно, я и решил повалять дурака. Ребят я тоже не напугал, никто не прибежал спросить, в чем дело, как бывало прежде: привыкли, наверное, к моим выходкам.
Сказать по правде, мы сейчас занимались самым настоящим мародёрством: разбирали и вывозили дома из села и продавали. Но долю мне не засылали! Это был уже седьмой заезд в Мамисантубан, и сегодня я решил спросить, где мои деньги. Мог выйти конфликт с мегакрутым Ж., который был не по возрасту забывчив. Я решил, что буду говорить с ним жёстко, чисто по-гаматовски, земля ему пухом, и плевать на то, что Ж. раз в пять сильней меня! Мой пулемёт против его сраного автомата ‒ кто первым спустит курок, тот и прав. Впрочем, я надеялся, что ребята успеют разнять нас, прежде чем прольется кровь.
Я выбрался из пустой хаты и заметил возле собачьей конуры картонную коробку, пнул её, и оттуда вывалилось несколько пар обуви. Я сразу же схватил бордовые казаки и, хотя кожа на них была твёрже дуба, влез в сапожки, потоптался и, визжа от восторга, принялся кружить вокруг будки с оборванной цепью. Ходьба в колодках немного остудила мою радость, но, поразмыслив, я решил всё-таки взять сапоги домой: размягчу кожу оружейным маслом, ну или мама что-нибудь придумает, она у меня на все руки мастер. В общем, я решил заявиться домой в казаках, «саламандры» свои выкинул и, морщась от боли, потопал к своим. Ребята уже загрузили машину, Ж. сел в кабину, завёл мотор, кивнул мне так, будто родней меня у него никого на всем белом свете не было, и мысль поговорить с ним о деньгах погасла так же, как и вспыхнула. Нет, не умею я отстаивать свои интересы, надо быть зверем, чтобы выжить в такое время.
Машина вскоре скрылась за поворотом. А мы вчетвером брели по дороге вдоль глубокого и широкого канала, который делил Мамисантубан на верхний с живописным холмом и утопающий в зелёнке нижний. Я шёл рядом с щеголеватым парнем по кличке Диджей, он недавно приехал из Москвы, и мне смерть как хотелось узнать его мнение о моих сапожках.
‒ Клёвые казаки, ‒ улыбнулся Диджей. ‒ Ты в них похож на Блондина из «Хороший, плохой, злой».
‒ Клинт Иствуд крутой, ‒ сказал я, польщённый таким сравнением.
Диджей прицелился из автомата в домик с верандой на живописном холме, надул румяные щёки и выдохнул:
‒ Бах, бах! Ну всё, расслабьтесь, парни, я убил всех врагов.
Ребята одобрительно покивали ему: дескать, надо же, какой молодец ‒ и, уставшие, молча продолжали путь. А мне пришла мысль, которой я тут же поделился с новичком в нашем блевотном деле.
‒ Эй, Диджей!
‒ Что?
‒ Смотрел фильм «Чапаев»?
‒ Лучше скажи, кто его не смотрел.
‒ Помнишь, он плыл по реке, а вокруг него сыпались пули?
‒ Ну?
‒ Гляди, ‒ я остановился и, направив дуло на лазурную прохладную воду канала, стал стрелять одиночными. ‒ Такие же фонтанчики, как возле Чапая! ‒ орал я. ‒ Правда, красиво?
‒ Офигенно! ‒ Дидджей от восторга чуть не выпрыгнул из своих модных пирамид с верблюдом на заднем кармане. ‒ Но твои фонтаны круче!
‒ Иди ты! Что, серьёзно?
‒ Ну конечно! У Чапая были чёрно-белые фонтанчики, а на твоих радуга играет!
Вдруг на нас обрушился шквал огня, пули свистели над головой, взрывали землю под ногами, косили ветки в саду за проволочной сеткой.
‒ Засада! ‒ крикнул я и, развернувшись, прикрыл собой Диджея. Но в следующий миг забыл о нём; пофиг, что с ним да и со всеми остальными тоже, главное, выбраться самому. Я нацепил очки и, улучшив зрение, палил сначала наугад, выигрывая время и пытаясь понять, откуда по нам жарят. Я нашёл огневую точку противника на холме и стал гасить её, расстреляв магазин в сорок пять патронов. В широких карманах моих слаксов оставалось ещё два таких же рожка и лимонка ‒ самое время воспользоваться ею. Я выдернул кольцо из гранаты, швырнул её вперёд, лёг на землю, дождался взрыва. Потом пристегнул полный магазин к своему РПК и приготовился бежать к своим, как вдруг увидел в высокой, выше человеческого роста, траве парня в камуфляже.
Он был очень большой и широкий, прямо как шкаф, или, может, воображение моё его таким нарисовало. Солдат хотел улизнуть, но, заметив меня, остановился, и круглое лицо его расплылось в улыбке. Не знаю, кто это был, может, до войны мы были знакомы, учились в одной школе или вместе занимались борьбой? Тогда не было преград для дружбы, мы просто обнимались при встрече и угощали друг друга пивом. Могли, конечно, подраться пьяные в хинкальной, но точно не по национальному признаку. И если в осетинский дом приходил грузин, то, чтоб не обидеть гостя, хозяева все начинали говорить по-грузински ‒ такие были правила, но сейчас они изменились.
Не знаю, что было у парня на уме, лучше бы он ушёл, и тогда мне не пришлось бы стрелять в него. Три года войны не прошли для меня даром, всё произошло слишком быстро: почти на автомате я дал по нему очередь, он упал в траву, и она, шурша, сомкнулась над ним, будто проглотила.
С холма опять стали жарить, я отбежал за сложенные в штабель бетонные плиты, которыми было выложено русло канала.Ребята отстреливались оттуда и кричали, что надо отступать, но было понятно, что всё самое страшное уже позади. Мы были в укрытии, живы-здоровы, можно было переждать здесь, пока перестрелка не закончится, и спокойно уйти. Ясно, что грузины устроили нам засаду: грузовик они пропустили, потому что в нём был только один человек, и, надо признать, не прогадали ‒ зачем мочить труса? Они ждали нас, обложив с обеих сторон, сверху и снизу, но я сбил их с толку, когда стал палить в канал в воображаемого Чапаева. Те, что сидели на холме, скорей всего решили, что пора, стали по нам стрелять, подставили своего, и я завалил его. Но почему он вышел из засады, улыбаясь врагу? Спутал, что ли, со своими или узнал меня и хотел спасти? И вдруг я вспомнил, кого убил: Хуича! Мы занимались вместе борьбой, оба ходили к одному тренеру. Он был толстый, стеснялся своей полноты, но всегда улыбался, был очень добрый, щедрый, всегда делился вкусняшками. Мы подружились с ним, и однажды я заступился за него перед каким-то бандюганом, который пытался выпотрошить его карманы. Ох как долго я дрался с этим отморозком, вся спортшкола смотрела, как мы бьёмся. Я чуть глаз не потерял в этой сумасшедшей битве, а после два месяца ходил с фингалом. После этого случая Хуича при встрече угощал меня вкусными чурчхелами. Однажды он пригласил меня в гости, родители его были на работе. Мы забрались на чердак, где сушились чурчхелы, туда же Хуича притащил бутыль сладкого вина, и мы с ним напились.
Время шло, мы росли, менялись. Из толстого, неуверенного в себе мальчика Хуича превратился в красавца великана с открытым добрым лицом. А когда его забирали в армию, он явился ко мне домой и просил прийти на проводы, сказал, что для него это будет большая честь. Отслужив, Хуича вернулся домой, и отец, директор ресторана, купил ему белые «Жигули». Сколько раз Хуича притормаживал возле меня, спрашивал куда подвезти, не нужно ли чего, и сегодня наверное, опять хотел выручить, но вместо спасибо я убил его.
Ж., голый по пояс, подвалил с автоматом, как Рэмбо, и спросил, что случилось. Я думал, что никто не заговорит с этим подонком, но нет, мы как сумасшедшие принялись рассказывать ему про то, как нас чуть не положили всех. Только Диджей молчал, румяное лицо парня было бледней тетрадного листка. Он впервые побывал в бою и сейчас переваривал его, наверное, испугался, с кем не бывает, зато получил боевое крещение, урок пойдёт ему на пользу, и в следующий раз чувак не будет прятаться за чужой спиной. Ж. похвалил меня и пообещал прислать мою долю завтра, я чуть не сплясал перед ним ‒ так обрадовался получить за свою работу хоть что-то. Я уже воображал себя в такси с кучей бабла в кармане. Мы мчимся, я сижу в почётном переднем кресле, и таксист спрашивает, где меня высадить во Владикавказе; возле коммерческого магазина, конечно, говорю я небрежно, хочу купить себе пирамиды с верблюдом на заднем кармане. После такого ответа пассажиры в тачке думают, что я такой же крутой, как Гамат, и смотрят на меня с восхищением. Казаки на мне блестят как новые, кожа на них после обработки оружейным маслом мягкая-мягкая.
Наговорившись всласть, мы решили валить домой. Возле машины мы разделились: я и Диджей решили идти пешком, остальные забрались в грузовик и укатили. Тут меня прорвало: сука, гондон, трус, отсиделся в машине, нет чтобы прийти на помощь, а если бы нас там всех перебили! Нет, ты слышал, Диджей, он обещал заслать мою долю, как будто у него были другие варианты! Не знаю, что с ним сделаю, если ещё раз кинет меня! Пусть даже не пробует, нашпигую ему харю свинцом!
‒ Таме, послушай, ‒ перебил меня Диджей.
‒ Что?
‒ Я тебя чуть не убил, до сих пор не могу прийти в себя! ‒ Диджей отёр со лба пот.
‒ Как это?
‒ Я был за тобой, когда началась пальба…
‒ Не переживай, ‒ я похлопал парня по плечу, ‒ в первый раз я тоже струсил, в штаны чуть не наложил, так что это нормально!
‒ Ты не понимаешь, Таме! Когда прикрыл меня, дуло моего автомата упиралось тебе в спину, я передёрнул затвор, нажал на спуск и, если бы не осечка, убил бы тебя!
‒ Ну ты же не нарочно?
‒ Нет, конечно, прости меня! ‒ Диджей хотел упасть на колени, но я схватил его и не дал запачкать джинсы.
‒ Да всё нормально! А дашь поносить свои пирамиды?
‒ Я тебе их подарю.
‒ Ты что, серьёзно?
‒ Какие тут шутки, ‒ он отстегнул магазин автомата, оттянул затвор, патрон выпал из ствола, я поднял его и увидел, что капсула на нём действительно пробита бойком. ‒ Теперь понимаешь, каково мне?
Я не стал говорить ему, что только что убил своего друга, он бы тогда, наверное, вообще умер от горя, а у меня даже слёз не нашлось, чтобы оплакать Хуичу.
Диджей стал снимать с себя джинсы, мы махнулись брюками прямо посредине улицы. Две женщины в чёрном прошли мимо, изумлённо оглядываясь на нас и перешёптываясь. Но мы как будто даже не заметили их и говорили-говорили-говорили…