168 Views
Счастливая жизнь Карлы началась в сорок пять лет. От неё ушел муж, и теперь она была ему за это благодарна. При муже у Карлы было много лишних килограммов и мало интересов. С уходом мужа всё изменилось. Карла сначала похудела бессознательно от пережитых страданий, а потом познакомилась на улице с Соней и дохудела под её профессиональным руководством уже сознательно и с радостью. Соня раздавала прохожим брошюры о здоровом образе жизни. В брошюрах оказались научные статьи, адреса клубов стройных и бодрых единомышленников и магазинов здорового питания. Карла была поражена — существовал параллельный мир людей разумных. Они правильно ели правильные продукты, правильно спали в правильных позах, постоянно оживлённо двигались, избегали дурных мыслей и чувств. Это была совершенная раса! Карла с радостью к ним примкнула.
Уже через полгода вес её стал идеальным. Все восхищались Карлой: помолодела! Похорошела! Куда смотрел этот муж?! … такое сокровище. Теперь Карла помогала Соне раздавать брошюры. Выступала с лекциями в клубе «Гармония» и в городской библиотеке. Похудев, она принялась за мышцы. И они с готовностью отозвались. Карла никогда не курила. Ей было легко набирать форму. Её фотография украсила фотовыставку клуба «Идеалы, к которым мы стремимся». Карла была в платье фасона «вторая кожа». Правда, пришлось надеть утягивающие трусики — рожавший животик всё равно висел, хоть и на крепких мышцах пресса. Невинный, впрочем, подлог. Мужчины пощипывали взглядами её ладную попку. Но вот лицо к сорока пяти годам успело съехать. Карла разминала его улыбками: мяла, тянула и собирала бантиками губы. Губ на бантики не хватало — только на кантики. На странице клуба Карла вела рубрику «Ура, женщины! Вы, наконец, свободны!» Рассказывала товаркам о своём счастье после развода.
Карла навёрстывала упущенное: посещала выставки, лекции психологов, концерты органной музыки, экскурсии, сауну, бассейн. Единственное исключение, Карла не втянулась в клубные пробежки по парку. Ей лучше шла одиночная ходьба. Карла разработала собственную программу — прогулки по городу в быстром темпе с постепенным увеличением дистанции. Чтобы не ходить однообразно, Карла привнесла в прогулки культурную изюминку. Разрабатывала маршрут. Например, три улицы с названием на букву А. Потом три улицы, названные в честь писателей. Три — в честь исторических личностей. Ноги её стали сильными и упругими — крылья — не ноги! Это в сорок-то пять лет, когда обыкновенная женщина разваливается в суставах и завязывается узлами в венах. Иногда её окликали: девушка! И Карла не спешила оборачиваться. Пусть лучше рассеянная девушка, чем разочарование.
Их город стоял на холмах, много было летящих спусков и тренирующих подъёмов, она обожала лестницы: как пальчики по клавишам прыгали её ноги по ступенькам. А потом — душ, зелёный чай, умная книга перед сном. Как хороша оказалась жизнь! А она её едва не прожила.
На вечерних прогулках по городу Карла играла в догонялки с прохожими. Легко, как пёрышко, обгоняла ровесниц, нагруженных сумками с продуктами, бредущих к семейным очагам с их убийственным питанием и негармоничными отношениями. Без усилий обгоняла ровесников-мужчин — сплошь курильщиков с одышкой и, наверняка, импотентов. У импотентов, заметила она, лица приветливые, добрые, это у самцов они злые, нахальные. Труднее давались молодые люди с широким шагом, но Карла не сдавалась — если не обгоняла, то и не отставала. Но всё чаще стала обгонять. В сорок пять лет! Двадцатилетних! Карла решила поговорить с Соней о подтяжке неисправимого лица. У Карлы в личном дневнике был составлен план: исправить лицо, очистить печень и отправиться на месяц в монастырь тишины в Непал.
В первую среду декабря Карла вышла на прогулку по трём музыкальным улицам: имени Малера, Чайковского и Фибиха. Под алую лёгкую курточку она надела беленький свитерок и сразу стала на десять лет моложе. Наступила зима, но снега на город ещё ни упало ни сахарной крошки. Витрины уже приготовились к Рождеству. Столько в них было навешено и разложено мишурного вредного счастья. Карла давно забыла об этих магазинах. Здоровое питание, биотрикотаж, натуральная косметика — этого в витринах не было. Вход в их разумный параллельный мир был доступен только избранным. У них был даже свой ресторан правильного питания. Там в крошечных чайниках из синей китайской глины подавали белый чай, овощи там резали керамическими ножами, а рыбу готовили на пару. Карла ужинала в ресторане правильного питания с подругами из клуба. Немного было пресновато: и еда, и подруги.
Вчера Карла написала на сайте: «Если от вас ушёл муж, это означает: он сошёл с дистанции развития, ему не хватило дыхания соревноваться с вами. Вы победили!»
Карла чудесно шла по улице имени композитора Малера — он когда-то жил в их городе. Родня его почётно лежала на местном еврейском кладбище, зараставшем травой быстрей, чем бродяга щетиной. Она обогнала болтающих каждую о своём подружек, влюблённых подростков — их на ходу склеивали и тормозили поцелуи, обогнала мамашу, воркующую с орущей коляской. Карла брезгливо миновала магазин с копчёностями — наглядная онкология: вот такое огромное мясо нарастёт внутри тех, кто его купит и съест. На тротуаре растопорщились в бестолковой беседе толстухи-старухи, Карла их обогнула, одарив улыбкой «пожелания счастья и здоровья». Семья с семенящим малышом – неудобное, растянутое за руки препятствие. Карла лавировала, улыбаясь туда-сюда. Женщина с копилкой собирает деньги для собачьего приюта. «Нет, центра надо избегать! Это не скорость», — решает Карла. И летит дальше, только курточка алеет.
Негативные эмоции вытеснила, задумавшись о Непальском монастыре. Там отбирают паспорта, деньги, мобильные телефоны, выдают матрасик из соломы, простую одежду. Там встают до рассвета, медитируют, потом умываются ледяной родниковой водой, пьют зелёный чай. Никто не разговаривает — в монастыре запрещены слова. Как лотос в чистой воде тишины раскрывается душа. Раскрываются глаза, начинают замечать оттенки облаков, промелькнувшую в зарослях обезьянку, нос вдруг чувствует в сегодняшнем ветре рыбный привкус завтрашнего дождя.
Карла, наконец, свернула на улицу Чайковского. Она не знала музыки этого композитора, но планировала с нею познакомиться. У себя в клубе они слушали звуки дождя, океана, ветра на острове Пасхи. Член их клуба инженер Мах сам сочинял компьютерную музыку. Он записал диск, Карла, как и все, купила. Но сам Мах ей не нравился. Уж слишком откровенно он рассказывал о своем организме: как и что тот делает, и не стеснялся выпускать воздух в присутствии дам. У них так многие делали, но Мах это делал с какой-то торжественной миной. На улице Чайковского Карла обогнала молодого человека с выпирающим рюкзаком за спиной. Да, он шёл с грузом, но ведь и у Карлы был груз. Самый тяжёлый груз на свете — груз её лет. С девушкой без рюкзака пришлось повозиться, но на подъёме и она сдала: сделала вид, что заинтересовалась белкой («промелькнувшей в зарослях обезьянкой…»). Карла обогнала запыхавшуюся девицу со спокойным, мерно и быстро стучащим сердцем. У молодёжи дурные привычки. Они курят, пьют пиво, игнорируют спорт.
Улица следующего композитора была на окраине — его почему-то сослали подальше. Карла шла в толпе пешеходов — разогнаться опять не получалось. Густо валили мимо машины. Карла уткнула нос в ворот белого свитера. Отметила магазин с ортопедическими подушками. Подушки были для сна на боку, спине и животе. И комбинированные. Карла задумалась: как она спит? Она спит одна в глубокой вмятине, продавленной ещё вместе с мужем. А в непальском монастыре тишины ей выдадут соломенный матрасик, она ляжет на каменное ложе. Спать на жёстком очень полезно. На вид эти подушки были жёсткими, как пеноблоки. Да, как она раньше не догадалась, что их супружескую постель, впитавшую его пот и сперму, надо выбросить.
На второстепенной площади укрывали на зиму не имеющий исторической ценности фонтан. Что-то Карла не помнит этот фонтан. Была ли она здесь когда-нибудь? Даже небольшой город велик, если ходить по нему пешком. У мужа Карлы была машина, они ездили вместе на машине. Сейчас Карла ни за что не сядет в машину и не вступит в общественный транспорт. Единственное исключение: до Непала она полетит самолётом.
На площади никого обогнать не удалось. Люди или стояли — разговаривали, или отходили к машинам на парковку. Дети кружились беспорядочно вокруг взрослых, хватая их за ноги, как за столпы мироздания. А молодёжь сидела верхом на скамейках. Карла свернула вправо. Всего-то переулок был перед ней. Соседям можно здороваться, не сходя с порогов своих домов. Дома, Карла отметила, были здесь старые, потёртые боками жильцов. Одна припозднившаяся домохозяйка встретилась Карле. Карла обогнала женщину и прямо в лицо ей улыбнулась. Та остановилась в смятении: кто это и зачем здесь улыбается?! Переулок впал в улочку. Чуть длиннее и шире, но такая же серость. Здания неинтересные, бедно украшенные гипсом, старая мертвенная побелка. Подворотни зевают как рты от скуки. Пивные направо, пивные налево. Пешеходы ровно не ходят, а как-то вяло перемещаются поперёк. Здесь может быть небезопасно. Карла прибавила ходу. Вот и улица последнего на сегодня композитора Фибиха. Ведёт в гору. Пока двухэтажные частные дома. Приземистые фонари, густо посаженные. Обгонять здесь некого, но подъём и без того нагрузка. Куры-гриль! — какая дикость в 21-то веке. Пустое кафе. Официантка смотрит в окно, из слабого света во тьму, никого не видя — отдыхает. Парикмахерская. Закрыто. Цветы. Заперто. Ароматические курения в витрине. Это Карла любит: сандал, жасмин, пачули.
Карла отвернулась от витрины и заметила неизвестно откуда взявшегося уверенного пешехода. Высокий мужчина в полупальто. Идёт, не спеша. Этого Карла обгонит с удовольствием. Она ускорила шаг. Мужчина шёл спокойно, размеренно: небольшая сутулость, ноги приятно кривоваты. От него не разило ни пивом, ни сигаретами, ни дешёвой туалетной водой. В зимнем вечернем воздухе запахи текут как по маслу. Он пах дорогой шерстью и чем-то горьким, вроде дыма. Карла шла быстро, но дистанция между ними не сокращалась. Он ничего не нёс. Руки держал в карманах. Так труднее идти. Карла двигалась на пределе. Мужчина слегка повернул голову. Карла заметила кусок бакенбарды. Голова его была непокрыта. Только тёмные, густые, литые, как у гипсовых львов, волосы. Почему же она не может обогнать? Кажется, он идёт так медленно, а её лёгкие ноги стали свинцовыми, сердце заколотилось. Он даже не вынул руки из карманов. Просто у него широкий ход: где он делает один шаг, она — три. Надо шагать шире. Расстояние между ними не уменьшается и не увеличивается. Стоит ли так преследовать мужчину? У него мужественная фигура. Интересно, какое лицо? Наверняка, наглый самец. Ветер свистит в ушах — так быстро Карла идёт, а ноги как кувалды, и сердце стучит как поезд, мало воздуха. Он удаляется. Он входит в подъезд белого дома. Карла его не догнала! Карла прошла по инерции ещё двести метров, а потом рухнула на скамейку под фонарём. Таких соперников ей ещё не попадалось. Как режет грудь! И как мало воздуха.
На слабых, дрожащих ногах Карла тихо дошла до дома, пару раз свернув не туда. Мысли и ноги её путались. Мужчина, которого она не смогла обогнать, одновременно и разозлил, и поразил её. Он уж точно не мог быть самым обыкновенным. На сайте клуба Карла написала: «Ведь вы же не станете покупать товар плохого и среднего качества, так почему же вы согласны быть вместе с посредственным партнёром? Столь взыскательные к куску сыра, мы зачастую слишком терпимы к ничтожному партнёру. Но ведь он, согласитесь, играет куда более важную роль в нашей судьбе, нежели обыкновенный сыр!» Карла выпила релаксирующий напиток, сделала расслабляющие упражнения, но напряжение её не покинуло. «Я должна была увидеть его лицо!» — ругала себя Карла.
На другой день она спросила своего тренера, что та думает о мышцах ног Карлы. Тренер была от мышц в восторге. Очень хвалила Карлу как жёстко дисциплинированную и много над собой работающую личность. Карла хотела ещё поработать над ногами. Тогда тренер посоветовала ей бег в воде. Карла попробовала, и счастливо рассмеялась. Однажды родители привезли Карлу-девочку к морю, и вот она бежит волне навстречу, а брызги взлетают выше её головы. Ноги путаются в волнах, волны вяжут ноги, и брызги уже не такие резвые. Мама что-то кричит, но ничего не слышно. Только смех её. И Карла смеялась. Бег в воде приятно её утомил. Она спала хорошо. Весь день вдвойне улыбалась коллегам, а вечером решила повторить прогулку по улицам трёх славных композиторов.
Снега всё ещё не было, приготавливая к нему город, суетился ветер: сметал летучий бумажный сор, причёсывал деревья на восточный пробор. На площади била лапами испуганная рождественская ёлка. Казалось, ещё миг, и она сорвётся с места, подхватит, как юбки, нижние ветки и убежит, теряя электрические кружева, в лес, откуда её, дикую, привезли. В палатках разливали пьяный горячий мёд. Там толпились мужчины, из их ртов отматывались куски тёплого дыхания, как сладкая липкая вата. Сладкую вату готовили и продавали возле — дети наблюдали, как сироп пушится и вырастает в пышные облачка. Карле удалось быстро миновать ярмарку по самому краю. В костёле играл орган, звуки его старухи, входя, выпускали наружу. Карла ходит в этот костёл слушать органные концерты. Играет уроженец их города: маленький, почти горбатый. После концерта он спускается к зрителям и проходит под их аплодисменты — волосатый паук, ноги и руки у него одинаковой длины. Ноги несли Карлу отлично. Она обгоняла сегодня всех, кого намечала глазом обогнать. На ходу обдумывала, что она сегодня напишет для освободившихся женщин: «Пространство судьбы, как и вообще пространство, не терпит пустоты. Если от вас Кто-то ушёл, Кто-то Иной вам уже предназначен вместо него». Карла свернула на улицу Фибиха. Запнулась и на миг встала: в нескольких метрах от неё шёл он — мужчина в чёрном полупальто. Карле стало страшно. Пустынная улица, густые жёлтые фонари. Он и она. Чёрное полупальто и алая куртка.
Карла двинулась несмело. Она уже не хотела во что бы то ни стало обогнать этого незнакомца. Он мерно и, казалось, медленно шёл. «Ничего страшного, — успокаивала себя Карла, — этот человек здесь живёт. Каждый день ходит по этой улице. Где ему ещё ходить, если он здесь живёт?» Карла опять почувствовала свист в ушах и тяжесть в ногах. Она, оказывается, шла изо всех сил, через силу. Свист в ушах нарастал, будто она летела. Мужчина опять чуть-чуть повернул голову. Карла вскрикнула — она подвернула ногу. Он удалялся, ушел от неё совсем и пропал в том белом доме. Карла пробовала ступить так и этак. Никак не получалось. Чтоб не расплакаться, Карла принялась медленно считать. Считая, она доковыляла до скамьи. Мимо неё проходили люди. Откуда они взялись на этой улице? Их никогда раньше не было. Карла позвонила Соне, чтоб та отвезла её домой.
— Что-то случилось? — пытала Соня по дороге. — Я чувствую, что-то случилось (так она говорила всем при встречах наедине), — всё взаимосвязано, ты ведь понимаешь. Твоя нога может быть следствием твоего неудачного поступка. Ты оступилась раньше, и не ногой, Карла, просто вспомни.
— Прогулка перед сном может считаться чем-то предосудительным? — обиделась Карла.
— Урину на ночь, и всё пройдет, — обнадежила её Соня. — В их клубе верили в целебную силу урины.
Врач, осмотрев ногу Карлы, обнаружил растяжение связок. Ей была назначена мазь и реабилитационные упражнения. Больную Карлу навестила мама — она ещё держалась и смотрела дамой. Как всегда, отметила, что Карла ещё похудела. Если верить маме, Карла уже стала нематериальной, и вес её упал ниже нуля.
— Я слышала от одной преданной нам знакомой: у твоего бывшего проблемы в новой семье. Не получается с сыном той женщины. Мальчик его просто ненавидит. Все идёт к концу.
— Мне бы хотелось, чтобы у них всё наладилось, — оборвала маму Карла.
— Ты не можешь говорить это всерьёз! — засмеялась мама. — Признайся, в глубине души…
Проводив маму, Карла задумалась: всерьёз или не всерьёз желает она абсолютно всем добра и счастья? Конечно, всерьёз! — она всем существом приняла написанное в Сониных брошюрах. Мир — это зеркало: ты улыбаешься ему, он улыбается тебе. Она сама это тысячу раз проверила. И что значит, глубина души? Душа не ведро, она имеет совершенную форму шара.
Карла написала на сайте: «Не надо даже «прощать» ушедшего от вас мужа. За что?! Ведь он не сделал ничего плохого. Наоборот, он освободил вас от уродливых, болезненных отношений с тем, чтобы вы нашли для себя нечто лучшее. Так посмотрите же вокруг! Кто-то новый вам уже предназначен». Карла подошла к окну. Город в бижутерии рождественских украшений. Будет ли снег? Ах, если бы снег! Она бы летала по улицам и ловила ртом снег, как птица мошек. На той улице, где фонари так густо стоят, снег должен идти особенным образом: снизу вверх, например — как фейерверк. Зачирикал телефон.
— Твоя мать сказала, ты сломала ногу, могу тебе чем-нибудь помочь? Ведь ты без машины, — пожалел Карлу бывший муж.
— Не сломала, а потянула, — уточнила Карла, — спасибо за заботу. Ничего не нужно.
— Я хотел тебя попросить, слышишь? Перестань писать всякие глупости на вашем дурацком сайте. Каролина с подругами читает каждый день, они так смеются. Какие-то анекдоты про мужа и сыр. Мне стыдно за тебя, хоть мы уже не родственники. Карла, я тебя прошу, перестань. Тебе плохо, я понимаю. Съезди куда-нибудь. Отвлекись.
— Я как раз собиралась в Непал, в монастырь тишины.
— Ты собралась в монастырь?! — вскрикнул муж.
— Не на всю жизнь, только на месяц, — успокоила Карла, — месяц полной тишины. Ни от кого — ни слова.
— Я бы на твоём месте лучше с кем-нибудь поговорил. С каким-нибудь специалистом. И не пиши больше, Карла. Ты пишешь глупости! Мне стыдно.
— Я не оставлю своё занятие из-за твоей недалёкой Каролины и её идиотичных подруг. Передавай им мои наилучшие пожелания, — вежливо перебила и попрощалась Карла.
Карла ходила на реабилитацию. Потом подключила тренажёр. Тренер просила слишком не налегать на повреждённую ногу, неосторожно обронила: «Всё-таки возраст, эластичность уже не та». Карла широко ей улыбнулась. Что эта девочка знает о возрасте? Она его имела? Соня привезла травяной чай с пользой для костей и связок и пакет неизвестной крупы, содержащей железо. Брат Сони продавал пищевые добавки и всё остальное — здоровое и полезное.
— У тебя кто-то есть? — строго спросила Соня. — Я чувствую, что что-то не так.
— Нет, — загадочно улыбнулась Карла. — Я хочу сделать подтяжку лица.
— Прими свой возраст. Полюби свои морщины. В них есть своя красота, в них — вся твоя индивидуальность, в них — вся ты! — Соня была против подтяжки.
Вот как! Карла на сайте написала: «Уважаемая Каролина — новая жена моего бывшего мужа, а также её подруги, спасибо вам за тот искренний интерес, с которым вы посещаете наш сайт и данный его раздел. Ваш интерес действительно не праздный: рано или поздно каждая женщина переживает такой опыт — расставание с человеком, которого она считала близким. Вы, по крайней мере, будете к этому событию готовы. Ваши комментарии можете оставлять в том нижнем окошечке. Проверка орфографии там же. Спасибо».
— Что ты написала на сайте?! — позвонила возмущённая Соня, — немедленно удали. Сайт нашего клуба — не место для сведения счетов между бывшими и новыми жёнами. Я чувствую, у тебя что-то случилось. У тебя кто-то есть, и что-то случилось. Собирайся, идём на концерт. Это тебе поможет настроиться на нужную волну.
Произведения забытых средневековых композиторов играли в костёле органист и флейтистка. Музыка шла как войско: оттесняла и опрокидывала всё злое, враждебное, освобождала души из плена суеты, корысти, зависти. Артиллерией грохотал орган. У Сони из-под век, сквозь дуршлаг ресниц ползли чистые крупные слёзы. Карла подумала: «А в Непальском монастыре — тишина. Плачут ли люди от тишины также как от музыки? Если тишина, как эта музыка, совершенна? Это надо проверить».
Вышли на поклон согнутый органист и ковыляющая на костылях флейтистка. Он — волосатый, как паук, она — юная, легко кудрявая.
— Бедные прекрасные души нашли друг друга! — вздохнула рядом Соня.
— …Огромный член, я точно знаю…откуда?…оттуда… у неё что-то с бедром, — разговаривали сзади голоса, почти неслышные за аплодисментами.
Соня провожала Карлу до дома.
— Летом поедем на биоферму, — обрадовала она, — будем сами доить коров, коз, ездить на лошадях. Всё настоящее, натуральное. Какое это будет счастье! Я уже резервировала места. Никто не отказался.
Карла благодарно улыбалась, помалкивая о своём монастыре.
— У тебя точно кто-то есть! — утвердилась в догадке Соня, — мой совет: раз ты в самом начале, закладывай отношения на правильном фундаменте. Это основа основ.
С подарками к Рождеству дальше тянуть было некуда. Маме Карла купила ортопедическую подушку. Соня получит ароматическую лампу и масло. Дочери Карла хотела купить коробку био-шоколада. Карла надеялась: дочь приедет на каникулы и остановится у неё, не у отца же. Переходя из полезного магазина в ещё более полезный магазин, Карла добралась до лавочки Сониного брата. Набрала чаёв с разными эффектами, улыбнулась брату и добавила коробочку «Разницы в возрасте». На ней было указано, что «Разница» создана для счастливых свиданий с младшими партнёрами за счёт увеличения выносливости. Брат деликатно отвёл от коробочки глаза. Конечно, он доложит сестре, что была Карла и купила «это». Соня завидует Карле — ясно. Карле было приятно в круглой, совершенной формы душе.
Карла написала на сайте: «У человека есть на теле специальные клетки, хоботки, ворсинки, щупальца — не важно, как мы их назовём, которые умеют извлекать из всего окружающего счастье. У кого-то они еле развиты, не действуют или действуют плохо. Мы можем разбудить, развить их, помочь им задышать и наполнить нас чистым счастьем. Разденьтесь. Проведите по телу руками. Чувствуете? Они зашевелились, они задышали…».
— Не знаю, как это расценить, — позвонила озадаченная Соня, — счастье — это правильно, к этому мы все стремимся. Но, Карла, причем же здесь хоботки?! Зачем так откровенно раздеваться и, извини, прилюдно себя удовлетворять? Может, ты изменишь текст?
Карла промолчала Соне в трубку. Она хотела счастья. Немедленно! И не важно, чем его извлечь: хоботком или щупальцем. Карла поглощала «Разницу в возрасте» и ждала своего счастливого свидания. На пятницу у неё была запланирована прогулка по улицам трёх композиторов. Карла нашла в Интернете произведения всех троих. Больше всего ей понравился танец феи Драже Чайковского. Там отчётливо звучали лёгкие феины ножки!
Вместо горячо ожидаемого снега на город наполз туман. Фонари стали клочками жалкого жёлтого пуха. Кисельные фигуры исчезали, едва показавшись, в кисельных реках улиц. Город обрезало по первый этаж, который не пропадал, благодаря освещённым витринам. Башни, крыши, балконы, кроны дубов проглотила ненасытная сырость. Карла летела в тумане, уклоняясь от выскакивающих из мглы пешеходов. Все её ворсинки-хоботки трепетали, высасывая из тумана счастье. Ёлка на площади стояла как сквозь слёзы — нечёткая, с размазанными огнями. Киоски и палатки были большей частью закрыты. Люди малой кучкой переговаривались, ждали мясо. Оно вертелось на вертеле, слабо освещённое углями. Туман и мясо бы съел, не будь оно такое жгучее. Карла едва не проскочила рукав боковой улочки — улочка была плотно забита туманом. Здесь не было витрин: одни дома и мусорные контейнеры, как пасущийся перед домом домашний скот. Карла с облегчение эту улицу миновала. Свернула на фонари поярче. Ноги не узнавали дорогу — слишком грубая была здесь мостовая. Карла заблудилась. Но, конечно, ненадолго. И чувство волнующее, приятное. Она заблудилась. У Карлы было настоящее приключение. Что за улица? — ни одной таблички. Ходят ли здесь троллейбусы? — не видно, туман. Остановка, конечно, где-то есть. Идти ли на улицу композитора Фибиха? Это зависит от того, где она находится сейчас. Куда она могла свернуть? Она у кого-нибудь спросит. Волосы влажные от тумана, ей становится холодно. Надо идти ещё быстрее. Согреваться. Она идёт вдоль забора. Откуда в их городе такая высокая каменная ограда? Что от чего она отделяет? Это парк? Фабрика? Кладбище? Не видно. Людей нет, машины припаркованы. Позвонить в любой подъезд, спросить, что за улица? Глупости! Она сейчас сориентируется. Жаль, не видно башни костёла. Туман её проглотил как кость, и не подавился. Кажется… нет, не кажется! — впереди кто-то идёт. Догнать и спросить. Или просто пойти следом за человеком. Человек всегда куда-нибудь выведет. Карла наддала. Человек обернулся. Из-за тумана она не разглядела его лица. Но это был мужчина в чёрном полупальто, тот самый. Ноги несли Карлу против её воли. Сердце в ней билось-колотилось. Туман забивал плотной горячей ватой рот. Туман лез дальше — в горло, в лёгкие. Вата, одна горячая вата… нечем дышать. Нечем позвать человека…
От смерти Карлы очень пострадала и состарилась её мать (она все не могла перестать видеть, как Карла лежит, разбросав руки, на ледяных камнях в тумане у кофейной фабрики — от этого смерть её Карлы стала вдвойне смертельной), отчасти дочь и, совсем неожиданно — брат Сони. Это в его лавчонке продавалась «Разница в возрасте».