335 Views
Что пули
Что пули туда летят, что слова –
Одно рикошетом вниз.
О купол небесный трещит голова,
Гудят в голове огни.
И ночью гудят, и весь день деньской,
Не первую тысячу лет.
Кому мы нужны со своей тоской
На этой большой земле?
Мячик
“Солнышко больше для них не светит,
Ветер не трогает их волос”.
Как говорить с тобою о смерти,
Если сбылось, что уже сбылось?
Станешь тревожно и тихо слушать,
Не разжимая дрожащих рук.
“Мама, а как же мои игрушки,
Кто их возьмёт, если я умру?”
Сколько ни быть нам с тобою вместе,
Этого мало – хоть целый век.
Солнышко жаркое, ясный месяц,
Мячик резиновый на траве.
Медовое
Звенит. Бывает – струны, чаще – пчёлы.
Желтеет мёд в моих закрытых веках.
Ты снишься редко.
Августом полынным
Горчат те сны.
Ты смотришь и танцуешь.
(А подойти не просишь).
Невозможно
Тебя коснуться.
(Разве только слухом).
Звенишь. Звенишь. На хрупких тех частотах,
Где хруст еловой ветки под ногами,
Но где ни петь, ни плакать –
Невозможно.
Где по ночам кричат совсем по-детски
Сычи и совы…
Если их услышишь,
То жди беды, всегда мне говорили.
Но я уже не жду, теперь я – помню:
Дрожь предчувствий
Липка, как мёд,
Замедленна, как воздух.
Дышать – увязнуть.
Что с тобою стало?
Тобою – стало:
Выжженный, пчелиный,
Звенящий, жёлтый август,
Сны немые
Мои.
(Коснуться?…)
Время медоносно.
И ты танцуешь.
Что со мной – не знаю.
И век жесток
И век жесток, и пройдена черта.
Мы, как всегда, не знаем ни черта.
И тянет холодком от серых стен…
Так сыро, что свече не разгореться.
Как среди этих страшных новостей
Не истончиться, вовсе не стереться?
(Вода сочится сквозь гнилой чердак.
Не трогай ничего, сойдёт и так).
И спросишь у воды, но нет ответа.
И волосы в лицо
От ветра.
Так жар невыносим, полдневный жар.
Всех не таких – сажать, сажать, сажать.
Не вырастет из семени росток
На почве высохшей, неблагодтной.
Как изловить попавший в кровоток
Ничтожный вирус, мизантропный атом?
У солнца спросишь – вовсе не услышишь.
И собственное сердце –
Тише.
Земля всё стерпит, бедная земля.
Простор бескрайний – минные поля.
И смерть растёт на них, на них цветёт
Порожним гулом, алым пустоцветом.
Какая там эпоха нам грядёт?
Ты спросишь у земли – но нет ответа.
У неба спросишь – тоже нет ответа.
И на зубах песок
От ветра.
Вера в людей
…И я начинаю снова верить в людей, когда
Хоть кто-то из них назовёт бедой то, что есть – беда,
А рядом сидящий кивнёт, вздохнув, и нахмурит лоб,
И оба они поднимут по рюмке, мрачнея, чтоб –
“Чтоб это скорее…” – как заговор – у кошечки не боли;.
Но в эту секунду где-то коснутся мёрзлой земли
Дрожащие руки. И будут бинты, нашатырь, наркоз.
Но всё это так не с нами и так далеко-далеко,
Что здесь всё становится просто и ясно, как белый день.
И я безнадёжно теряю, теряю веру в людей:
У кошечки заболи, а у нас не боли; – ничуть.
Делю с ними хлеб и вино, люблю, не люблю, молчу…
Услышь меня тот, кто слышит, без слов и за гранью слов,
И, может быть, смерть сегодня не соберёт улов.
“Чтоб это скорее… скорее” – скажи так каждый живой –
И в эту секунду кто-то любимый вернётся домой.
… Они опрокинут рюмки, обнявшись, – за то, чтобы всё –
Как будто заговорённая брага и вправду спасёт.
Беда есть беда. Им это ясно, как белый день.
И я начинаю снова слепо верить в людей.