250 Views
* * *
где-то на кромке меж льдом и водой –
жёлтой травой, сохранившейся с лета,
жизнь обитает, остаток от света,
след золотой,
запись в архиве, кассета внутри
щели межреберной – лёгким и лёгким
вздох унимая, погодам нелётным
лоб оботри.
жизнь облетит с этим снегом, с зимой,
сгинет, растает – и вот постепенно
к горлу подступит из тёмного плена
смерть, боже мой.
жизнь – это север: в ладонях согреть,
спрятать, укрыть от огня, от испуга,
от обнажённого, жёсткого юга.
юг – это смерть.
[гимн]
сидящие на полах –
каменных и – халатов –
знают, что их аллах
не глянцев, скорее матов.
ждущие на этажах –
двенадцатом и двадцатом –
знают, что их аллах –
нерасщеплённый атом.
тихие светляки
вместо глаз его синих.
он со своей руки
кормит слабых и сильных.
а когда вода
наливается твердью,
он с землёй навсегда
поменяется смертью.
ждущие налегке
рождества и распятья
говорят, что в реке
рыбы – речные братья.
их уловив сперва
и научившись миру,
собирают слова
и несут бригадиру.
закрывая глаза,
он пошепчет над каждым,
чтобы не взять тебя
ни болезням, ни жаждам,
аспиду на горах,
в море левиафану –
мир обратится в прах,
я из него – восстану.
капитан ничего,
отщепенец раскосый.
плыть по морям его
лодке сладкоголосой,
сотням солнечных стрел
в лоне его рождаться,
чтобы лотос умел
обойтись без гражданства.
а когда на восток
крохотная насмешка,
щекоча лепесток,
перейдет по наследству,
вот тогда поползём,
пластуны и питоны
в перерожденья звон,
в лунное шапито мы.
каждую из троих
обнимая из сини,
проскользну между них
я почти без усилий,
инверсионный след
дарящий слепому лету.
нет меня нет меня нет
меня нет меня нету
* * *
я не оставлю мёртвым ничего
когда они воскреснут для расплаты
(с. лейбград)
когда они воскресли для зарплаты
последней не полученной при жизни
для гастроном пивная на углу
для сука где была ща в рыло блядь
для что такое отходняк не знаю
я сроду не имел отходняков
для это все ж@@ы тут мутят воду
для правильно сказал мочить в сортире
для сам-то бью но за неё любого
для на уху надёргал и спасибо
для там у тестя редька и картофель
прям заебись да поселился крот
для ездил на урал имел одну
для тёмный император присягаю
тебе на верность patria et lumen
для два огня на третий в наступленье
для вовке ногу там оторвало
для возвращусь предателей к ногтЮ
кто вечного хотел ибёныть мира
кто пел кто шепелявил и сюсюкал
для ненавижу этот танец тверк
так вот когда они воскресли – то
нет никого кто это опроверг
все: ждал и верил и они воскресли
В город W.
j. k.
1.
встань человек
возьми свой одр
и ходи с ним
просто ходи
туда и сюда
по сцене
просто ходи
можешь не петь
не плакать
только будь
осторожней
на поворотах
2.
маленькая
очень камерная
сцена
одр большой
вернее река
одра
плавно поводит
плечами
как берегами
ценится камерность
неординарность
фронда
а на большую
сцену тебя
не взяли
может оно
и к лучшему
оказалось
ты звезда
фестивалей
живой перформанс
3.
ты глядишь
на одру
из кабинета
из мезонина
с крыши как
исподлобья
тушью пером
выводишь
свои завитушки
я любовался
твоею изящной
кистью
было давно
ночами
когда вспоминаю
одр свой беру
хожу из угла
в угол
тесной квартиры
в которой пахнет
пустыней
тело кочует
от струпа к струпу
как лазарь
тело кряхтит
пеняет богу
как иов
плыть бы одрой
на катерке
да войны
подставляют
иную
тантамареску
4.
мир-до-войны
скорей набери
мой номер
мир-до-тебя
приостанови
вращенье
одр свой возьми
ходи
пока не искупишь
то что
не искупить
ни сном и ни духом
слово мое
ходит
в китовом чреве
слово мое
крепко смердит
во гробе
но для тебя
нет невозможных
истин
но для тебя
нет невозможных
истин
* * *
кажется, всё – время:
холод, пролёт лестниц,
звуки сирен поздних.
чудится всё время:
в окнах – одно небо,
в небе – один воздух.
а остальной мусор –
слева ли он, справа –
пыль, шелуха роста,
и никакой мусор
не отнимал права
жить и дышать просто.
* * *
памяти всех
кто ушёл в январе –
в последние дни
перед сном
упорно сворачиваюсь в клубок
как не делал с самого детства
что попало внутрь
того не отдам в вашу смерть
нынче улов небогат
небольшая метель
не колючая а пушистая
ключ для её подзавода –
пусть не смолкает всю ночь
пусть одинокая малолитражка
куда-то несётся по ней –
раньше машины были добрей –
суля только встречу
не гибель
перелетая во тьме
как воробей
у христа за пазухой –
из рая в рай
* * *
по программе защиты
остался последний свидетель
так что это не маска
а просто осколок зимы
под неловкой охраной
ведут вдоль воды прогуляться
то окурок
то мертвый моллюск под ногой
и морской
переменчивый рокот
ослаб и уже не пугает
многослойный закат над заливом
как сердце над злом
растерялся не зная
уместен ли свет и багрянец
и все эти эффекты
когда там ворчит и грохочет
и рыгает и чавкает сиплый желудочный сок –
толстомордый детина
с набрякшим и сизым затылком
* * *
справа от входа
в маленьком закутке
очень красиво
дико сентиментально
так что уже не знаешь что и сказать
эти причем все ждут: оператор бьёт
левым копытом газель со своей газетой
дева с веслом и дурень с писаной торбой
все как один завязанные узлом
полувоенным и поперёд-батьки-в-пекле
ну и понятно ходишь туда-сюда
галстук на том боку на котором нужно
две пентаграммы из галуна в петлицах
и остальное всё для отвода глаз
вроде отвёл глаза
заодно и душу
а на банкете после банкета дома
только и думаешь
как же оно красиво
сентиментально да но красиво блять
* * *
карманный спаситель
спускается в ад
через прореху
он обещал отцу
а спасители выполняют
свои обещанья
в аду полно насекомых
часть из них – люди
замзы с похмелья
проспятся будут жалеть
у вергилия
не взяли автограф
а на него самого
как и при первом пришествии
ноль вниманья
в аду неплохо
недавно пустили
трамвай из второго.в пятый
обещали и первый-шестой
но это ждать
еще одну вечность
за это время продышат
весь воздух
из кондиционеров
и на закупку нового
а также оплату работ
уйдут трамвайные деньги
* * *
ты остров, брат – и я такой же остров.
ты среди вод живительных и пёстрых
лежишь, богатый нефтью и металлом,
в проливе меж тайванем и китаем,
а я вдали лежу, необитаем.
вокруг тебя геологи роятся,
серьёзные владельцы корпораций
охраною твои пятнают пляжи,
и даже, может быть, с тобою ляжет
кинозвезда NN за много денег.
на мне живёт одна блоха-эндемик.
и свет, который раз в тысячелетье,
в ночь со второго февраля на третье,
меня осветит из дали небесной –
прекрасный, непонятный, бесполезный –
глашатай неизвестный, малый атом,
она увидит, и неслышным матом
поведает о нём своим блошатам.
[блюз]
бог-отец был мужчина, и он всё сломал
бог-отец был мужчина, и он всё сломал
постоянно небо не голубое
все болты и гайки с кривой резьбою
бог-отец был мужчина, и он всё сломал
бог-сын был мальчик, и тусил как лох
он на всех залупался, а всем было пох
он торгующих гонял из храма
он якшался с нищебродами, плакала мама
бог-сын был мальчик и тусил как лох
святой дух был голубь и всё засрал
святой дух был голубь и всё засрал
он подкинул нам идею всеобщего мира
как большого сортира под охраной конвоира
святой дух был голубь и всё засрал
только мы никто, и нам хорошо
без вкуса цвета и запаха, и нам хорошо
мы лежим в постелях, не имея пола
наша речь как бродский лишена глагола
только мы никто, и нам хорошо
Геннадий Каневский
Геннадий Каневский (р. 1965) — московский поэт и эссеист. Окончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. Автор восьми поэтических книг, выходивших в издательствах Санкт-Петербурга, Москвы и Нью-Йорка, и книги избранных стихотворений «Сеанс». Публикуется во многих российских и зарубежных изданиях. Лауреат премии «Московский наблюдатель» за заметки о литературной жизни (2013), премии журнала «Октябрь» (2015), спецпремий «Московский счет» за книгу «Сеанс» (2016) и за книгу «Всем бортам» (2019).