324 Views
На чем стоим
Ежели враг не сдается, то от него убегают —
Далёко, до края земли, до небесного Ерусалима,
Где несть ни болезни, ни воздыхания, ну то есть там не вздыхают,
Поскольку нет ни малейшей причины помимо сладкого дыма
От дыма на алтаре отечества уж как бы он ни был сладок
Глаза слезятся и в горле кашель — такая природа у дыма.
Кому кадят на сем алтаре — загадкою из загадок
Оставь, не спрашивай, главное — волны и воды проходят по-над и мимо.
Запомни только, что есть лекарство от этой долгой печали,
Что ты не обязан в варшавское гетто,
Что ты не обязан в черное лето,
В Нуменор под цунами…
Неужто земля всегда так шаталась, а мы и не замечали —
И заметили только, когда она зашаталась прямо под нами?
Шаткое стало небо кругом. И лестницы рушатся, брате.
Палубы шаткой не ожидал солдат на недолгом постое.
Но мы устоим на чем-то другом.
Например, на Фоме Аквинате.
Пять доказательств есть у него. А мы с тобою — шестое.
Оммаж Гумилеву
Божья осень, Божье лето,
Божьи воды в решето:
Вот опять кого-то где-то
Убивают ни за что.
Говорят, что станет легче,
Всем сестра́м да по свечам —
Ты убей его покрепче,
Чтоб не снился по ночам.
«С переломанною грудью
И с пробитой головой
Он сказал им: люди, люди,
Что вы сделали со мной?»
Каждый был зачат во чуде,
Каждый пробовал любить —
Почему же, луди люди,
Мы не можем прекратить?
Мы же с самого начала
Просто люди для житья…
А родная отвечала:
«Это воля не твоя.
Нас по-всякому разлучат,
Все уйдём в тот сумрак-лес…
Ты убей его получше,
Чтоб уж точно не воскрес».
Кто же, кто же крикнет снова,
Весть пошлет во все концы —
«Не творите дела злого –
Мстят жестоко мертвецы».
Этой тайны сокровенной
Я взыскую всей душой:
Если раны — то мгновенной,
Если смерти — небольшой.
“Луди люди”. Луд (бг) — безумный, сумасшедший
В будущем году в Иерусалиме
Волга впадает в Каспийское море
(Или примерно).
Тверская впадает в Красную площадь
(Или примерно).
Красная площадь впадает в Курский вокзал
(Беспеременно).
Курский вокзал впадает в аэропорт
(Или примерно,
Ну, с пересадкой) — но все же впадает
И непременно
Аэропорт впадает в великий Константинополь (или примерно,
Потому что он всё же впадает в Стамбул. Закономерно).
Великий Стамбул впадает во все направления мира (или примерно,
Вернее, все направления мира впадают в него. Ну, наверно).
Куда ты отчалишь из этой вселенской прагавани, о морестранник,
Куда ты спасёшься из этой вселенской воронки, о добровольный изгнанник?
Попробуй держаться звезды путеводной
К Ерусалиму (или примерно),
Звезды, обращенной к Ерусалиму, той чистой, древней и верной,
Ясной звезды нашей первой любви и нашей последней надежды,
Что в некоем чистом однажды году все будет как прежде,
Хотя не бывало так прежде — что в некоем новом году сотворится всё новое снова,
И Ерусалим нас в себе соберёт под нерухнувшим кровом,
Как реки, стечемся чрез дюжину дивных ворот, халкидоновых, курских, жемчужных вокзалов
И все до единого будем чисты не как прежде, а как никогда не бывало.
О внутренней Монголии
Жил один человек незаметный,
То ли жил, то ли всё выжидал.
У него был какой-то дискретный
Чемоданчик, базарчик, вокзал.
У него был какой-то тревожный
Чемоданчик внутри головы,
Он в него собирал осторожно
Черепки от разбитой Москвы,
Драгоценные фантики детства,
Остановку среди ничего —
Упаси от дурного соседства
И его, милый Бог, и его.
Это тоже мозаика рая,
Вариант не остаться в долгу —
Я его понимал, понимаю,
Хоть понять никогда не смогу.
Взял любимую книгу и бритву,
Взял монетку закинуть в прибой,
Повторяя другую молитву
Про «возьмите Алису с собой» —
«За пределами жизни и мира,
В пропастях ледяного эфира,
Над засыпанной снегом судьбой» —
Нет, пожалуйста, братцы, отбой.
Коль повсюду натянуты нити,
В колыбели для кошки уснуть…
Отпустите меня, отпустите
И помилуйте тоже чуть-чуть.
Незабудка
Рожден в дороге и рожден
Следить в пути звезду,
Но в Иностранный легион
Вовек я не пойду —
Туда уходят «чтоб забыть»,
А я башка с дырой,
Я ухожу чтоб дальше жить
И сам себе герой.
Какие краски, Бог Ты мой,
Какая благодать —
За то, чтоб просто быть собой,
Себя себе отдать.
Но странный цветик всё поёт
По кромке мертвых сёл —
Forget-me-not, forget me not,
Forget me not at all.
…
Цветочек голубой
О маленькой судьбе —
(Себя, себе, собой,
С тобою, о тебе).
Не маки
Швецов, Жнецов, На-Дуде-Игрецов
Явились в военкомат.
Швецов, Жнецов, На-Дуде-Игрецов —
Был каждый не слишком рад.
Швецов сказал: я хотел бы шить,
Не броники, вашу мать.
Жнецов сказал — я хотел пожить,
А вовсе не мрачно жать.
А Игрецов сказал: на дуде
Играл и буду всегда,
Но раз уж жизнь пошла по звезде,
Сыграю wenn die Solda…
Wenn die Soldatten в город войдут
Под времени белый шум,
Все девушки ставни вмиг распахнут —
Ei warum?
Ei darum! Darum!
Одна в них запустит тухлым яйцом —
А зачем? А затем! А вот!
Другая — просроченным холодцом,
А третья — чем Бог пошлёт.
Бери дуду, собирайся, брат,
Коль скоро Бог не упас —
Все девушки в мире любят солдат,
А значит, полюбят нас
Жнецов, Швецов, На-Дуде-Игрецов
Не могут ни шить, ни жать,
Дуда дудит про конец концов,
От коего не сбежать,
На них прорастают грибы судьбы,
Не маки ж им посадить —
Ведь можно же было. Можно же бы…
-ло попросту не ходить.
И третья тема зудит-поёт
Поверх предыдущих тем
Про старый-новый бесславный поход —
А зачем?
А затем! Затем.
Гюле-гюле
Гюле-гюле — турецкая формула прощания «пока-пока», означающая примерно «приходи с улыбкой, уходи с улыбкой»
Лишь необходимое бери,
Я с начала знаю то, что знаю:
Если жгут село не изнутри,
Первой загорится хата с краю.
Что необходимо? Рассуди:
«Слава, и любовь, и хлеб с довеском».
Приходи с улыбкой, уходи
Тоже с нею.
Лесом, полем, перелеском.
Как же так случилось в наши дни…
В наши дни… А что за наши дни?
Дни, которые пока что наши.
Сохрани мне, милый, сохрани.
Сохрани мне своего себя же.
Версы о всяческой контре
Контртенор — это в сущности тенор, но только совсем уже крайний зашквар.
Контратака — это когда они вас побили, а теперь вы хотите их тоже побить.
Контрабас — это очень басистый бас в деверянной скрипке размером с вас.
Контрнаступление — это когда вас прогнали, но вы упорно прёте назад.
Контрадикция — это когда ты ляпнул глупость, но твердо намерен на ней устоять.
Контрактник — это если кто подписался делать какие-то антидела.
Контрамот — это когда ты движешься, делаясь дальше и дальше от цели.
Контрацепция — это когда ты не хочешь, чтобы вцепились в тебя изнутри.
Контрреволюция — это такая же революция, только беспомощней и ненадолго.
(Спросите месье Шатобриана, если вам хочется знать подробности).
Контроль — это если тебя звали Олей, но ты не намерен это дальше терпеть.
Контрабанда — это обратная банда, они нам привозят то, что нельзя.
Надо же принимать хоть какие-то контрмеры
В условиях нынешней контрдемократии.
И о литературе
Литература ничему не учит.
Она и не должна.
Литература ничего не лечит.
Она и не должна.
Литература — просто частный случай
Отправки чьей-то малой жизни в вечность,
Где всем с поправками на скоротечность
Назначена цена —
И слёзы, кровь души, — не просто слёзы,
Когда их кто-то видел и отёр,
И через горы горя, горе гор
Протянутая теплая рука
Упавшего в дискрет маркиза Поза
Горе́ через проливы и века —
И проза, бесполезная как роза,
Живая как река,
Цветёт еще, течёт еще, пока
Мы ищем в тёмных звуках утешения
И смыслов Автора в своём движении.
Музы во время оно
Клио, несчастная муза истории,
Снова расплакалась.
Сестра ее Мельпомена в траттории
Снова наклюкалась.
У музы Эвтерпы очередной
Кризис жизни и личности.
Опять никому не нужно, ойёй,
Никакой еённой наличности.
Муза Эрато тихо сидит
Над очередными могилами.
Вон тот был пиит, и этот — пиит,
Оба были чьими-то милыми.
Талия очень старается,
Практически выгорает.
Сказала б, что ей умирается,
Да бессмертная.
Не умирает.
Бессмертные даже когда поломаются —
Не умеют, не умирают.
Каллиопа на грани срыва,
Говорит, ох, тревожно чего-то.
Я только жду перерыва —
И столько мне будет работы.
Терпсихоре и Полигимнии
Попросту очень обидно.
К ним такие приходят противные,
Что им помогать-то стыдно.
И только одна Урания
Спокойна как статуя:
Подумаешь, очередная
Комета в небе сто пятая.
Звезды свой ход не меняют, мон шер,
Вернее, по расписанию.
Кто ещё любит музыку сфер —
Спросите, как вечно, Уранию.
Мельпомена, едва проспавшись, кричит:
— Кто еще будет анисовую?
…А матерь их Мнемосина молчит,
Привычно записывает.
Всё записывает.